Игорь Курас - Программист и бабочка (сборник)
– Каналов… данных?.. Полковник… а… где же тогда… Ваш полк?
– Ты что, Склифосовский, охренел? Может тебе еще код запуска баллистической ракеты назвать?
– Да я просто…
– Ма-а-алчать!!! Это что, военный санаторий, или дурдом??? Откуда вас, таких чучелок, понабрали?
Разъяренный полковник, заложив руки за спину, принялся нервно расхаживать по кабинету. Однако внимательный наблюдатель несомненно заметил бы, что в точках разворота стремительной траектории – на врача искоса поглядывал проницательный взор хитроватого исследователя, а не лихого рубаки.
– Если вы… полковник… то при чем здесь эти… как его? Маршрутизеры? Маршрутеры? Марш…
– Маршрутизаторы. По-твоему, Док, все полковники должны бегать с пистолетами во главе ватаги солдат? Мы, военные инженеры, ведь не считаем, что все врачи носят в карманах клизмы? Мы-то понимаем, что кое у кого есть скальпели и даже пассатижи.
– Да-да, конечно… Но и вы поймите: приходит ко мне какой-то специальный замаскированный полковник в пижаме, а у него вместо пехотного полка одни маршрутчики – что я должен был подумать?
– Думать? Твое дело, Гиппократ, не думать, а смотреть. Сам знаешь куда. Впрочем… Думать ты тоже пытался. Даже что-то там вякал, спорить пытался.
– Ну и… как я вам? – заискивающе вопросил эскулап.
– Хреново. В информационных технологиях, ты, Док, полный пень. И консерватор. Я б тебя даже секретаршей на свою кафедру не взял. – Полковник плотоядно – на всякий случай – оценил упругие ягодички доктора, плотно и вполне сексуально обтянутые голубым медицинским халатиком.
Полковник устало присел на краешек стула и, уперев ладони в широко расставленные колени, с интересом посмотрел на раздавленного обстоятельствами врача. Покачал головой. Проктолог поежился, почуяв на себе изучающий взгляд опытного и тертого человека, и вся его былая спесь окончательно, без остатка, стекла куда-то в пол, растворившись позорной лужицей в потертом коврике возле стола. Убедившись в окончательности произошедшей метаморфозы, посетитель сбросил шутовскую маску и, вполне серьезно нахмурив брови, продолжил:
– Знаешь, Док, за что я вас, сволочей, не перевариваю? За то, что работать вы не хотите, толку от вас – чуть. Если только «больничный» спросить. Специалистов среди вас – полпроцента. Хорошие диагносты – вообще реликт. Но спеси и гонору – выше макушки у каждого второго. Будь по-моему, так ежели не нравится работать – уходи. Не хочешь развиваться, учиться, приобретать опыт – сдристни в туман. Ведь ты отвечаешь за самое ценное на свете – за человеческие жизни.
Полковник тяжело вздохнул, и, помассировав шею, продолжил:
– Ты хоть понял, к чему я затеял этот цирк?
Врач молча, сиротливо покачал головой.
– Потому что самая паскудная ваша, медиков, особенность состоит в том, что вы отчего-то решили, что пациент не только должен знать, чем он болен, когда и в какие сроки ему делали прививки, но и полностью владеть вашей инквизиторской терминологией. Сначала вы придумываете для препарата обнадеживающее название «Бронхипрет»[1], – при этом непонятно, кого он прет и прет ли вообще… Или того чудесатее – неприличное для интеллигентного человека ругательство «Апизотрон»[2], а затем находчиво спрашиваете: «Та-а-ак, что я вам прописал прошлый раз?» Я военный инженер! И мне плевать на ваши пероральные, оральные или анальные! Я этого не знаю, и знать не желаю. У меня и по моей специальности проблем – по самые гланды. И я не намерен зубрить еще и ваши садистские термины и теории. Этому учили тебя. Вот и изволь соответствовать. А не хватает мозгов – загляни в карточку и прочти, чудило, что там предыдущий спец накарябал куриной лапой. Но не мучай пациента идиотскими вопросами. Я хочу сказать – пусть каждый занимается своим делом. Ну что, Айболит, согласен?
Проктолог слабо кивнул.
– Апиздотрон… – крякнул полковник и, ядовито ухмыльнувшись, пожал плечами. – О чем, стервецы, думают?
Задумчиво пожевал губами, видимо, пробуя на вкус незнакомое слово, и через минуту продолжил:
– И напоследок хочу задать тебе один вопрос. Вот скажи, когда ты, в самом начале беседы, не смог квалифицированно ответить мне относительно расщепления горизонта, я над тобой смеялся?
– Нет… – хрипло ответил эскулап.
– Так отчего же ты смеялся надо мной? Зачем унизил меня? Унизил и фактически надругался над моим человеческим достоинством, когда я не знал, что означает надпись «Проктолог» на твоем кабинете? И еще, ежели ты разумный человек, скажи – правда лично к тебе это не относится – почему врач скорой помощи корчит недовольную рожу, если его спрашивают, какой препарат он вкатил загибающемуся от боли пациенту? И почему – в таком случае, если это такая уж военная тайна – врач следующей «скорой», приехавшей через два часа после первой, с пристрастием пытает несчастного, что ему впендюрил предыдущий инквизитор??? А забавный вопрос о количестве полных лет? Почему, кстати, «полных»? Лично тебе, например, какая разница: сорок девять мне или сорок восемь?
В кабинете надолго повисло усталое молчание. Но, против ожидания, это молчание не казалось тягостным для участников необычного действа. Чувствовалось, что где-то там, в глубине души, идет некая работа; что собеседники о чем-то размышляют, делают выводы. Инженер устало подпер тяжелый подборок кулаком; врач, нахмурившись, задумчиво теребил шариковую ручку. Встал из-за стола, неторопливо подошел к окну; заложил руки за спину, уставившись на набухшие почки ольхи, там, во дворе.
Некоторое время спустя, врач прервал молчание: неловко кашлянул и, не оборачиваясь, хрипло спросил:
– Так что вы хотели? С чем пришли?
– Подпишите мне справку. Или как там у вас это называется? Нужны подписи в первичном обследовании в ознаменование моего торжественного прибытия на черноморский курорт… – устало произнес полковник. От его запальчивости не осталось и следа.
– Что же вы… ворвались в кабинет таким… возбужденным? Что стряслось?
– Понимаешь, Док, достали… Невропатолог – навязывал мне аппликатор Кузнецова. По сходной цене. Хирург нагло спросил, били ли меня по голове, а затем стал настойчиво предлагать какую-то мазь. По специальной скидке. Отоларинголог долго возмущался, что я, оказывается, страдаю тугоухостью. Его возмутило, что я заранее об этом не предупредил. Он, бедолага, долго, упорно и мучительно снимал мою АЧХ[3], затем обнаружил у правого уха провал в области одного килогерца, и спустил на меня всех собак.
– За что?
– Я, оказывается, должен был сам знать, что у меня провал. В области одного килогерца. Отчего-то ему кажется, что у всех дома стоят собственные измерители АЧХ. Наряду с телевизорами и микроволновками. Измерители АЧХ – вообще довольно распространенный в быту прибор, не находите, доктор?
– Не берите в голову. Он сам его неделю назад получил. До сих пор тащится. Вот и пыжится от гордости.
– Затем эта странная женщина… Глазник… Глазист? Глазовщик? Глазовик?
– Окулист…
– Да, окулист. Замучилась, трудяга, подбирать мне линзу в левый глаз. Стонала-вздыхала, вздыхала-стонала – прямо не клиника, а шахтерский забой, мартеновская печь, выгрузка новороссийского, сука, десанта{1}. Минут семь или более того, у нее ничего не выходило. Не вижу и все! Размыто при любых диоптриях… Потом додумалась в карточку заглянуть, в предыдущие каракули. Кстати, Док, вас специально учат писать задницей? Короче, сунулась в обследование за прошлый мой приезд. Сощурила свои поросячьи глазки, да как взялась визжать: «Ах, больной, ах больной! У вас тут оказывается не просто геморрой, а миопический астигматизм, чего вы мне тут голову морочите? Вы что, не в курсе, что у вас семнадцать градусов? С вашим открытым переломом вообще без толку очки подбирать. Тебе, бестолочи, при такой скарлатине просто вешают на левый глаз для симметрии то же, что и на правый! Ну и чего молчим?»
– Конечно, Марь Ванна женщина эмоциональная…
– Знаешь, Док, мне плевать, какая она там женщина. Я не к женщине пришел, а к специалисту. И вообще, кто ее просил линзу подбирать? Мне просто ее закорючка нужна. Глянула бы на глазное дно – и все дела.
– Ну, батенька, тут вы не правы. Ей, специалисту, виднее, чего смотреть, а чего нет.
– Прекрати, Док, называть меня «батенькой». Ты молодой еще парень, и тебе это совсем не идет. Глуповато звучит. Мой тебе совет, ищи другой образ. Или имидж, как сейчас говорят. А еще лучше, быстрее становись специалистом. Уважать тебя начнут за квалификацию, а не за словечки эти убогие… О чем это я? Короче, визжала-визжала, потом заявляет: «Странно, почему тот идийет, который у вас в глазу эту сколопендру обнаружил, никак вас не предупредивши?» А она и есть тот самый идиот со сколопендрой. Ибо сама и смотрела меня в прошлом году. Что самое забавное, опять на те же грабли наступила: справку подписала, но какие линзы намеряла – так и не сообщила.
