Этот большой мир. Тайна пятой планеты (СИ) - Батыршин Борис Борисович
— Бортников и сам с удовольствием полетел бы с нами. — щебетала тем временем Юлька. — Он как раз заканчивает работу по некоторым аспектам резонанса взаимопроникающих тахионных полей, а действующего «обруча» и в глаза не видел! Профессор даже намекнул Валере, но тот пропустил намёк мимо ушей.
— Экий он у вас… невнимательный. — хмыкнул я. — Между прочим, отец тоже как-то обмолвился, что не мешало бы ему сходить с нами на «Заре», понаблюдать, как действует новая система отсоединения жилого «бублика». — это ведь он её разрабатывал!
Юлька посмотрела на меня с интересом.
— И что ты?
— А что я? Сказал, что в этом рейсе нам, скорее всего, не придётся ничего отстыковывать. А посмотреть, как эта система действует, можно и не удаляясь от дома. На ближайшее время намечены испытания здесь, возле «Гагарина» — вот пусть и любуется, сколько влезет…
— А отец?
— Вздохнул и согласился. Так что завтра мы с ним летим на «Гагарин» — между прочим, это будет его первый полёт в космос, событие! Может, и ты с нами?
— Нет, не выйдет. — она покачала головой. — Бортников настоял, что раз уж я улетаю, то пусть сначала сдам его коллоквиумы. Так что в ближайшие дня три об отдыхе придётся забыть. Поспать бы немного — и то счастье, так что ужин сегодня сам будешь готовить!
— Не дождёшься! — хмыкнул я. — Заглянем по дороге в универмаг на Смоленке, там отличная кулинария.
— Вечером-то? — Юлька скептически хмыкнула. — Наверняка у них уже шаром покати…
— Найдут! — уверенно заявил я, обгоняя неторопливо плетущийся туристический «Икарус» с огромными надписью «Интурист» по бортам. — Обязаны найти! Мы, в конце концов, герои Внеземелья, или где?
Мы висим в обсервационном зале «Гагарина», в метре от прозрачной скорлупы, отделяющих нас от мертвенного холода пустоты. Хотя, здесь, возле «Гагарина» она не такая уж и «пустая» — шныряют туда-сюда буксировщики, проплывают грузовые контейнеры, люди в скафандрах мелькают туда-сюда, подобно серебристым большим жукам, волоча за собой хвосты выхлопов ранцевых движков. Земля медленно наползает справа- снизу — её огромный горб не способствует ощущению вселенской пустоты, греет, подсвечивает своим голубоватым светом… То ли дело в «засолнечной» точке Лагранжа — там пустота межпланетная, абсолютная, и нет в ней ничего, кроме россыпей звёзд и шарика Солнца. А если повернуться так, чтобы не видеть ни его, ни корабля, охватывает непередаваемое ощущение: ты наедине с этим Ничто, крошечный квант тепла и жизни в бесконечности Вселенной…
На станции редко бывают туристы, но и тех сюда обычно не допускают — для них есть такой же зал на жилом, вращающемся кольце. Здесь же царит невесомость; к стальным полосам, разделяющим прозрачные секции купола, прикручены поручни, к которым следует пристегнуться, чтобы после неосторожного толчка не летать по всему залу, вызывая язвительные смешки посетителей.
Так мы и поступили. Отец впервые оказался в невесомости (несколько минут в переходном шлюзе во время пересадки с пассажирского лихтера не в счёт) и теперь его немного мутило, так что я заранее позаботился о гигиеническом пакете. Контейнеры с ними прикреплены к стенам зала — для таких посетителей, не прошедших специальных тренировок и непривычных к отсутствию тяготения.
А иначе никак — только отсюда можно со вкусом понаблюдать за зрелищем, ради которого он, собственно, и заявился на орбиту. «Заря» прошла ходовые испытания (рейс к Луне и обратно на ионной тяге), и теперь ей предстояло, подобно верблюду из Евангелия проскочить сквозь игольное ушко, в роли которого выступал кольцеобразный обитаемый отсек Гагарина. Размеры внутреннего кольца, где был установлен «батут», в принципе позволяли проделать подобный трюк, не зацепив за края, где смонтирована хитрая машинерия, создающая тахионное зеркало, — но буквально впритирку. Выполнить эту операцию с помощью собственных маневровых двигателей планетолёта — нечего и думать, так что «Зарю» заводили в «игольное ушко» сразу шесть буксировщиков, облепивших корабль, словно гигантские кальмары кита.
— А ведь по уму, моё место находиться там! — я показал на «омары». — Если придётся прыгать сквозь «батут» — то заталкивать «Зарю» в него буду в числе прочих и я.
— С чего бы это — ты? — удивился отец. — Когда «Заря» нырнёт в зеркало, ты будешь внутри вместе со всем экипажем.
Я пожал плечами.
— В принципе да — но мало ли как дело пойдёт? Конечно, в хозяйстве Леонова найдутся опытные пилоты — один Шарль д’Иври чего стоит, видел бы ты, как он поймал сразу два контейнера и оттащить их к грузовому причалу! — они и будут запихивать корабль в «батут». А всё же мне не помешало бы поупражняться.
— Ну-ну, только не надо скромничать — улыбнулся отец. — Я видел твой формуляр, там достаточно лётных часов именно на буксировщиках!
Я усмехнулся.
— Пап, знал бы ты, сколько ошибок я наделал, особенно, когда мы швартовали «Николу Теслу» к станции! Вспомню — в дрожь бросает! И то, что дело тогда ограничилось разбитым «омаром», иначе, чем чудом не назовёшь. Да, конечно, опыт пилотирования у меня был немалый, но всё больше на «крабах», да и нервишки расшалились, руки тряслись, как с похмелья… Нет уж, тренировки, упражнения на тренажёрах, матчасть — век живи, век учись! Тогда есть шанс, что не помрёшь дураком, а заодно и не угробишь ни в чём не повинных людей!
— Тебе виднее. — согласился отец. — Но сейчас они и без тебя справятся. Мне больше интересно, как они будут отстыковывать «бублик» от реакторных колонн. Для этого тоже нужны буксировщики, вот и понаблюдаешь. Уж это тебе наверняка придётся проделывать!
— Вообще-то на планетолёте два «омара». — заметил я. — Так что помощник у меня будет, и я даже знаю, какой.
— Юра Кащеев, ваш второй астронавигатор?
— Он самый. — кивнул я. — В экипаже он лучше всех управляется с буксировщиками, так что второй «омар» закреплён за ним. Но ты прав: теперь, когда Шарль на «Гюйгенсе», подобные операции — моя зона ответственности. Но сомневаюсь, что нам придётся разделяться. У Леднёва на «Зарю» совсем другие планы, так что чует моё сердце: из системы Сатурна корабль вскорости отправится куда-нибудь ещё, причём целиком, а не по частям.
Он помолчал.
— Когда вы стартуете?
— А то ты не знаешь! Через неделю, максимум, восемь дней. Могли бы и раньше, но Леднёв тормозит — он сейчас в Штатах, заканчивает расчёты для будущей «тахионной локации». Вот прибудет на «Зарю» — так сразу и отправимся. На «Лагранже», небось, ледорит роют от нетерпения — так их тянет расковырять найденную дверцу…
«Заря» тем временем подошла к станционному «батуту» вплотную. Теперь она занимала половину видимого небосвода, и казалось, накатывалась прямо на наш прозрачный пузырь. Но нет — буксировщики, прицепившиеся к реакторным колоннам, выстрелили белёсыми струйками выхлопов, нос корабля пошёл чуть в сторону и скользнул в «дырку от бублика». Ещё десять ударов сердца — я не заметил, что задержал дыхание, — и махина тахионного планетолёта проскочила «батут» и оказалась на другой стороне 'Гагарина, где мы уже не могли его видеть.
— Жаль, я не могу лететь с вами… — Отец проводил корабль взглядом и вздохнул. Мы сейчас заканчиваем проект нового тахионного планетолёта, прямого потомка вашей «Зари». Новые корабли собираются строить большой серией, закладывают сразу три штуки — два на орбитальной верфи «Китти Хок», и ещё один на «Мстиславе Келдыше», эта верфь. только-только вошла в строй. Так что, сам понимаешь, вздохнуть некогда, я и сюда-то вырвался с трудом…
— Ну, ничего, ещё слетаешь в Дальний Космос, какие твои годы!
— Тот-то и оно, что мои. — отец снова улыбнулся, и снова не слишком весело. — Все мои, до единого…
Ну да, припомнил я, во Внеземелье новичков допускают только до сорока пяти. Он, несмотря на свои регалии и должность ведущего инженера Проекта — как раз новичок и есть, даже за пределы гравитационного колодца выбрался впервые. Что ж, у него осталось шесть лет — не то, чтобы на пределе, но и не слишком много….
