Марина Алиева - Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья
Приехал канцлер инкогнито, под именем барона де Шо, чем сразу дал понять – переговоры не официальные, и всё, о чём они с епископом будут договариваться или даже просто разговаривать, к герцогу Бургундскому никакого отношения иметь не должно. Во всяком случае, так следовало считать, на что Кошону было указано c первых же минут встречи, едва он заговорил о том, как рад видеть «именно господина канцлера».
– Барона, ваше преосвященство, всего лишь барона, – скупо улыбнулся де Ролен. – Мы с вами оба рады встретиться и поговорить, не так ли? Как в старые добрые времена, когда вы занимались делами покойного герцога Жана, а я только начинал свою службу… Ещё не забыли об этом, Кошон, среди величия, которого достигли?
Епископ с поклоном отступил. Родовитое семейство де Ролен всегда занимало высокое положение при бургундском дворе. И, если деятельность Кошона привела его к сану, который сейчас позволял говорить с канцлером на равных, это вовсе не значило, что сам де Ролен забыл скромное происхождение служащего из канцелярии Жана Бесстрашного.
– О… Как можно… – покачал головой епископ. – Я соскучился, дорогой барон, и по старым беседам, и по изысканному, деликатному ведению дел. Англичане слишком прямолинейны на мой вкус. Зато наших дипломатов всегда отличало умение вести дела тонко. И вы – образчик этой тонкости.
– Не льстите прежде времени, Кошон, никаких дел ещё не было. И, хотя лесть я люблю, всё же предпочитаю слышать её при дружеском прощании. Не нравится, знаете ли, ощущение настороженности с самого начала.
– Разве же я льстил? Вот, только что – одна фраза, а сколько сразу сказано!
– Тогда я скажу ещё. Приятно, что на новой службе и вы не разучились понимать сказанное в одной фразе, – любезно ответил де Ролен.
Епископ засмеялся.
– Я в состоянии понять даже не высказанное, что вы, несомненно, и имели в виду, когда похвалили меня, не так ли?
Канцлер широко улыбнулся ему в ответ.
– Я похвалю вас ещё больше, если мне не придётся говорить совсем. Это куда безопаснее.
Переговоры начались, как ни странно, с откровенного, почти без искажений, рассказа епископа о поездке в Лондон, и о той договорённости, которая была достигнута с английским парламентом.
– Хорошо им там, за проливом, устанавливать сроки, – вздохнул де Ролен, когда рассказ был закончен. – Хотя, будь я на их месте, я бы потребовал привезти пленницу прямо туда, в Англию, где и вершил бы праведный суд с присутствием малолетнего короля.
– Нет, – мягко выдавил из себя Кошон. – Суть в том, чтобы еретичку осудили не столько её враги-англичане, сколько сами же французы, как бы не попавшие под влияние колдовских чар и потому не желающие узурпации трона бастардом королевы.
Де Ролен кивнул, дескать, понял. И Кошон без дальнейших предисловий перешёл к главному.
– План поимки этой девицы, который я представил в парламенте и о котором писал герцогу, выполним, несомненно, только во время военных действий, хотя возобновление их требует большой осторожности. Необходимо продумать все детали, чтобы не вызвать действительно серьёзный конфликт, и с вашей помощью…
Тут канцлер поднял палец.
– А почему с нашей, если вся суть в том, чтобы от колдуньи пожелали избавиться сами французы?
Епископ скорбно развёл руки в стороны.
– К несчастью, слишком много крупных французских городов было захвачено во время рейда по Луаре. Их жители присягнули арманьякскому самозванцу и я не знаю ни одного суверена, способного выступить против этого новоявленного короля ни в Шампани, ни в Провансе… Зато поход по землям Бургундии и, самое главное, его неудача, дают право герцогу Филиппу на ответный ход…
При упоминании герцога канцлер тут же прикрыл глаза и безучастно повернулся к огню, полыхающему в камине.
– Ну хорошо, хорошо, не самому герцогу, а кому-то из его вассалов! – перебил сам себя Кошон, крайне недовольный необходимостью даже с глазу на глаз прикидываться всего лишь людьми, ведущими всего лишь беседу… – Разве мало мы знаем примеров, когда, защищая свою честь, какой-нибудь дворянин восставал против союзников суверена, при полном попустительстве последнего? Скажем, осада Ла-Шарите могла бы стать оскорбительной для господина де Грессара?
– Нет, нет, – тут же завозился в кресле де Ролен. – Привлекать де Грессара нельзя! Он слишком бандит и слишком неуправляем.
– И хорошо! Чем более жестокими станут ответные рейды по захваченным землям, тем больше вероятность того, что эта, якобы Дева, отправится на их усмирение! А дальше сделаем всё по плану, и дело завершено!
– Нет! – с нажимом повторил де Ролен. – Будь эта девица простой крестьянкой, каковой её пытаются представить, даже тогда я не доверил бы Грессару её пленение, потому что среди его бандитов до выкупа и суда она вряд ли доживёт. Но, даже если и доживёт, насилие над ней неизбежно – в этом ни Грессара, ни его людей не удержать. А мы с вами прекрасно понимаем, что подобное допустить нельзя! Хотя бы на тот случай, если на суде вдруг всплывёт правда о её происхождении… Нас не поймут в Европе, и более всего, в папском дворце!
Кошон нервно потёр переносицу.
– В таком случае мы и казнить её не сможем.
– Её саму мы не сможем казнить в любом случае. Но, если герцогиня Анжуйская не пойдёт на отчаянный шаг по разоблачению своих же дел, на костёр можно отправить кого-нибудь другого, а эту девицу надёжно припрятать. Уверен, милорд Бэдфорд охотно предоставит ей содержание, чтобы иметь средство воздействия на короля Шарля.
Кошон презрительно скривился.
– Я всё-таки склоняюсь к тому, что казнить нужно именно эту девицу, – почти капризно заговорил он. – Толку от неё немного, если будет сожжена какая-то другая. Как сможем мы предъявить её потом, если возникнет такая нужда? Будем, как герцогиня Анжуйская, сочинять сказки о божественном вмешательстве? Глупо… Весь смысл процесса – дискредитировать коронацию в Реймсе, а казнь после него станет и возмездием, и назиданием, и средством устрашения! А за Европу не волнуйтесь, там возмущение долго не живёт. Перед государями и папским престолом всегда можно выступить обманутыми, такими же, как и все они! И, пожелай герцогиня раскрыть свои тайны, в общем хоре возмущения мы тоже сможем возмутиться… Но я почему-то уверен, что открыто она на это не пойдёт.
– Вероятно, да, – согласился де Ролен. – Но речь не о герцогине, Кошон. Достаточно и того, что о королевском происхождении девицы известно нам…
Это «нам» он произнёс так, что прозвучало «мне и герцогу». И Кошон снова сжался, чувствуя себя безродным выскочкой.
– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – О том, к какому финалу привести процесс, у нас ещё будет время подумать. Сейчас мне хотелось бы узнать ВАШЕ мнение о плане поимки этой, якобы, Девы, который я предоставил в письме. Возможно ли его осуществление на бургундской земле?
Де Ролен снова поёрзал в кресле. Соединил кончики пальцев и задумался на несколько мгновений, постукивая ими по подбородку.
– План хорош, – сказал он, наконец. – Я думаю, в Бургундии найдётся человек, достаточно беспринципный, но и управляемый, чтобы хорошенько раздразнить французов… Но милорд Бэдфорд должен понимать, что перемирие обязывает моего господина, прежде всего, предложить пленницу на откуп её королю. Это законы чести, такие же непреложные, как и святость королевской крови. Иное дело, если король Шарль сам не захочет её выкупать. Но…
Губы де Ролена выгнулись, брови поднялись, как бы говоря: «Вот в чём сложность», а соединённые пальцы плавно разошлись в стороны, словно констатировали, что подобное, скорей всего, невозможно.
Кошон глаз от лица канцлера не отрывал. Меньше минуты понадобилось ему, чтобы понять всё невысказанное, но ответная реплика требовала времени.
– Что ж, справедливо, – пробормотал он, наконец, и окинул взглядом стол. – Но вы совсем ничего не съели, дорогой э-э… барон! Этот суп… он великолепен! Я просил приправить тимьяном… Вы любите тимьян? И спаржа с поджаренным луком… Позвольте, я налью вам немного?
Не дожидаясь ответа он встал, поднял крышку с тяжелой супницы и зачерпнул деревянным ковшом самую гущу. По комнате пополз густой аромат.
– Пахнет прекрасно, – заметил де Ролен.
– И вкус не хуже.
Кошон наполнил тарелку канцлера, потом свою, сел напротив и передвинул на середину стола блюдо с луковыми перьями и отрубевым хлебом.
– Пост, – сказал он, словно извиняясь. – Строгость в воздержании – вот то, в чём служители Бога сильны. К сожалению, вопросы чести – это удел жизни светской, и тут нам требуется хороший консультант. Помню, милорд Бэдфорд сказал мне как-то, что рыцарские законы писались при французском дворе, но там же и погибли. Он, несомненно, шутил, однако, в каждой шутке есть доля истины… Как вы думаете, барон, если я обращусь, к кому-нибудь… кому-то из людей родовитых и служивших при прежнем дворе… он не откажет посвятить меня в некоторые светские тонкости этих законов?
