Арсений Миронов - Украшения строптивых
— Поразительные новости, высокий князь! — задыхаясь, доложил десятник Неро. — Дозорный с башни клянется, будто видел унгунна с разрыв-стрелой в боку! И еще! Еще одну вражескую лошадь без седока, с волшебной стрелой, торчащей в нагрудной броне! Неужели враги стреляют друг в друга? Это… это какие-то чудеса…
— Отнюдь не чудеса, десятник Неро, а простая военная хитрость! — торжествующе заметил я. Ура! Мой коварный план, кажется, действует. Унгунны стреляют по вертким казакам — и попадают друг в друга! Казаки проносятся между вражьими каре и попадают под перекрестный огонь — но волшебные стрелы не причиняют им вреда! Волшебные стрелы летят дальше, притягиваясь к тяжким доспехам унгуннов из соседнего бунчука…
Теперь даже мой близорукий взгляд мог различить вдали, в гремящей и стонущей темноте эти значимые детали: огромные бронированные туши унгуннов, обвешанные рваными рыболовными сетями, истыканные разрыв-стрелами. Все! Казаки выполнили боевую задачу: поганые бунчуки рассыпались, войско Кумбал-хана больше не держит строй. Все чаще я вижу не жуткие маскированные морды коней и чудовищ, а — спины, крупы и стальные затылки. Враг смешался; злокачественная суета царит в стане Кумбала. А это значит…
— Пора пускать катафрактов и гридей, — спокойно сказал я Дормиодонту Неро. Тот взмахнул обнаженным мечом, хрипловато рявкнул долгожданный приказ — и началась вторая (надеюсь, последняя) фаза битвы: зазвенели славянские рожки, взревели греческие трубы — последний раз просияли в полусвете факелов белые стяжки заолешан, алые крещатые хоругви катафрактов. А потом ненужные факелы полетели на землю, и стальные дюжины, загодя выстроенные позади крепости, мягко обогнули развалины… Грохоча копытами по камням, пошли вперед, медленно разгоняясь для страшной атаки в копья.
Красиво и грамотно парни ушли в ревущие кровавые потьмы. Слева (то есть напротив бунчука гигантских дивов) я сосредоточил основные силы — 20 катафрактов и 20 жиробрежцев. В центре, супротив гвардейцев-угадаев, выставил 30 молодых великанов Гнетича. На правом фланге разместил пышнобородых глыбозерских ветеранов (20 человек) — им предстоит сразиться с песиголовцами.
Даже после хулиганского рейда казаков численный перевес остается за унгуннами. Однако теперь у врага, надеюсь, не осталось разрыв-стрел! Отныне все решает ближний бой…
Нет ничего беспомощнее, чем полководец, который послал свою армию в атаку и теперь ждет, чем закончится этот кровавый бред. От меня уже ничего не зависит. Я уже ничего не понимаю. Какие-то тени лютующими химерами мелькают вдали, в отсветах тлеющих пожарищ, и только щелкающие сполохи бело-голубых искр — то здесь! то там! — колючей молнией освещают клочок бранного поля, мгновенно выхватывая из мрака чей-то шипастый локоть, перекошенную небритую рожу… Вмиг видно, как — ура! — оседает бронированная лошадь! Колко мигнули острия копий, блеснули желтые глазки — и снова все погасло. А я смотрю и думаю: значит, еще не конец. Еще бьются.
Вот такая война.
Два с половиной часа князь Лисей просидел на гребне стены, вглядываясь в жуткую светомузыку частых искр на дальнем конце полуострова. Скоро рассвет… если нас не раздавят до утра — это победа. Взойдет солнце, и оживут солнечные прицелы алыберских катапульт… «Хорошо бьются, — вздохнул царь Леванид, тяжело поднимаясь на мой наблюдательный пост по шаткой лесенке с чуть обугленными перекладинами. — Ты почему, дорогой, опять не пьешь этого старого вина? Последний бурдюк остался!»
Я радостно схватил кожаный мешок, припал горькими губами к горлышку.
— Пей, дорогой, а лучше ложись спать, — улыбнулся в темноте голос его величества. — Как старый полководец тебе советую: вздремни. Если поганые придут — я тебя разбужу. Обещаю!
«Не спи, покудова не скатишься со стула… Ждем друга, нужен глаз да глаз», — прозвенело в голове. Опять грибоедовщина! Я в ужасе замотал головой — и вдруг…
— Смотрите! — Я вздрогнул и выбросил вперед руку. — Что там?
— Не разберу… — пробормотал царь, напряженно вглядываясь туда, где хрипело и лязгало. — Лошади… всадники… какая-то кавалерия движется сюда! Видимо, битва закончилась!
И верно, прежний яростный шум приутих — теперь сквозь отдаленные стоны раненых слышен только слаженный грохот копыт. Неужели возвращаются мои дружинники — все в крови, с трофеями и пленниками?! Я вскочил на ноги — сорвал с головы шлем и во весь рост выпрямился на белокаменном крепостном забрале. Сейчас они приблизятся… я хочу первым увидеть лица моих победителей!
Я ошибся. Я никогда не увижу лица моих победителей — из темноты выдвигались унгунны. Их осталось почти мало — всего пятьдесят израненных, изможденных тварей на спотыкающихся жеребцах. Но — они выжили в этом аду. Я вздохнул: на нас двигался последний и, видимо, гвардейский бунчук витязей-угадаев. Исколотые стрелами собственных неловких соратников, сплошь обвешанные ржавыми обрывками рыболовных сетей, они горделиво держали злые головы в изрубленных черно-золотых шлемах. Мало у кого сохранились щиты — зато каждый поднимал в руке изогнутый клинок — темный от крови и выщербленный. Ах, ну конечно. В отличие от прочих военных каст Вельей Челюсти угадай прекрасно владеют сорочинской саблей…
Это судьба, джентльмены. Поганые победили: их оказалось слишком много. Даже мои хитроумные уловки не в силах остановить атакующий сварожий Восток: последняя когорта чудовищ приближалась медленно — но все-таки быстрее, чем поднимается солнце. Мы не успеем пустить в дело солнечные катапульты алыберов. Минут через десять недобитый бунчук Кумбал-хана окружит развалины крепости, где осталось всего двадцать два защитника: резервный десяток катафрактов, семеро арбалетчиков, десятник Дормиодонт Неро, воевода Гнетич, алыберский царь Саул и ваш покорный слуга. Нас раздавят быстро, читатель не успеет соскучиться.
— Слава Богу, — сухо расхохотался царь Леванид. — Настало время собственноручно поработать клинками.
Я смолчал. Его величеству не обязательно знать, что князь Лисей Вещий толком не обучен владеть средневековым мечом. Едва ли пригодятся отрывочные уроки фехтования на рапирах, преподанные мне папиным приятелем, веселым шотландцем Беннетом в интернате Нортоу-Эббихилл…
— На озере… там что-то белеет, — пробормотал зоркий алыберский властитель, вглядываясь в южный край вялосветлеющего неба.
— Туман, — безразлично вздохнул я. Мои близорукие глаза отказывались различать вдали что-либо — кроме черной, мутно мерцающей подвижной полосы, подползавшей поперек полуострова (уцелевшим унгуннам незачем тесниться в каре, теперь они могут атаковать широким фронтом, как обычно).
— Это не туман. — Царь Леванид покачал головой, — Это паруса. И немало парусов. Десять… Двенадцать… даже больше.
Я отвернулся. Бедный старик, видимо, сходит с ума от предчувствия скорой и ужасной кончины. Перед смертью узрел полчища белокрылых ангелов на горизонте? Или фрегаты марсианских эльфов? Может быть, заблудившийся флот Стеньки Разина?
— Тринадцать, четырнадцать… — продолжал считать венценосный старик. — Без малого двадцать небольших кораблей… Они приближаются.
— Вы думаете, этот неведомый флот спешит к нам на помощь? — хмыкнул я.
— Разве мы ждем помощи? — обернулся царь Леванид.
— Нет, — честно ответил я. — Помощи ждать не от кого.
— В таком случае это подкрепление от Чурилы. Свежие бунчуки на подмогу Кумбал-хану, — сказал алыбер.
Я пожал плечами. Боюсь, Кумбал-хан не нуждается в подкреплении. Впрочем… его израненный бунчук, кажется, снизил скорость… Точно: черные витязи остановились. Они разворачиваются! Господи, они… они уходят назад!
В нашем лагере восторженно зашумели. Вражеская цепь смешалась и поползла вспять. Ах, боже мой! Теперь я тоже вижу паруса! Все озеро в крошечных темных корабликах! Два десятка белых полотнищ у южного берега: неведомый флот держит курс на дальний конец полуострова, он заходит в тыл унгуннам!
— Что там? Что вы видите? — Я нетерпеливо схватил Леванида за бронзовый локоть.
— Какие-то люди прыгают с лодий на берег! — восхищенно прошептал алыберский царь. — Они вооружены! Они скачут прямо в воду и выбегают на песок, размахивая копьями… Нет, это не свежие силы от Чурилы! Это славяне! Я вижу широкие белые пояса, я вижу топоры!
— Паруса! Что изображено на парусах?! — простонал я.
— Странное изображение… — растерянно молвил царь. — Никак не пойму… Нечто вроде креста святого Андрея или александрийского гаммадиона, только изогнуто на славянский лад…
— Изогнуто? Вроде креста? — пробормотал я, поспешно перебирая в памяти все похожие магические символы славянства. Перуновы клещи? Китьи клыки старика Световита? Звездные снопы Стожара?
