Сергей Лукьяненко - Роман-трилогия «Остров Русь»
...Гапон лежал на полянке, уткнувшись носом в траву, и мечтал. А представлялись ему картины сладостные: сам он на троне княжеском, Алена Соловьинишна по леву руку в уборе парчовом, богатыри скованные — на полу. А в уголку, как водится, парочка прикормленных боянов, хвалебную былинку сочиняют... Гапон зажмурился, как кот, обожравшийся сметаны, и представил себя перед народом. Народ, конечно же, ликовал и просил: «Дай нам свое благословление, Гапон!» А Гапон улыбался и воздуху набрал для ответа...
— Дай ножницы на минутку, Гапон, — послышалось из-за спины.
— Даю! — еще не отойдя от мечтаний ответил Гапон, машинально протягивая ножницы. А когда опомнился, вскочил и обернулся, было поздно. Рядом стоял Иван-дурак и отрезал кусок от мотка веревки.
— Иванушка, чего это ты, а? — слабо спросил Гапон.
— Веревку режу, — явно раздосадованный недогадливостью Гапона ответил Иван.
— А зачем?
— Ну не на целой же тебя, иуду, вешать. Жалко веревку... У тебя мыло есть?
— Нет... — обмер Гапон.
— Придется без мыла.
К Ивану тем временем подошли два чужеземца, Гапону незнакомых. Как без труда может догадаться читатель, чужеземцами этими были Кубатай и Смолянин.
— Если нет мыла, — заметил Кубатай, — можно использовать свиной жир или сливочное масло. Вон, в корзине, изрядный кусок лежит. Цель намыливания — не обеспечение санитарии и гигиены, несколько запоздалой в таких случаях, а снижение трения.
— Мудрец! — похвалил Иван, потянувшись за шматом сала.
— Не губите! — вскричал Гапон.
— Почему это? — удивился Иван. — Али не ты Кащея выпустил?
— Я вам пригожусь! — стоял на своем Гапон.
— Как это?
— Я много чего знаю!
— А про двух мальчиков, Костю и Стаса, знаешь?
— Это те, которых Кащей в книжку спрятал? — радуясь болтливости Кащея спросил Гапон. — Знаю, знаю!
...Минут через десять, когда Гапон рассказал все или почти все, что знал, Иван-дурак и Кубатай переглянулись.
— Ну так что, отложим наказание? — недовольно спросил дурак.
— Отложим, — махнул рукой Кубатай.
— А веревку я зря резал?
— Почему зря? Руки свяжем Гапону.
На том и порешили. Надежно увязанный поп был помещен в одну из темниц, до окончательного решения своей судьбы. А наши герои поспешили в библиотеку. Тут-то и ждал их сюрприз — бесконечные ряды книжных полок...
— Такого не бывает, — только и вымолвил Иван, разглядывая книги — Они же все разные!
И даже Кубатай смутился.
— Здесь нужен специалист, — со вздохом сказал он. — Сыщик.
— Так давай позовем такого, с Большой-то земли, — предложил дурак.
— Нет у нас давно сыщиков, — поморщился Кубатай. — Преступников перевоспитали, потом и сыщиков ликвидировали... Только в книжках и остались. В книжках... Да-с. В книжках! Эврика!
Он забегал вдоль стеллажей, пока не вернулся с книгой: «Приключения Шерлока Холмса».
— Вот! Вот кто нам поможет! Самый гениальный сыщик всех времен и народов! Придуманный, но это не беда. И, главное, привычный работать по старинке, без электричества, приборов, машин!..
Глава девятая, где я снова понимаю истину без помощи моего гениального друга. И истина эта ужасна...
(Рассказывает доктор Ватсон)
Рассказ наших потомков был столь же увлекателен, сколь и запутан. Но была в нем фраза, которая немедленно привлекла мой ум, тренированный врачебными буднями, неустанным писательским трудом и борьбой с преступным миром.
— Придуманный? — гневно воскликнул я. — Что вы этим хотите сказать? Что я выдумал сэра Холмса? Что я попал в будущее не со своим верным другом — талантливым сыщиком, испытанным товарищем — а с персонажем книги?
Генерал-сержант глянул на говорливого Смолянина так, словно хотел отвесить ему затрещину, но боялся ненароком прибить насмерть. И глухо произнес:
— Ватсон, дорогой, успокойтесь. Истина в том...
— Почему бы вам не сделать следующего шага? — продолжал бушевать я, удивленный спокойствием Холмса. — Почему бы не предположить, что и я — всего лишь книжный персонаж!
Мысль эта требовала дальнейшего развития, и я продолжал, глядя на опустившего трубку Холмса и потупившихся Кубатая со Смолянином:
— Ведь как гладко получается! Я — лишь персонаж, выдающий себя за автора книг о Холмсе. Этакий комический друг главного героя! Ха! А автор книг о Холмсе... э-э-э... сэр Артур Конан Дойль, мой издатель.
— Ватсон, я поражен, — тихо сказал Холмс, положа руку мне на плечо. — Я неоднократно замечал, что в вас заложена постоянная тенденция к развитию... но не думал, что вы совершите такой великолепный мыслительный взлет! Гениально! Ничего не замечая, проходя мимо бесспорных улик, не слыша иронических намеков — и вдруг выдать стопроцентный результат!
— Какой результат? — опешил я.
— Стопроцентный, — кивнул Холмс. — Вы не ослышались. Итак, джентльмены, — обратился он к ДЗР-овцам, — раз уж и доктор Ватсон понял истину — таиться далее бесполезно. Карты на стол, джентльмены!
Смолянин часто заморгал и робко достал из кармана колоду атласных игральных карт. Протянул ее Холмсу. Тот поморщился, и продолжил:
— Еще в самом начале наших приключений, когда я понял, что мы попали в замок через тот же агрегат, что ведет в Вымышленные Миры...
Я уже не слушал Холмса. Я бродил по библиотеке, держась за голову и с ужасом разглядывая свое отражение в стеклах шкафов.
Придуманный! Я — лишь придуманный Конан Дойлем персонаж! В моем мире сэр Артур Дойль — начинающий издатель, бывший врач, с которым мы сдружились в университете. Милейший, но абсолютно лишенный воображения и писательского дара человек. А на самом деле — он и есть писатель, автор «Записок о Шерлоке Холмсе»... Я чувствовал, что нахожусь на грани обморока.
Но не обманывают ли нас потомки? Нет! Ведь сам Холмс подтвердил, что мы — придуманные герои.
А Шерлоку я верю безоговорочно. Наверное... наверное, таким меня описал сэр Артур Конан Дойль.
Боже милосердный, как ужасно понять, что вся твоя жизнь — лишь плод чьего-то воображения! Стоит ли тогда жить вообще? Я похлопал по карману, где лежал мой старый армейский револьвер. Грех конечно, но...
Нет, надо успокоиться. Я напрягся, пытаясь рассуждать логично. Как Шерлок. Давалось мне это с трудом, наверное Дойль постарался, но я приложил все силы. В конце-концов — я врач. Мой ум холоден как скальпель, остр как ланцет, гибок как бинт! Пусть я никудышний сыщик, но зато — опытный врач. Это чего-нибудь да стоит...
Чуть успокоившись, я стал вспоминать свою жизнь. Все видилось отчетливо и ясно. И окончание Лондонского университета в 1878 году, и назначение в Пятый Нортумберлендский стрелковый полк, и ранение при Майванде... Да, конечно, это могло быть описано сэром Дойлем. Но не мог же он описать в книгах такие интимные моменты, как... ну, скажем, студенческие вечеринки с веселыми девочками... или тот приступ дизентерии, что схватил меня посреди парка пешаварского госпиталя. О, ужасное, постыдное воспоминание, но сейчас я был ему рад. Такое в книгах не описывают. Значит... значит я не просто придуманный персонаж. Я живу полнокровной жизнью! А отдельные эпизоды, придуманные Дойлем... что ж, спасибо ему за них! Они сделали мою жизнь куда увлекательнее, чем у большинства людей. И для целого мира — моего мира! — именно я — автор знаменитых рассказов о Шерлоке Холмсе.
Успокоенный и просветленный, я мирно побрел вдоль книжных полок. В конце-концов, вон сколько Вымышленных Миров! И у меня есть подозрение, что жить в них куда интереснее, чем в Настоящем.
А электричество мы и сами разовьем как следует!
...Холмс встретил мое возвращение ласковым взглядом, и закончил обращенную к Кубатаю фразу:
— Так что — истина всегда выходит наружу! Запомните это!
— Вышла бы наружу истина, куда Кащей детишек спрятал... — пробормотал Кубатай.
— Я это давно знаю, — невозмутимо сообщил Холмс.
— Что?
— То! — внезапно разъярился мой друг. — Раз уж вы, джентльмены, позволили себе нас обманывать, то и я позволил маленькую хитрость. Я решил посмотреть на книжные миры... крайне любопытное занятие. А в какой книге спрятаны дети я знал сразу!
— Откуда? — замогильным голосом спросил Кубатай.
— Из сообщенных вами фактов! Вы не умеете складывать два и два, джентльмены!
— Умеем! — возмутился Смолянин. — Четыре получится!
Холмс тихо застонал и продолжил:
— Кащей — лентяй, не так ли? Значит, книга должна была находиться рядом с Магическим Шкафом. Логично?
Смолянин больше не встревал — он достал из кармана юбки бумажку, карандаш, и принялся что-то писать, бормоча и загибая перепончатые пальцы.
— Логично, — признал Кубатай. — Но это — сотни книг!
