Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий

Я, в отличие от товарищей, сделал несколько телодвижений, чтобы приблизиться к кучке командиров и услышать хоть слово из того, о чем говорил пан майор. Шагах в десяти от них дерево росло, вот за ним-то я и устроился.

— Девятый взвод! — услышал я и обрадовался. Может, и обо мне сейчас что-нибудь хорошее скажут. — Клейменов, второй Клейменов, Шлюхин, Гулящих, Приблудный, Золотарев, Татёв… Твою ж мать! Ну почему всех выродков ко мне гонят! Десятый взвод, где списки? Ну и тут не лучше… А, вот и Выродков нашелся! Я думал, уже и не пришлют. У Солеградских подьячих совсем фантазии нет. Делать-то эти сопляки умеют хоть что-то?

— Обучены как должно, ваше сиятельство, — услышал я льстивый голос капитана, командира первой роты.

— Я не сиятельство и никогда им не стану, — проворчал майор. — У меня два старших брата есть, а у них свои дети подрастают. Так что давай без лести, не люблю… Разводите свою шваль по казармам, получите по два бойца из старых на отделение.

— Сколько? — ахнули офицеры. — Два? Да побойтесь бога, ваше высокородие! Отроков же как цыплят перебьют!

— У меня батальон, — рыкнул на них майор, — сто двадцать семь душ. Из них десяток калек, которых я до дембеля от проверок откупаю, чтобы без пенсии с голоду не подохли. Столько после прошлогоднего набега осталось из трех с половиной сотен. Гребитесь как хотите, панове. Проявите солдатскую смекалку. Вы первое пополнение, что мне за последние два года соизволили прислать. В штабе округа и не почесались бы, но у нас впереди самое веселье. Без пополнения здесь совсем беда будет.

— А что у нас впереди? — услышал я острожный голос своего взводного.

— Аба, третий сын мадьярского хана Арпада ведет сюда чамбул. А это, почтенные, тысячи четыре всадников, а то и все пять. Откуда знаю? Я тут десятый год служу, и давно уже окружной разведке не доверяю. Граница — она только на бумаге перекрыта. У меня в кочевьях свои людишки имеются. Подкармливаю.

— А ведь он совсем не дурак, — отстраненно подумал я. — И не последняя сволочь, как мне Януш рисовал. Сволочь не станет увечных солдат от проверок прятать, и пайку изводить на них. Нет, у нас тут, определенно, не все потеряно…

Гарнизонная служба — это не совсем про войну. Это про работу в поле, про сенокос и выпас свиней в ближайшей дубраве. Ну и рыбалка с охотой, не без этого. Замок стоит в этих землях уже очень давно, а потому зверья в окрестных лесах почти не осталось. Даже кабан, охочий до репы с солдатского огорода, здесь нечастый гость. Потому-то охотой тешат себя господа офицеры, и то ездить приходится за десять миль. В тех местах водится и олень, и косуля. Для офицеров это еще и возможность натрескаться в слюни без солдатского глаза, обосновывая это заботой об общем котле. Впрочем, пару раз в год, когда завозят соль, в те места гонят роту солдат и ставят загонщиками. А господа офицеры опять изволят охотиться, валя дичь из армейских арбалетов. Мясо идет на зиму, а шкуры в большом хозяйстве сгодятся всегда.

Все это время я горбатился на лугу, заготавливая сено для лошадей, пока травка свежая. А вот товарищи мои работали в поле, на огородах, и ловили рыбу, заготавливая ее впрок. До стрельб и тренировок со щитом дело за это время не доходило, считалось, что восьми лет учебы вполне достаточно. В Сотне отроков до седьмого пота гоняли, а в настоящем бою из человека все равно говно наружу вылезет. День тек за днем, и едва оторвешь голову от подушки, как уже и вечер. Построение и отбой. И про баб мы больше не вспоминали, что-то не до них совсем было. Чуть у кого из господ взводных свободные руки появлялись, тут же гнали дрова колоть. Не смотри, что июнь, дров зимой много не бывает. Поэтому в перерыве между заготовкой сена и ловлей рыбы я колол поленья, которые напилил первый взвод. Вот такая вот военная служба, полная эпических подвигов.

Первые признаки надвигающейся беды мы увидели недели через две, когда к воротам замка потянулись возы закарпатских белых хорватов, данников болгар. Что-то меняется там, за Лимесом, если люди больше не верят в защиту кагана. Болгары — они ведь почти приличные люди. У них и города крепкие имеются, и порты, и села словенские, где смерды живут спокойно. Да и сама болгарская элита — люди вполне вменяемые, повязанные с окрестными владыками торговыми договорами и родственными связями. Да только что-то разладилось у них с государями нашими, а теперь так и вовсе… Странные вещи люди говорят. Откочевавшие из-за Итиля десять родов (семь — мадьяр и три племени огузов-печенегов) поставили на уши все Закарпатье. И они плевать хотели на то, кто чей данник. Грабят при любом удобном случае. Не такой уж, получается, каган Крум господин пришельцам. Скорее — вынужденный союзник, который не чает, как от новоявленной родни избавиться.

Телеги проезжали отнюдь не бесплатно. Кто-то мех отдавал, кто-то мешки с зерном, а кое у кого водилось грубое болгарское серебро, подражание имперской чеканке. Тут и такое ходило за милую душу. На лицах селян застыл страх и робкая надежда. Они хотели сбежать на земли империи и, либо осесть навсегда в здешнем лесу, вырубив себе делянку, либо за взятку приписаться к крестьянской артели. Тут, в Пограничье, такое на раз делается. Смердов раз в пятнадцать лет по головам считают, когда очередной индикт (1) приходит. Не все и дотянут до той переписи.

Пограничье живет взятками и контрабандой, и тут этого даже не стесняется никто. А как иначе откупать увечных? Сам ведь можешь таким стать. Этот обычай давний и уважаемый. О нем все до единого знают, и все до единой проверки за малую мзду закрывают на это глаза. Тут ведь, как и в любой армии, все дружат против начальства, почитая его большим злом, чем супостата за горами. Как без взяток приварок к котлу соорудить? Хочется ведь хоть иногда яиц с маслом. От пресной каши уже с души воротит. Как прикупить бинтов и гипса? У местного пана лекаря ни черта вообще нет. Лимес почти не снабжают. То ли воруют наверху, то ли просто крадут… Тут все именно так и думали.

С каждым днем телеги с перепуганными хорватами шли все гуще, и это становилось заметно. Мы чуть ли не пять сотен семей впустили, и тех, кого пробовали завернуть, валялись в ногах, рассказывая какие-то страсти. Селяне последнее с себя снимали, клялись, что дальше не пойдут и отсидятся в лесу. Так и рыдали: только не дайте погибнуть, господа воины! Когда поток стал совсем уж такой, что его в жидких пограничных весях не спрятать, то ворота затворили наглухо. Хорваты повздыхали, поплакали и пошли в свои леса. Там тоже прятаться можно. Хуже, конечно, чем в имперских землях, и голодно очень. Но если боги попустят, то набег пройдет, и они вернутся на пепелища своих весей.

И вот однажды на воротной башне, где день и ночь бдили караульные из старослужащих, раздался звон колокола. Нехороший такой звон, до костей пробирающий. Первый разъезд мадьяр подъехал на сотню шагов, помахал рукой и развернул коней. Они нас не считали за дурней, и взять спящими не мечтали. Как ни погана служба на границе, но такого в войске императоров не случалось. За сон на посту вешали без разговоров. В армии вообще много за что вешали, как я выяснил, но случалось это нечасто. Дуракам только в тыловых гарнизонах вольготно, здесь они быстро заканчиваются. А еще быстро заканчиваются те, кому непруха по жизни. Разъезды мадьяр зачастили, но теперь на прощание пускали стрелу-другую. Парнишка из третьего взвода поймал глазом костяное жало, пущенное очередным батыром почти наудачу. Жуткое невезение… Схоронили бойца, а я и имя его забыл, лицо только знакомое. Завтра о нем и не вспомнит никто. Караулы удвоили, и спали мы с тех пор вполглаза. Я впервые увидел, как парни из моего взвода в часовню добровольно побежали. Мы тут, конечно, все в Иисуса Христа и Святую троицу верующие, но чтобы так…

А потом мне малость повезло. Лучшая служба в гарнизоне — пасти свиней. Три десятка маток, хряков и подсвинков выгоняли на луг или в дубраву, если поспели желуди. Сейчас начало лета, желудей и близко нет, а потому, получив наряд, я выгнал своих подопечных на луг, припрятав под рубахой книгу. У меня до этого ни времени не было ее почитать, ни сил. Свиньи рассыпались в стороны, громко чавкая и урча, а я растянулся на пригорке. Таких выпасов за день два. Утром после росы, и ближе к вечеру, как спадет жара. Я же, улегшись вольготно, положил рядом лук и тесак и погрузился в изучение истории Северной империи. Когда еще так повезет.