Геннадий Ищенко - Коррекция
— Так чем все закончилось с этим флотом? — спросила Лида за ужином. — То, что корабли во Владивостоке, я знаю, меня интересуют моряки.
— Один корабль адмирал отпустил, — сказал Алексей. — На нем уплыли три сотни сторонников мужской любви. Вряд ли их кто-то примет с распростертыми объятиями, но любовь – это святое! Да, ядерное оружие с него сняли. Слушай, не мешай ужинать, а то я из-за этой рыбы на обеде нормально не поел. Терпеть не могу рыбу, а меня еще уговаривали заняться ее разведением. А речная, по-моему, еще хуже морской: одни кости.
— Так мы не разводим карпов только из-за того что ты их не любишь? — удивилась Лида. — У тебя совесть есть?
— Тебе лучше знать: сто лет живем вместе. А не разводим потому что слишком много канители. В открытых прудах рыба дешева и заниматься ею легко. Под землей это сложнее. С курятиной мороки меньше, да и вообще…
— Ладно, кушай, потом поговорим. Не знаешь, что сегодня в выпуске новостей?
— Сейчас закончу с ужином, я тебе все новости расскажу не хуже телевизора. Да и нет сегодня ничего особенного, разве что на границе с Польшей появились первые американцы.
Через десять минут он, уже умывшись, подошел к жене, которая взяла его коммуникатор и забралась с ним на диван.
— Раз у тебя нет новостей, давай я покажу тебе одну запись, — предложила она Алексею. — Мне ее на твой комм сбросила одна знакомая.
— Не надо никому давать мои каналы связи, — недовольно сказал муж. — Могла бы записать на мобильную память. Ладно, показывай, что у тебя такое интересное.
— Мы с тобой, — пояснила Лида. — Узнаешь?
— Ты в роли мамаши, — прокомментировал запись Алексей. — А это волки. Как я забыл о регистраторах! И давно это смотрят?
— Уже пару месяцев, если не больше. И мне никто не говорил, сама случайно увидела. Я еще думала, чего это на меня все таращатся, теперь ясно. Как же – обезьянья Мадонна!
— Мне, между прочим, тоже никто даже словом не обмолвился. А ведь наверняка смотрели. Я еще кое с кем разберусь. Плохо, но раз это пошло по рукам, нужно использовать для дела. Дам команду кому нужно, чтобы ненавязчиво распространили эти записи среди иммигрантов и довели до их сведения, что животные настолько страшные, что к ним даже обслуживающий персонал боится подходить.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. Помнишь, что о нас писали в западной печати? А ведь они одну ее и читали. Что-то в голове наверняка отложилось. Как ты думаешь, много у них будет уважения к стране, в руководстве которой такая одиозная личность, как я? Они ведь к нам сюда прибежали не от большой любви, а из-за страха смерти. Благодарны, конечно, но благодарность имеет обыкновение проходить. Уважение мы у них заработаем, а нам надо чтобы не только уважали, но и любили. Не нас с тобой, а наш народ, нашу страну. Только тогда они станут своими. А пока пусть смотрят. Наши-то ни в какую божественность не поверят…
— Ты уверен? — спросила Лида. — Подержи комм, я сейчас приду.
Она ушла на кухню и через пару минут вернулась с ножом в руке.
— Вроде чистый… — с небольшим сомнением в голосе сказала она. — Смотри!
Зажмурившись, она провела ножом по ладони. Порез сразу же окрасился кровью.
— С ума сошла! — Алексей отбросил комм, схватил у нее нож, порезав при этом палец. — Черт! Пойдем смоем кровь и продезинфицируем!
— Не суетись, — сказала Лида. — Тоже порезался? Так даже лучше. Смотри, вытираю все платком. Вуаля! Теперь давай свой палец. Как тебе?
— Давно узнала? — спросил он, с удивлением рассматривая палец, на котором не было и следа пореза.
На ладони жены виднелась тоненькая ниточка шрама, которая исчезала прямо на глазах.
— Вчера порезалась и обалдела. Хороший факт в копилку нашей божественной природы? Что молчишь?
— Вспоминаю, когда я порезался прошлый раз.
— Ну и когда же? Мне что-то не вспоминается. Было, наверное, но давно.
— Я с готовкой почти не вожусь, поэтому вроде не резался, а вот руку хорошо ободрал года три назад. Только когда все затянулось, я не знаю. Наложили повязку, и через час я об этой ране забыл. А сняли только через пару дней. Врач еще удивился отсутствию шрама, но я тогда этому не придал значения.
— Но ведь не на глазах же затянулось? Вот я и говорю, что мы изменились. Может обследоваться?
— Я все сделаю сам, — пообещал Алексей. — У меня есть лаборатория, где проведут анализы и ничего никому не скажут. Может быть, и накапаем что-то полезное для других, но мне что-то сомнительно. Прошлый раз ничего не нашли, не найдут и в этот.
Глава 28
Когда их остановили люди в полушубках и меховых шапках с козырьками, Мартин решил, что это конец. Сейчас их пристрелят из висящих за плечами автоматов, а жену… Оказалось, что это просто польские пограничники, которые не пропускали никакой транспорт.
— Выметайтесь! — грубо по-английски сказал один из них. — Здесь недалеко, дойдете и без колес. Русские обойдутся и без вашей тачки, а за проход нужно платить!
К ехавшей за ними машине тоже подошли и забрали, правда, без хамства: в ней сидели белые. На машинах приезжали меньше половины, остальные шли пешком. Смотря на них из окна автомобиля, Мартин приходил в ужас от одной только мысли, что и им тоже пришлось бы идти своим ходом через Бельгию, обе Германии и Польшу в холод и ветер. В Бельгии их хоть пускали переночевать в пустые сейчас школы и поили горячим чаем, а в Восточной Германии слегка подкармливали, но поляки не давали ничего и не позволяли у себя задерживаться даже ненадолго. Ходили слухи, что всех, кому русские отказали в приеме, они просто убивали. Возможно, это было гуманно, так как сил на обратную дорогу у этих людей не осталось. И куда идти? Он всю дорогу гнал от себя мысль, что и их тоже… Чувствительный удар прикладом в спину прогнал мысли и заставил торопиться. Он подхватил одной рукой Сьюзен, а в другую взял тяжелый саквояж, а Элизабет одела рюкзак и забрала сумку с остатками провизии. Джастин и Дарси, которым принадлежала машина, тоже поспешно нагрузились вещами, и обе семьи влились в бредущую по заснеженной дороге колонну людей. Идти пришлось два часа. За это время Мартин дважды видел, как идущие впереди люди падали навзничь и уже больше не пытались подняться. Их или обходили, или оттаскивали в сторону и освобождали от теплой одежды и вещей. Никто на такое не реагировал, все были на пределе и жили только одной мыслью: дойти до конца, а не лежать вот так у обочины дороги мертвыми и обобранными. Когда толпа впереди начала редеть, увидели два десятка автобусов, в которые солдаты, похожие по виду на польских пограничников, направляли людей. В том, что это не поляки, он убедился, когда они подняли упавшего в снег мужчину и отнесли его в один из автобусов. Вместо отъезжающих, наполненных людьми автобусов подъезжали уже пустые. Подгонять беженцев садиться в автобусы не требовалось, они сами бежали к машинам на остатках сил. Пограничники лишь распределяли людей по автобусам и следили, чтобы не было давки. До места, где решалась их судьба, доехали минут за пятнадцать. Их подвезли к одному из нескольких десятков зданий и запустили внутрь. Прежде всего заставили сдать все вещи.
— Внимание! — прозвучал говоривший по-английски голос. — Сейчас сдаете свои вещи и получаете временные чипы. Если вас примут, ваши вещи доставят по месту жительства, если нет, вам их вернут. Прошу всех действовать быстро и соблюдать очередность. Если с вами есть маленькие дети, возьмите их на руки. Если кто-то себя очень плохо чувствует и не сможет пройти тестирование, пусть свернет в третий проход, ему окажут помощь. Перед прохождением тестирования прочитайте выданные вам памятки.
Они прошли в помещение, где отдали все, кроме сумки с продуктами, которую отказались брать.
— Берем только багаж! — торопливо сказал Мартину принимавший вещи парень. — Держите чип, при тестировании вставите его в терминал. Вот вам памятка. Следующий!
Мартин взял на руки Сьюзен и вместе с вцепившейся в его руку Элизабет прошел в большой зал, заставленный столами. Часть из них была занята людьми, остальные были свободны.
— Не задерживайте других! — сказал им один из встречающих. — Садитесь за свободные терминалы, читайте памятки и начинайте работать.
Они сели за соседние столы и прочитали короткое и предельно ясно составленное руководство. Сьюзен Мартин посадил себе на колени, потому что повсюду чуть ли не бегом моталось множество людей. Малышку запросто могли сбить. Вставив чипы в считыватели, они приступили к тестированию. Мартин управился быстрее, а жена едва уложилась в отпущенное время.
— Смотри, что у меня на экране, — растерянно сказала она мужу. — Семье Бейкер пройти в кабину номер восемнадцать. Это что значит? Приняли нас или нет?
— Наверное, там и узнаем. Вставай, вон у них на стенах указатели. Восемнадцатая это туда.
