Евгений Красницкий - Отрок. Богам — божье, людям — людское
— Гм, непросто будет, Кирюш…
— Кхе! А я и не говорю, что просто! Но я-то тебя, Федюша, не спрашиваю, как мне осаду Пинска сорвать? Тоже, между прочим, не игрушки…
— Ох и язва же ты, Кирюха! — пробурчал Федор.
— Еще какая! — жизнерадостно подтвердил Корней. — На том и стоим, Феденька!
Оба расплылись в улыбках, хотя тема разговора к этому, вроде бы, не располагала — похоже было, что этот обмен репликами повторяется между Корнеем и Федором не первый раз и напоминает обоим какой-то случай из молодости.
— Батюшка, — напомнил о себе Алексей — мне кажется вы о ляхах позабыли…
— Помним, Леха, помним… а чего ты сказать-то хочешь?
— Да, вот, не сходится у вас с боярином кое-что. Ты говоришь, что полочане к северу от Припяти укрепиться хотят и местных из-за этого обижать поостерегутся, но раньше был разговор о том, что ляхи сюда за холопами придут. Не сходится, если только их не собираются на южный берег Припяти напустить, но если так, то нам и здесь куча дел найдется, под Пинск идти окажется некому…
— Кхе, верно мыслишь, Леха, но неправильно!
— Как это, батюшка? — совершенно искренне изумился Алексей — метод аргументации, используемый Корнеем, способен был поставить в тупик кого угодно. — Или я что-то…
— Да, нет, все верно, Леха, только местные-то бояре на что? С князем Вячеславом они в Степь не пошли? Не пошли. Значит, свои земли защитить обязаны сами, да и Туров прикрыть… хотя на Туров ляхи вряд ли пойдут, им бы пограбить, да смыться с добычей. Городки, что восточнее Горыни стоят, им, пожалуй, тоже не по зубам будут, возиться долго, а те, что западнее Горыни… нет, туда тоже не полезут — на эти городки Андрей Волынский уже давно посматривает, он-то с братьями в Степь не пошел. Воспользуется поводом, явит из себя защитника и спасителя, да как накостыляет ляхам, а городки — себе!
Значит, пойдут ляхи мимо городков, по селам и весям. Вот тут-то Туровское поместное боярство в самый раз и пригодится. Конечно, хорошо бы их всех под единую руку собрать, а то, ведь, каждый свое имение защищать будет, а вольных смердов, да княжьи села побоку. Нету среди них такого, чтобы остальные под его руку встать согласились — гордыня, спесь…
— А ты, батюшка? Все-таки, воевода…
— А! — Корней лишь раздраженно отмахнулся. — Я для них худородный. Может быть княгиня Ольга кого-нибудь из Турова пришлет… да кто там есть-то? Если кого-то и оставили с малой дружиной стольный град стеречь, так они за стены ни ногой, а больше и нет никого, одни старики.
— А сюда ляхи завернуть не могут? — осторожно поинтересовался Осьма.
— Кхе! В наши-то дебри, не зная дороги? Если только на ладьях по Горыни, да по Случи.
— Но если ладьи у них будут, то облегчение ляхи получат большое. — Со знанием дела произнес Алексей. — И добычу легче увести и дороги-тропинки по лесам искать не придется. От погони, случись такое, тоже и отбиться и уйти по воде легче. И еще добавлю: если мы этих ляхов с добычей выпустим — мира на рубежах с мазурскими землями нам впредь не видать! Каждый из этих командиров дружин сядет на какой-то округе князьком, а дружинников своих поверстает в свои бояре… И тогда, только держитесь — начнут к нам по проторенной дорожке шастать раз за разом. Весь порубежный край запустошат.
— И где ж это, Кирюша, твой будущий зять — Боярин Федор недобро прищурился — всему этому обучился? Прям, как будто сам…
— На рубеже он служил, — торопливо перебил Корней — днепровские пороги стерег, оттуда и про ладьи знает, и про…
— Рудный Воевода я, боярин, — не дал закончить Корнею Алексей — слыхал, наверно? Так вот это я и есть…
— Леха!.. Кхе! — Корней сообразил, что одергивать Алексея уже поздно и обернулся к Федору. — Да, так! Чего уставился, как на чудо-юдо? В жизни по всякому случается, и не тебе судить…
— Вот именно, что по всякому! — В голосе погостного боярина отчетливо прорезались официальные ноты. — А уверен ли ты, боярин Кирилл, что его — Федор мотнул головой в сторону Алексея — бирючи с лобных мест уже не окаяли[51], награду за его голову не посулили и за укрывательство кару не пообещали?
— Ты чего несешь, Федька?..
— Да как у тебя совести хватило — Федор, не обращая внимания на Корнея, обличающе выставил указательный палец в сторону Алексея — такую беду близким тебе людям за собой приволочь? Ты хоть знаешь, какие разговоры о тебе по городам и весям идут, какие вины тебе приписывают, сколько злодейств, твоим именем прикрываясь, разные тати совершили? И даже если ты не окаян и не в розыске, то что князь Вячеслав Туровский подумает, когда узнает, что воевода Погорынский у себя Рудного Воеводу пригрел?
— Примерно то же самое, — совершенно спокойным голосом отозвался Алексей — что и тогда, когда узнает, почему ты, боярин, с батюшкой Корнеем в гляделки играешь, когда речь о Вячеславе Клецком заходит. Говорите-то о Пинске, а в голове-то у вас Клецк. Думаешь не нашепчут Вячеславу Владимировичу о твоем, батюшка родстве с Вячеславом Ярославичем? Не найдется доброхотов? И это при княжеском-то дворе?
Корней и Федор впились глазами в Алексея, а Осьма несколько раз перебросил цепкий взгляд с бояр на бывшего Рудного Воеводу и обратно. О чем конкретно идет речь ему было неизвестно, но услышав о родстве Корнея с одним из Рюриковичей он сразу же насторожился — игры, похоже, намечались очень серьезные, примерно такие, из-за которых ему и пришлось прятаться в Погорынской глухомани от Юрия Суздальского.
— Беду я за собой не притащил, — продолжал Алексей — если кто и мог бы меня искать, то только Переяславский князь Ярополк, да и то, навряд ли. Но Ярополк считает меня мертвым — друзья мои позаботились, пустили слушок и даже кое-какие доказательства подкинули. То же, что я в бытность Рудным Воеводой натворил, мне прощено, если было что прощать — я после того в княжьей службе был в достоинстве сотника рубежной стражи.
Вы же, бояре, беду можете накликать великую, и на себя, и на всех нас, и на Вячеслава Клецкого, потому что, как я понимаю, боитесь только одного — как бы князь Вячко на посулы Бориса Полоцкого не купился. Я же, уж не гневайтесь, беду гораздо большую предвижу, о которой вы даже и не задумываетесь.
Алексей умолк, и, неожиданно, заговорщицки подмигнул Осьме, словно говоря: «Мы-то с тобой все понимаем, а бояре-то наши только вид грозный делают, а сами ни в зуб ногой». Осьма, чувствуя знакомый холодок опасности в сочетании с азартом прожженного игрока, соскучившегося по любимому развлечению, тут же подыграл — скорчил хитрую физиономию и слегка развел ладони в стороны: «Что ж поделаешь, коли «старшие товарищи» рулят не туда, куда надо?».
— Гр-р-ха! — Федор громогласно прочистил горло, но ничего не сказал, лишь зло зыркнул на Осьму, мгновенно напустившего на себя ненатурально благопристойный вид.
— Кхе! Слыхал, Федь? Я же… э-э… говорю: «Плохих не держим»! Да чего ты ощетинился-то? Окаяли, награда за голову… да я за Леху, как за самого себя…
— Погодь, Кирюха, не окаяли, так и ладно. Ну-ка, «сотник порубежный», о какой ты там гораздо большей беде, про которую мы и не догадываемся, толковал? Или же для красного словца брякнул?
— Не с девками балагурю, чтобы «брякать», боярин! — чуть резче, чем следовало бы, отозвался Алексей. — Попробуйте-ка поставить себя на место князя Вячка. О намерениях полоцких князей, если к нему с посулами подъезжали, он догадывается не хуже нас. Не дурак, наверно — воспитание княжье получил, при иноземных дворах с отцом обретался. Ведь не дурак, а, батюшка?
— Ну, в юности глупцом не выглядел, а сейчас… такие беды, какие на него свалились, многим мудрости не по годам добавляют, хотя и озлобляют тоже. Могут, конечно и сломать, но у Вячка корни крепкие и характер дедов — великокняжеский. Ты, Леха, кончай крутить, говори, что собирался!
— Значит, о намерениях полоцких князей князь Вячко знает или догадывается. — Продолжил Алексей. — Знает он так же и о том, что князь Вячеслав Владимирович на Туровском столе еще толком и не уселся. К тому же, земли, что севернее Припяти, Туров особо крепко никогда и не держал — слишком долго в Турове настоящих князей не было, всем из Киева заправляли.
— Ну и что? — перебил Федор. — Без тебя знаем, что тут и как. Дело говори!
Алексей отреагировал на раздраженный тон погостного боярина лишь едва заметной улыбкой и еще одним взглядом в сторону Осьмы. Федора от этого переглядывания аж передернуло.
— Я сказал: дело говори! — повысил Федор голос. — А ты… — Боярин резко развернулся в сторону Осьмы.
— Осьма! Хватит рожи корчить! — подключился Корней. — А ты, Леха, не тяни, слушать тошно!
— Добро, бояре. — Алексей слегка склонил голову. — Напомню вам только еще одно: вы сами только что сожалели о том, что некому поместное боярство собрать и возглавить. Но это здесь, а там — к северу от Припяти? Я же не зря просил вас представить себя на месте Вячка! Вот возьмет он и поднимет поместное боярство и городские ополчения против полоцкого войска, да одолеет! Да даже если и не одолеет, а просто не даст полочанам закрепиться? Кому тогда туровский Мономашич нужен станет? А все остальное: и дружины усталые, и распутица, и прочее, о чем вы говорили, так и останется, только сослужит уже не полочанам, а князю Вячеславу Ярославичу… ну, скажем, Пинскому [52]
