Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

— Много воинов понадобится, государь, — нахмурился Сосруко.

— Две тысячи примерно, — кивнул я. — Там нет уж очень сильных царей. Полуостров отделяется от суши перешейком шириной в сорок стадий. Если перешеек перекопать и насыпать вал, то Таврида превратится в настоящую крепость. Кочевники севера больше не зайдут на его землю. Ты поплывешь туда весной, когда взойдут Плеяды, и заодно увезешь отсюда всю голодную лукканскую рвань, что сейчас прячется в скалах. Если понял, что я сказал, то позови госпожу Кассандру, — приказал я.

Ошеломленный открывающимися перспективами начальник охраны ушел, механически переставляя негнущиеся ноги, а я в который раз повернулся к морю, которое из ласково-синего понемногу становилось неприветливо-свинцовым.Я постою здесь еще. Мне необходимо продумать всю партию, которая развернется за Египет и за будущий канал фараонов, который нужно будет там проложить. Другого пути в Индию у меня пока нет.

Я уже вовсю хвастаюсь, что не дам Египту ни одного слитка меди. И что пусть они засунут себе свое зерно куда подальше. Купцы штабелями падают в обморок, но протестовать не смеют. А сидонцы, не теряющие связи с родным городом, уже донесли дикие вести до писцов-египтян.

— Звал, государь? — Кассандра неслышно возникла сзади.

— Сегодня первый день после дня Солнца, — напомнил я ей. — У тебя отчет.

— Здесь? — растерялась она. — На стене?

— Расскажи вкратце, — повернулся я к ней.

— Матушка, Андромаха и Астианакт, старший сын Гектора, в Трою уплыли, — выдавила она из себя и опустила глаза вниз. — Месяц как.

— Я уж думал, ты не скажешь, — укоризненно посмотрел я на нее. — Мне ведь тут же донесли об этом. Ты считала, что я не узнаю?

— Духу не хватало, — честно призналась она, то бледнея, то краснея. — За такое смерть полагается. А она ведь мать нам с Креусой. Умоляю, государь, пощади ее! Сошли на остров, но не убивай! Владычицей заклинаю!

— Ее козни будут стоить жизни многим, — ледяным тоном ответил ей я. — Но ведь это чернь. Кому есть дело до их жизней, правда?

— Молю, — она посмотрела на меня налитыми влагой глазами и зарыдала, впервые на моей памяти. — Пощади ее. Великой Матерью клянусь, собаки не найдешь преданней меня!

Рассказать Кассандре, что мамаша ее лишних три года землю топчет? И что ее собственная судьба — стать наложницей Агамемнона, родить ему детей и погибнуть под ножом убийцы? Все равно не поверит. И я просто махнул рукой.

— Не делай так больше никогда, — процедил я. — Я ведь доверяю тебе.

— Прости, — всхлипывая и глядя в землю, ответила она. — Я никогда не предам тебя. Сказала же вот… Просто она же мать…

— Иди, — отпустил я ее и вновь повернулся к морю. Оно сегодня успокаивало меня.

— Государь! — теперь Абарис меня отвлек. Никакого покоя нет. Даже подумать не получается в тишине.

— Чего тебе? — повернулся я к нему с недовольным видом.

— Сам же приказал, — непонимающе посмотрел он на меня. — Трибуны когорт собраны. Даже Хрисагон из Угарита приплыл. Мы план весенней кампании подготовили.

— Пойдем, — вздохнул я, ловя слабые лучи осеннего солнышка. — Весенняя кампания, да… Троя сама себя не вернет. И чего, спрашивается, этим дуракам не хватало!

* * *

Месяц двенадцатый, Ванактерион, когда после праведных трудов должно славить царя царей и победы его. Пер-Рамзес.

Сидонская торговля пришла в полнейшее ничтожество. Хищный царь Алассии словно ножом отрезал от скудного пирога кусок за куском и съедал все сам, не оставляя другим даже крошек. Из городов Ханаана уезжали умелые мастера, корабелы и купцы. И по большей части уезжали на Кипр, где их принимали с распростертыми объятьями. Многих расселили по полупустым городам: Ла-Китону, Пафосу и Лапитосу. Самым богатым и умелым позволили жить в Энгоми, а вот уважаемому купцу Магону предложили Пер-Рамзес. И предложили так, что он согласился. У него и выбора особенного не осталось. Его немалое состояние начало таять, и он, как человек торговый, понимал, что оно будет таять и дальше. Огромная семья, толпа слуг и их семьи, все это непрерывно требовало немалых средств. А любой купец печенкой понимает, что содержать всех этих людей нужно из прибыли, а не из капитала. Иначе капиталу быстро придет конец. Путь к нищете становился прямым, как стрела, и Магон потерял покой и сон.

Сидон стремительно превращался в заштатный городок, подобный Ашдоду, Тиру и Бейруту. Этот берег еще держался на плаву, и причиной тому был пурпур. Только пурпуром торговали сами цари, его не раздавали налево и направо. Заработать стало безумно сложно. Дорогу на Вавилон перехватил Угарит, который плотно спелся с арамеями. Дальше Родоса купцам теперь не пройти. Царица Поликсо завела такой флот, что и рыба в ее водах не проплывала неограбленной. А в Египте и вовсе никакой торговли нет. Вся она принадлежит царю Эшмуназару, которого хозяева-египтяне объедают до костей. Купцам-тамкарам остаются такие крохи, что даже Магон, предки которого служили царям несколько последних столетий, пошел на немыслимый для себя шаг. А все этот Рапану, старинный партнер и гостеприимец. Он большая сволочь, конечно, но иногда его советы бывают крайне своевременны.

* * *

Месяц назад.

— Великая богиня! Прими службу мою! — говорил Магон, глядя в ярко-синие глаза жуткой бронзовой птицы с кинжалами вместо перьев. — Клянусь честью семьи и жизнью своих детей, что не предам нашего господина. Покарай меня, Приходящая ночью, если я соврал даже в мыслях.

Где-то за спиной статуи вспыхнул ослепительно-яркий столб пламени, едва не ударивший в потолок. Вспышка была такой сильной, что купец чуть не ослеп. Он сомлел от накатившего ужаса и упал бы, но два безмолвных служителя подхватили его под локти.

— Богиня приняла твою клятву, Магон, — из полутьмы вышла пожилая жрица с лицом, изрезанным морщинами.

— А ты откуда мое имя знаешь? — прошептал ошеломленный купец, который сейчас соображал довольно туго. — Богиня тебе сказала?

— Иди за мной! Госпожа ждет тебя, — бросила ему жрица, повернулась и пошла не оглядываясь. Она не сомневалась, что он пойдет за ней.

Каменная беседка, увитая виноградом, оказалась по-женски уютна и мила. А великая жрица, которая прихлебывала какой-то ароматный настой, выглядела такой доступной и располагающей к себе, что у тертого купца даже волосы дыбом встали. Разные слухи ходили об этой женщине, и некоторые из них были откровенно пугающими. Так что ни ароматный настой, который она пила, ни гора ошеломительно пахнувших булочек не могли заглушить то чувство опасности, что источала эта царская дочь. Магон поклонился, достав пальцами до земли, что с его животом оказалось, положа руку на сердце, немалым подвигом.

— Ты теперь служишь государю, Магон, — сказал она, не предложив ему сесть. Впрочем, он на подобную честь и не надеялся.

— Да, госпожа, — ответил он.

— Ты купишь дом в Пер-Рамзесе, — сказала она. — Теперь ты будешь жить там.

— Как прикажете, госпожа, — проглотил тугую слюну Магон.

— Ты не прогадаешь. Там сейчас большая часть торговли этого мира, — она с аппетитом откусила булочку и запила ее чаем. — Мы будем давать тебе столько товара, чтобы ты получал достойный доход, подобный тому, что получают тамкары самого ванакса.

— Благодарю, госпожа! — сердце купца от счастья едва не выпрыгнуло из груди. Не обманул Рапану! Не обманул! Это же такие деньжищи!

— А взамен ты станешь нашими глазами и ушами в Египте, — продолжила она. — Во дворце множество царедворцев, твоих земляков. Ты знал об этом?

— Да, госпожа, — ответил Магон. — Я слышал, что сиятельный Бен-Амм возвышен сыном Ра, царем Черной Земли.

— Не только он, — покачала великая жрица головой, увенчанной короной из кос. — Еще есть некто Ур-Хаю, Махуба-Баал, Адду-Эль и Каркару1. Египтяне ненавидят их, презрительно называют ааму, но они сейчас обладают немалой силой при дворе. Ты должен сблизиться с ними.