Новый Маляренко - Часть 1
Уходил Иван очень рано. Только-только засерел рассвет. На каменном пирсе, уходящем в затон на полсотни метров, стояла одна Таня. На набережной начали выключать фонари, и всё вокруг снова погрузилось в сумрак. Лицо женщины белело нечётким пятном.
– Ты вернёшься?
Дрожащие пальцы легко коснулись его груди.
– Не знаю.
– Я буду ждать тебя.
"Беда" почти миновала одетую в камень трёхсотметровую набережную, густо утыканную домами, магазинами и постоялыми дворами, когда за строящейся на отшибе громадой Училища показался Школьный Пустырь. Место это было известно тем, что именно там школяры гоняли на переменах мяч и устраивали мальчишеские разборки "стенка на стенку".
Сейчас на пустыре, вплотную подойдя к кромке воды, стояли три сотни человек. Почти всё население Севастополя.
Они молча стояли и смотрели как уходит маленькая чёрная лодка.
Ваня махнул им рукой, в тайне надеясь, что они этого не заметят. Они заметили и всё так же молча, замахали ему в ответ.
Маляренко отвернулся и покрепче взялся за штурвал. Где-то далеко-далеко, на юго-западе его ждало Средиземное море.
Волна ударила яростно, изо всех сил. Старая лодка страшно заскрипела и завибрировала, но смогла перевалить через огромный водяной холм. В трюме что-то загремело.
– Неважно!
Иван ликующе захохотал.
– Ну давай! Давай! Давай же!
Впереди, сквозь грозовые облака прорвался луч солнца.
– Ха! Это же Айвазовский! Ха! Девятый вал.
Ветер свистел в ушах, заливая лицо моряка брызгами, срываемыми с макушек шипящих волн. Ване было на всё наплевать. Он снова жил. Он снова, как когда-то давно, боролся с природой. Один на один.
– Ну давай! Давай! Дав… а-а-а…
– Хе-хе-хе, суччччок. Довые…ся?
Знакомый смешок негромко прозвучал в космической пустоте.
– Да ладно, зато будет что вспомнить.
– Это верно.
Голос брата был полон неподдельного уважения.
– Я её увижу?
– Нет. Даже не услышишь. Смирись.
– Мне плохо, брат.
– Значит, тебе было что терять. Значит, ты прожил хорошую жизнь. И за себя. И за меня. И за Тёмку моего. Спасибо тебе. И прощай, брат. Любуйся звёздами. Здесь их много.
– Прощай.
АХХААААА!
Иван захрипел, всё тело пронзила судорога, и мужчину вытошнило морской водой. Маляренко продрал глаза. Он валялся на песчаном пляже в двух метрах от воды. Глаза страшно жгло солью и попавшим в них песком.
– Твою мать! Я же умер!
Кое-как, на карачках, Ваня отполз от хлещущих по ногам волн прибоя. Его снова вырвало. На этот раз желчью и пеной.
"Гадость!"
За спиной оказалось всё тоже море. Синее и спокойное, без намёков на шторм или бурю. И никаких следов "Беды". Маляренко привалился к огромному валуну и отдышался. Голова, перезагрузившись, привычно заработала, оценивая ситуацию.
"Жив, почти здоров, есть ножик и фляжка. Нормалёк!"
Отлежавшись полчаса в тенёчке, Ваня поднялся и на дрожащих от слабости ногах двинул к ближайшей горке. Осмотреться.
Горячий, словно из доменной печи, ветер ожёг лицо и высушил одежду. Привычно шумели листвой "клумбы" кустов. Взобравшись на возвышенность и оглядевшись, Маляренко остолбенел. Прямо перед ним, в трёх-четырёх километрах, на густо заросшей лесом горе, вполне узнаваемо стояли развалины Афинского акрополя.
Из столбняка Ваню вывело садящееся солнце и раздававшийся из ближайшего леска волчий вой. Зябко, несмотря на страшную жару, передёрнув плечами, Маляренко посмотрел на нож и направился к ближайшей "клумбе".
До темна надо было вырезать себе укрытие.
