Дмитрий Шидловский - Самозванцы
– Там же немцы!
– А мне один черт, что немцы, что русские. Я хочу, чтобы Польша свободной была. Через фронт перемахну, уж не сомневайся. И не ходи за мной со своим Марксом. Я против вас до последней капли крови сражаться буду.
– И не пойду. Иди своей дорогой. Связался я с тобой на свою голову. Прощай.
Локтаев развернулся и зашагал назад в деревню.
– Прощай! – крикнул ему вслед Янек. – Когда свои же тебя на расстрел поведут, еще вспомнишь мои слова.
Несколько минут Янек шел по дороге, перебирая в голове весь разговор с Локтаевым. Ему было очень обидно, что буквально через несколько часов, после того как Василий спас его, они рассорились по пустяковому поводу. «И как объяснить человеку, что он неправ? – раздраженно думал Янек. – Ведь я точно знаю, что будет. Я точно описал ему все предстоящие события до восемьдесят второго года. Даже сказал, что видел будущее. Но все рассказанное не укладывается у человека в голове, и он мне не верит. Чуть сумасшедшим не объявил. А уж как обижается, когда я его Маркса критикую. Правильно говорил дядя Игорь, нет смысла раскрывать людям знания, пока они не готовы к их восприятию. Или просто не заметят, или извратят. Вот бы было здорово: вышел, рассказал – и все образумились. Так ведь нет, каждый слышит только то, что хочет услышать. А в итоге все идут к гибели. Убеждать бесполезно. Надо вмешаться в события. Сделать так, чтобы история изменилась резко и бесповоротно. Но как?»
Лес вокруг дороги расступился, и Янек вышел на поляну. На правой обочине стояла телега без одного колеса, около которой возились двое: крестьянин и еще какой‑то черноволосый низкорослый усатый мужчина лет тридцати пяти – сорока, в широких штанах, сапогах, пиджаке и картузе. Ссыльнопоселенец, решил Янек. Завидев Янека, крестьянин окликнул его:
– Эй, парень, подсоби! Колесо, вишь, отвалилось.
Янек подошел и отложил в сторону ружье.
– Поднимите‑ка, ребята, телегу, – попросил крестьянин, – а я колесо прилажу.
– Становись сюда! – властным голосом с заметным кавказским акцентом приказал ссыльнопоселенец.
Только теперь Янек заметил, что ссыльнопоселенец здорово смахивает на грузина. Парень раздраженно посмотрел на него. Маленький, рябой, со следами оспы на лице. Но было в этом человеке нечто, что подавляло, заставляло подчиняться его воле. Не в силах совладать с внезапно охватившей его робостью, Янек покорно подошел к телеге и навалился на нее всем весом. Грузин тоже подналег, и крестьянин ловко приладил слетевшее колесо к оси.
– Ну, вот и сладили, – довольно сообщил он, – Ты куда путь держишь, парень?
– В полицию, отметиться, – ответил Янек.
На всякий случай он быстро отошел на два шага в сторону и прихватил двустволку.
– С ружьем‑то в полицию? – удивился крестьянин.
– А что? На обратном пути, глядишь, дичи какой подстрелю.
– И то верно. – Крестьянин достал кисет и принялся скручивать самокрутку. Ему явно хотелось поговорить. – То‑то, я смотрю, ты из ссыльных. А я вот тоже ссыльного возил. На комиссию. Да не годен он к службе. Рука, вишь, сухая. Тебя‑то в армию не берут? Молод еще?
– Молод, – отмахнулся Янек.
Теперь грузин целиком захватил его внимание. Что‑то напомнили ему слова крестьянина о высохшей руке. Присмотревшись, Янек заметил, что ссыльнопоселенец действительно держит левую руку как‑то неестественно согнутой.
– То‑то, молод, – осуждающе проговорил крестьянин. – Супротив царя озоровать‑то не молод. Тебя за что сослали?
– За агитацию, за свободу Польши, – ответил Янек и повернулся к грузину: – Поляк я. Послушай, тебя как звать?
– Иосиф, – ответил ссыльный, мрачно глядя на Янека.
– Грузин?
– Да.
– Не из большевиков ли?
– А тебе зачем?
– Да так, интересно. Я Дзержинского встречал.
– Не знаю такого, – отрицательно покачал головой ссыльный.
– Да большаки они, – вновь вступил в разговор крестьянин. – Они на моем дворе с Яковом живут. Так только и слышно: большаки, меньшаки, РСДРП, тьфу, будь она неладна.
– Слушай, ты не Сталин? – решился наконец спросить Янек.
Грузин, прищурясь, устремил на Янека такой тяжелый взгляд, что у парня мурашки побежали по коже.
– Да не, обознался ты, парень, – снова подал голос крестьянин. – Точно не Сталин. На «Д» евонная фамилия. Дугашили, кажись.
– Джугашвили? – предположил Янек.
– Точно.
Тяжелый взгляд грузина буквально придавил Янека. Ссыльный был явно недоволен, что его инкогнито раскрыто. С трудом скинув с себя оцепенение, Янек Снял с плеча ружье и с показной веселостью обратился к ссыльному:
– А я‑то думаю, чего я сегодня патроны на медведя в стволы зарядил. Видать, для тебя, Иосиф Виссарионович, убийца ты чертов.
Вскинув оружие, он дважды почти в упор выстрелил в грузина.
– Ты что?!
Ошарашенный крестьянин метнулся к Янеку, но тут же получил мощный удар прикладом в живот. Развернувшись, Янек со всех ног бросился в лес.
Янек бежал долго, не разбирая дороги, не обра‑Чая внимания на хлеставшие его по лицу и рукам ветки. Наконец он споткнулся и упал ничком. Подниматься сил не было. Его била мелкая дрожь. Всего несколько минут назад он убил человека! И какого человека! Тирана, который должен был уничтожить миллионы, поработить его любимую Польшу. Теперь мир спасен от этого чудовища. Можно сказать, что миссия, ради которой Янек пришел в этот мир, исполнена. Неожиданно быстро, одним, а вернее, двумя выстрелами. Но все же Янек не мог отделаться от ужаса, охватившего его после убийства. Все мысли о том, что он сделал благое для человечества дело, разбивались о воспоминание о тяжелом взгляде Сталина и о том, какой страх появился в его глазах за мгновение до смерти. Оказывается, это тоже был человек, и он способен был испытывать все те же эмоции, что и остальные люди. Да и тот ли это был человек, которому предстояло уничтожить миллионы?
– Тот самый, не сомневайся, – прозвучал знакомый голос прямо над ухом.
Янек резко перевернулся и сел. Рядом с ним, прислонившись спиной к дереву, сидел Басов. Янек даже не сразу узнал «дядю Войтека» из‑за странного наряда и окладистой бороды, обрамлявшей его лицо. На фехтовальщике были русский кафтан и островерхая шапка допетровской эпохи, широкие штаны и сапоги, а на коленях у него лежала кривая сабля в богато инкрустированных ножнах. И только неизменное печально‑ироничное выражение глаз позволило Янеку сразу узнать во внезапно оказавшемся рядом человеке Басова.
– Дядя Игорь, как вы здесь оказались?! – воскликнул Янек.
– Вы тут, ребята, стрельбу на всю Россию затеяли, – лукаво усмехнулся Басов. – Как же не посмотреть?
– Но как вы здесь оказались? Вы же, кажется, в Париже были.
– Как видишь, одет по последней парижской моде. Знаешь, приятель, я уже вырос из того возраста, когда кажется, что смысл жизни – это деньги и бабы. У меня другие заботы. Сейчас вот пришел с тобой пообщаться.
– Но как?
– Это уж мои дела. У тебя, кажется, были вопросы. Спрашивай.
– Это был Сталин? – чуть помедлив, спросил Янек.
– Да.
– Я его убил?
– Да.
– И что теперь будет?
– Что ты имеешь в виду?
– Я хотел узнать, изменится ли из‑за этого история.
– Конечно, изменится.
– А как?
– Много хочешь знать.
– Но вы же обещали ответить на все мои вопросы.
– Я обещал их выслушать. Ответов я не гарантировал.
– Но вы ведь знаете, что будет.
– В общих чертах, – И что же?
– А ты уйдешь отсюда?
– Что вы имеете в виду? – опешил Янек.
Басов внимательно посмотрел на Янека:
– Знаешь, наверное, мир не случайно устроен так, что люди не знают предстоящие события. Если я расскажу тебе, то ты станешь человеком, который нарушит законы мироздания одним фактом того, что узнает будущее.
– Но ведь мы попали сюда, уже зная, что будет.
– И сразу принялись убивать. Другого способа изменить историю не нашлось. Положим, Крапивин пристрелил Распутина. Через полгода при дворе появился блаженный Федор, и все пошло своим чередом. Но Сталин не Распутин, ты одну из ключевых фигур двадцатого века убрал. Это уже более серьезные изменения.
– Какие?
– Я же сказал, что не скажу, если ты не уйдешь отсюда.
– Что значит уйду?
– Если ты немедленно покинешь этот мир и пройдешь по коридору, который закроет тебе доступ в текущее время этого мира.
– Но сами вы сможете сюда возвращаться?
– Да.
– Почему?
– Потому что я не пытаюсь его изменить.
– Я вас не понимаю.
– Пока подумай над тем, почему так устроено. Как только найдешь ответ, сразу поймешь, почему с тобой происходит то, что происходит. Можешь считать это домашним заданием.
