Андрей Лазарчук - Все, способные держать оружие…
Я как в сонной одури. Хорошо кончается то, что хорошо кончается… Мои все живы.
Заложники тоже все живы, хотя и перепуганы. Они не помнят ничего… вернее, помнят только то, что им разрешено. Трое террористов взяты живыми, им тут же вкололи икурарин и наладили искусственное дыхание — на случай всяческих внедренных в подсознание программ. С ними поработают спецы из контрразведки: как раз прилетела их мобильная группа. Очень удачно прилетели, теперь все шапки достанутся им…
Брюзжу.
По часам день, по ощущениям — глубокая ночь. Сижу в тени на брезенте, передо мной нарезанный хлеб, миска земляники, сметана… Ничего не понимаю.
— Пан, я должен рассказать тебе кое-что… Терс бледен, даже синеват. Одна рука у него в бинтах, другая — в коконе. С ним Мишка, и вид у Мишки озадаченный. Если не сказать больше. Мишка умеет держать лицо, но сейчас ему не до этого.
— Пап, ты ничего? Ты послушай…
Я слушаю.
Год 2002. Зден
29.04. Около 14 час
«Девятый полк»
Когда я закончил свой монолог, они долго молчали. Потом Игорь, водя пальцем по колену, пробурчал:
— Значит, папаша родный отыскался… всего-то лет прошло…
— Так сложилось, — я пожал плечами. В локте от этого движения что-то затосковало.
— Да ладно, — махнул он рукой. — Все это плешь. Скажи-ка… папаша… вот что: то, что ты мне рассказал, — для меня не новость. Не детали, конечно, а основное.
Ну… стержень всего. Я твердо знаю, что вы есть, что вы действуете, примерно представляю — какие цели преследуете. Четкое ощущение, что мне об этом уже рассказывали. Не наяву, а как-то иначе. У меня и сны на эту тему были, и бред очень убедительный… Всунуть в меня эту информацию могла только колдунья Таня.
Так вот: зачем?
— По моей просьбе.
— Ну, а ты?..
— Для того, чтобы сегодня мне не пришлось тратить время, убеждать, доказывать недоказуемое…
— Именно сегодня?
— Да, ребята. Именно сегодня. Двадцать девятого апреля две тысячи второго года от Рождества Христова. Потому что именно сегодня — этой ночью — начнется то, о чем я говорил.
— Как — этой? — Игорь даже привстал. — Ты сказал: две тысячи двенадцатого…
— Они изменили реальность. Они специально изменили ее так, чтобы мы, вооруженные до зубов, встретили этих майя раньше, чем они навалятся на тот несчастный потерянный рай. Понимаете теперь?
Мишка стукнул себя кулаком в ладонь.
— Ты… дед… Ты хоть понимаешь, какие вы сволочи? Или… не понимаешь? — дышал он с трудом.
— Понимаю, — сказал я. — Я понимаю даже больше, чем стоило бы понимать… Те ребята дали клятву: вот все кончится, они убедятся, что их давний мир по-прежнему существует, — и тогда они соберутся все вместе и торжественно покончат с собой, чтобы не осквернять своим существованием… и так далее. И это при том, что почти все они искренне верят, будто действительно создают какие-то иллюзорные модели, малые миры, на которых отрабатывают методики… и что где-то в нетронутости продолжает существовать их старый мир…
— А на самом деле?.. — Мишка уже все понял.
— Да. Это как на магнитной ленте: запись поверх записи. Старую запись можно только помнить. Головой. Восстановить тоже можно… теоретически. Но это будет восстановленная запись.
— Поэтому ты здесь? — тихо спросил Игорь.
— В основном. Ну, и не привык прятаться за спины…
— Нет у меня к ним никаких чувств, — сказал Мишка. — Просто — плевать мне на них. Плевать, и все. Значит, ночью, да? Сегодня, да?
Я кивнул.
— Ладно, — сказал Игорь. — Ты, Миш, не горячись. До ночи еще много чего успеем.
Скажи-ка мне… папочка… две вещи я хотел узнать, а спросить не у кого было.
Вы ко всем серьезным событиям руку прикладывали? Или что-то происходило и само, в чистом виде?
— Этого уже не установить никогда, — сказал я. — В том-то основная сложность и состояла… — я не стал продолжать, вспомнив, как мы разбирались с Калугиным и Хиггинсом в сложных сплетениях причин-следствий: вот это точно наше, вот это вроде бы не наше, вот это явно не наше — но тогда чье?.. и так до бесконечности.
Рыхлая живая материя — человечество…
— Ага… — Игорь покивал. — И конкретный вопрос — кто вывел на московские улицы «трубы»?
— Не мы, — сказал я. — Проверено. Во всяком случае, если и мы, то не напрямую.
Случай системного психоза… хотя и не исключено, что развитию психоза наши методы несколько поспоспешествовали… но это, опять же, неучитываемый дцатеричный эффект.
— Не ответил, — констатировал Игорь. — А, впрочем, все равно. Так это меня занимало… а вот — уже и неинтересно.
Он как-то расслабился, и я — тоже. Потому что он не задал тот вопрос, который я ждал и на который мне отвечать вовсе не хотелось. Таня накрепко заблокировала в нем эти воспоминания, но память человеческая не всегда поддается так хорошо, как хотелось бы…
Касалось это не нас, касалось это его самого.
Я смотрел — и мне становилось как-то противоестественно жаль этого крупного сильного человека, железного отчасти и в прямом смысле… прости, Игорешка, сказал я, такое тебе пришлось вынести… я много думал о нас с тобой, когда и где мне можно было остановиться и повернуть, чтобы отвести от тебя эту страшную участь, быть специальным человеком, человеком для особых поручений… я ничего не смог придумать, ничего. Только просить Таню превзойти свои умения и сделать так, чтобы в тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не всплыла страшная правда о той бойне в подвале какого-то склада, когда…
Игорь
…говорят, не бывает телепатии. Может быть. Но можно посмотреть в глаза другого человека и в них увидеть то, что отражается в твоих.
Терс совершенно незаметно расслабился и будто упустил что-то из руки, потому что во мне с коротким звуком отдираемого присохшего бинта проснулась память. Как всегда при возвращении стертого — это было ярко до безумия… Засвистели полицейские свистки, замелькали дубинки. Толпа шарахнулась, девочек оторвало от меня и закружило — впрочем, рядом. Внезапно меня схватили сзади, повисли на руках, подсекли — я упал лицом вниз. Защелкнулись наручники. Я не сопротивлялся, не тратил силы. В конце концов, в моем положении такой вот арест на пару часов, быстрый — суд, штраф в полсотни марок — самое лучшее, что можно придумать. Валечка же вполне способна позаботиться о княжне… Так я думал, пока меня волокли за локти, потом заставили бежать… Но мы пробежали мимо тюремных автобусов, обогнули их — там с распахнутой дверцей стоял легковой «пони». Меня втолкнули на заднее сиденье, один из нападавших сел рядом, другой — за руль, и мы рванули с места, как на гонках. Вот это мне уже не понравилось.
— А в чем вообще дело? — как можно агрессивнее осведомился я.
— Узнаешь, — пообещал мне тот, который сидел рядом со мной. Второй обернулся. До этого момента я еще не успел увидеть его в лицо. Это был Ростислав Иванович, помощник Мориты. Впрочем, мне всегда казалось, что маску хирурга он носит только для того, чтобы скрывать лицо.
— Доктор? Что вы здесь?..
— Все хорошо, мальчик. Расслабься. Больно не будет.
— Минуту! Что случилось?
— Морита — предатель. Японский шпион. Он вас всех запрограммировал. Именно ваша группа должна будет завтра уничтожить «четверку». Понимаешь, Игорь?
— Я… да. Пожалуй, понимаю. Но как это… такое… могло случиться? Ведь у Мориты — всех родных…
— Это легенда. Я, наконец, докопался. Так вот, Игорь… нужно принимать меры.
— Да. Какие?
— Сейчас я тебя перепрограммирую. Часа три времени у нас есть?
— Есть… Постойте! А почему я должен доверять именно вам?
— Если необходимо — можешь поговорить непосредственно с полковником. Связь через трабант, канал защищен. Боря, подержи ему трубку.
Я доверчиво наклоняюсь к трубке… сладковатый запах! Мир опрокидывается на скользящих шарнирах…
Чувство, что тебя, удерживая за пятки, бесконечно роняют спиной вперед в бездоннейшую яму… Над входом в подвальчик ярко переливался наш рекламный щит: «ЮП — это безупречно!» В радужном треугольнике под щитом менялись буквы:
В-Х-О-Д-Е-I-N-G-А-N-G-В-Х-О…
Окна в доме были темны сплошь, только на пятом этаже горел свет в кабинете управляющего. За углом раздался характерный звук набирающего скорость автомобиля — через мгновение этот автомобиль, полыхнув стоп-сигналами, выскочил на перекресток передо мной, с визгом свернул направо и скрылся за следующим поворотом. Похоже было на то, что он отъехал от парадного входа нашего дома. Я метнулся вниз по лестнице. Дверь была приоткрыта, за дверью горел яркий свет, тянуло какой-то химической вонью — я не сразу понял, что это за вонь, потому что увидел лежащего поперек пути Мальцева. В него в упор стреляли из чего-то скорострельного… Я помнил, что пять минут назад поднимался по этой же лестнице, в руке у меня был «Рейнметалл» с глушителем… давай, Игорь, действуй, теперь твоя очередь, сказал доктор, забирая автомат… но эти воспоминания испарялись, замещаясь чем-то другим — человек в клетчатом пиджаке, бегущие в штыковую атаку солдаты в тяжелых, старого образца касках…
