Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич
— Я же ей периодически подкидываю новинки?
— Она боится, что ты забросишь песенное творчество.
— Успокой её: ближайшие год-два я не перестану вас радовать новинками. А как сама? Куда собралась поступать?
— У меня всё по-старому: я уже писала тебе, что в прошлом году, когда мы ездили с отчётом в Консерваторию, я встречалась с проректором по творческой работе. Он сам меня вызвал. Расспрашивал о тебе, и сказал, что надеется, что ты вернёшься к творчеству. Мне он сказал, что меня будет рад увидеть меня среди студентов. А ещё он одобрил три из четырёх композиций, которые я ему представила. Так забавно было: Илья Исидорович спрашивает, есть ли у меня самостоятельно написанные композиции? Я достаю папку, даю ему. Он начинает читать, потом вскакивает, хватает меня за руку и тащит в репетиционный зал. А там, в специальном шкафу стоят аккордеоны. Представляешь, Юра, во всю стену целый огромный шкаф аккордеонов? Илья Исидорович и говорит: выбирай, а я, мол, тем временем приглашу специалистов. Я не стала рисковать с инструментами, к которым не привыкла, выбрала Вельтмейстер, точно такой же, как у меня. Пришло пятеро преподавателей, и человек десять моложе возрастом, видимо аспиранты и студенты. Эти расселись в задних рядах, а преподаватели впереди. Илья Исидорович мне и командует: мол, давай, играй всё подряд. Я и начала. А куда деваться? Правда, я эти вещи почти не репетировала. Так, по часику-другому в день, но чувствую, заходит хорошо, у публики ни скуки, ни напряжённости нет. «Чингисхан и Бортэ» вообще приняли отлично, «Росу на полях» тоже очень хорошо, как и «Сибирские озёра», а вот «Героев революции» забраковали. Сказали, что уважают моё стремление почтить память героев Октября, но для этого надо созреть. Еще отметили, что представленные вещи имеют большой потенциал, и что рекомендуют мне поступать на теоретико-композиторский факультет.
— Прямо в консерваторию, минуя музыкальное училище?
— Именно так. Участие в ВИА нам обещают зачесть как курс средней специальной музыкальной школы.
— «Нам» это кому кроме тебя?
— Валера хочет поступать со мной.
Ленуська слегка покраснела. Ага, ясно. Совместная работа, поездки и быт сблизили молодых людей, и возникла привязанность. Ну что же, Ленуська девочка чудесная, а Валера тоже парень хоть куда. Я рад за них.
— Опа-на! У вас всё настолько серьёзно?
— Не знаю. Правда, Павлина Игоревна называет меня снохой, и даже назначила дату свадьбы.
— Дату свадьбы? Это когда?
— Через неделю после моего восемнадцатилетия. Это день их с Олегом Адольфовичем свадьбы, они считают, что это счастливый день.
— А ты сама как относишься к этим планам?
— Честно?
— Конечно!
— Жду этого дня. Мама с папой тоже согласны. А ты?
— Ленуська, ты же знаешь, как я тебя очень люблю, и хочу, чтобы была счастлива.
— Спасибо, Юрочка! Ты приедешь на нашу свадьбу?
— Непременно!
Я приобнял сестричку и продолжил расспросы:
— Много выступаете? Не надоело?
— Конечно же, не надоело! А выступаем много, да. Были на республиканском конкурсе, в Павлодаре, но выступали вне программы. Так нас попросили.
— Почему? — искренне удивился я, а Ленуська с законной гордостью пояснила:
— Нас считают, чуть ли не филиалом Новосибирской консерватории, и потому мы с любителями соревноваться не можем. Уровень у нас профессиональный, Юрка! Ты понял?
— Так вхолостую и скатались?
— Ха! Вхолостую! А две грамоты? Одна подписана Кунаевым, перед самым отъездом в Москву, а другая Назарбаевым, он теперь тоже в Москве, в ЦК. А ещё нам вручили Приз зрительских симпатий. Оказывается, было проведено голосование, и за нас проголосовали на трёх концертных площадках. Две с половиной тысячи голосов! Так на граммофонной трубе и выгравировали.
— Что за труба?
— Приз в виде граммофона, из сине-зелёного нефрита, и там все наши имена. А ещё — сколько зрителей проголосовало за нас. Вот.
— На чём ездили?
— В нашем салон-вагоне.
— Так-таки «в нашем»?
— Ты знаешь, получилось смешно: этому вагону больше сорока лет, он войну пережил, бомбёжку. В СССР он попал вместе с трофеями после войны, причём нигде не учтённый. Не поверишь, этот вагон использовали, а на баланс поставили только в шестьдесят втором!
— Да ну! Быть того не может!
— Почему? Начальник дистанции на нём редко выезжал. Он мужик простой, чаще мотался на объекты прямо в рабочих поездах. А теперь пришел новый вагон. Ну, как новый, тоже хорошо послуживший, зато после хорошего капремонта. А этот вагон начальник дистанции велел передать на нужды управления культуры и образования, не знаю, как оно называется правильно.
— И вам дают так запросто?
— Дают. Мы же не просто так, а лучший ВИА Казахстана!
— Правда?
— Правда. Но есть подробности.
— Интересно.
— Когда выходим на сцену, выясняется, что есть много людей, которые пришли на тебя и Ирину Сергеевну. Вернее, Ирину Корнееву. Но потом соглашаются, что мы не стали хуже.
— Да, Ленуська, это проблема. Вам нужно на всех афишах писать, что ВИА школьный, что состав ВИА меняется постоянно. Неизменно только высочайшее качество игры.
— Точно! Лариса Александровна беспокоится, а ты хорошо придумал Юра, мы, наверное, сделаем это своей изюминкой. А знаешь, сколько к нам рвётся народу?
— При мне двое из залининской школы перевелись. Ты о них?
— Ну, ты вспомнил! Эти двое ещё в прошлом году выпустились! Я, правда, с ними не дружила, но ребята оказались хорошие. К нам двое просятся из Кургана и ещё один из Пресногорьковки.
— А где жить будут?
— По родственникам.
— Проверяйте их на музыкальный слух и умения, а особенно — на готовность к взаимодействию. Ты же помнишь, Ленуська как это делать. Тех, кто не подходит, вежливо посылайте.
— Мы уже научились говорить «нет». Знаешь, знакомства на высшем областном и республиканском уровне, очень помогают в жизни, в том числе и отказывать тем, кто не нужен.
— Я тоже оценил пользу таких знакомств. Только жаль, что знакомствами в среде властей предержащих обладают далеко не все граждане.
— Ох, Юрочка, ты всё такой же идеалист, и это прекрасно.
Ближе к утру, часам к пяти, я проснулся. Ленуська сладко посапывала на моей кровати, из-под одеяла торчали только кончик носа и ступня. Нога слегка подергивалась: видимо стало холодно, и Ленуська пыталась спрятаться, но тщетно, поскольку одеяло она утащила наверх. Стараясь не слишком скрипеть, поднялся с раскладушки, взял плед и накинул Ленуське на ноги, а торчащую ногу ещё и закутал, и отправился на кухню. Не мешать же Ленуське, да и захотелось покурить. Странно. Курение — ненужная и глупая привычка из той жизни, а вот вылезла, да так, что впору взвыть. С такими приходами бороться трудно, а иногда и не нужно. Не знаю как у других, а мне, когда резко хочется закурить или выпить, достаточно поводить перед носом бокалом коньяку и понюхать сигару или табак в табакерке. Проходит. Не сразу, конечно. Если при этом есть возможность побеседовать с добрым и умным другом, то наваждение проходит совсем… Только спят сейчас мои друзья, а кого-то будить ради врачевания моих растрёпанных нервов не хочется. Пусть отдыхают.
На кухне я отыскал пачку папирос, которые курит Сергей, и достал одну. Походил по кухне, подумал, да и полез в шкаф за коньяком. Взял бокал, плеснул на два пальца и пошел к угловому диванчику, к папиросе.
— Опаньки! Остограмливаешься с утра пораньше? — в двери проявился Сергей.
— Закурить захотелось, вот я и борюсь с вредной привычкой. Извини, немного ограбил тебя, взял твою папиросу.
— Да на здоровье, бери сколько надо. А как ты борешься с вредными привычками?
— Очень просто: мне, чтобы получить удовольствие от курева, достаточно его понюхать. Если с хорошим спиртным, то эффект усиливается. А ты чего не спишь?
— Привычка. Движение по подконтрольной территории в неурочное время…