Вячеслав Коротин - Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
– А ведь, кажется, получилось! – Эбергард с нескрываемым удовольствием смотрел в бинокль на горящий линейный крейсер, который ко всему вдобавок еле-еле полз по волнам. – Не уйдет! Не может уйти, не должен!..
– Ваше превосходительство! – доложил Галанин. – Пожары ликвидированы, «Евстафий» может вернуться в общий строй.
– Замечательно, Валерий Иванович. Что кормовая?
– Стрелять пока не может, требуется еще около получаса.
– Хорошо. Держите за «Ростиславом».
– Слушаюсь!
Броненосец стал догонять основную линию, и еще издали носовая башня стала посылать снаряды в практически приговоренного «Гебена». Безрезультатно сначала, но все равно было заметно, что спесивым тевтонцам сегодня никуда дальше морского дна не уйти – линейный крейсер уже здорово сел носом, ход давал ничтожный, а русские снаряды продолжали ломать и крушить крупповскую броню. Флагман Сушона огрызался только из двух орудийных башен…
Но и русским досталось здорово. Как ни берег Винтер своего «Иоанна Златоуста», но и тот вынужден был оставить кильватер – объятый пожарами корабль стал вываливаться из строя, причем в сторону противника. Перекрывая идущим сзади товарищам сектор стрельбы и обеспечивая небольшую передышку противнику. Да и сам схлопотал при этом пару дополнительных одиннадцатидюймовых снарядов.
Надо сказать, что принятая в пробоины вода даже позволила несколько спрямить уже имевшийся крен, но, само собой, увеличила осадку на дополнительных полметра. Только близость базы позволяла надеяться, что броненосец выживет и продолжит войну – о продолжении данного боя речь уже не шла.
А «Гебен» уже просто рвался подальше на глубину, чтобы затопиться там, где его не смогут поднять и ввести в строй под вражеским флагом. У Сушона возникала мысль спустить турецкий флаг – не германский все-таки, но он отмел такую перспективу сразу и бесповоротно: под этим флагом крейсер вступил в бой, под ним же и пойдет ко дну, пусть из-за этого и погибнут лишние десятки, а то и сотни немцев – честь есть честь…
Книпсель же продолжал азартно руководить стрельбой вверенной ему артиллерии. Пусть под его началом оставались лишь две башни, причем в носовой могла действовать только одна пушка, и противоминная батарея, которая тоже была здорово подвыбита, но огня корабль не прекращал до последней минуты, до самого получения приказа «Спасаться по способности!».
Нет, «Гебен» еще совсем не получил таких повреждений, которые грозили ему немедленным опрокидыванием и гибелью. Еще минут с двадцать под ураганным огнем русских броненосцев он бы продержался. Только зачем? Всем, от адмирала и до последнего матроса, что видел сложившуюся ситуацию, было ясно – не уйти…
Только машинные команды линейного крейсера, не знавшие, что происходит выше броневой палубы, продолжали верить, что их самый лучший адмирал вывернется и спасет их…
И слава богу, что находящиеся в низах кораблей верили, верят и будут верить, что их адмирал (командир) самый лучший. Иначе очень трудно становится грести лопатой уголь, обливаясь потом, нести его к пышущей жаром топке, швырять в нее содержимое лопаты, зажмурившись от жара, и снова возвращаться к этой куче черного ужаса, который таскать – не перетаскать. Особенно, когда регулярно ощущаешь, как содрогается корпус от новых и новых попаданий…
– Отдавай приказ открывать кингстоны, Рихард.
– Я это уже понял, Вильгельм. – Командир крейсера впервые осмелился назвать адмирала по имени. – У меня с собой фляжка…
– Давай не будем дышать на тех, кто возьмет нас в плен, алкоголем.
– В плен?.. – Аккерман даже задохнулся от возмущения.
– В плен. Хочешь пойти на дно с кораблем? Я тебе это запрещаю.
– Запрещаете умереть за честь Германии? – Командир «Гебена» посмотрел на адмирала как на предателя.
– Успокойся. Я просто приказываю… ПРИКАЗЫВАЮ жить во имя Германии, во имя ее будущего. – Сушон повысил голос. – Нет времени на споры, а пока выполняйте приказ адмирала, капитан цур-зее! И озаботьтесь тем, чтобы как можно большее количество ваших подчиненных осталось сегодня живыми. Из плена возвращаются, а со дна моря – никогда. Германии еще понадобятся ее сыны. Действуйте!
Аккерману очень хотелось сказать кое-что нелицеприятное «его превосходительству», но впитанная с молоком матери привычка подчиняться своему начальнику победила…
Адмирал остался на мостике один, и ему чертовски хотелось, чтобы именно сюда прилетел русский снаряд и поставил крест на его сомнениях.
Легко умереть в бою… То есть не легко, конечно, но там просто живешь сражением – вспышка – и тебя больше нет… Понятно, что этой «вспышки» боишься до жути, а еще больше боишься, что она будет не «концом», а осколком, вспоровшим живот… Или чем-то подобным. Что она, эта «вспышка», просто обожжет твое тело так, что потом несколько часов ты будешь молить НЕБО о смерти, чтобы избавиться от этой адской боли. Это тебе еще очень здорово повезет, если рядом окажутся санитары и отволокут в лазарет – там есть шанс получить укол морфия и умереть не в мучениях…
«Гебен» тонул на относительно ровном киле, но с серьезным дифферентом на нос – сказывалось попадание той пары двенадцатидюймовых, что он получил в почти самом дебюте сражения. Хоть корабль и продолжал жадно заглатывать соленую воду через кингстоны, но равномерного погружения не ожидалось – винты уже показались над волнами Черного моря, и в любой момент мог наступить вполне внезапный «опрокидон». Аккерман приказал немедленно спустить единственный уцелевший катер с ранеными, а остальным немедленно прыгать в воду с подручными средствами и отплывать подальше от борта – он прекрасно понимал, что двадцатитрехтысячетонная туша линейного крейсера при погружении закрутит такой водоворот, что затянет на глубину всех, кто будет находиться хоть сколько-нибудь поблизости…
– Идиоты! Что они делают! – Сушон уже тоже подошел к борту, намереваясь вверить свою дальнейшую судьбу капризам Нептуна, но увидел, что два сопровождавших «Гебена» малых миноносца идут к тонущему кораблю, явно собираясь заняться спасательными работами. Дураку же понятно – вон они, русские эсминцы, что догонят эти доисторические калоши за час-другой и либо утопят вместе со спасенными, либо, что еще хуже, заставят сдаться. Но уже некому подать сигнал… Уже даже некому выстрелить в их сторону из пушки, чтобы там образумились и прекратили ломать из себя «рыцарей благородного образа»…
К вящему удовольствию адмирала, положение спасли как раз русские: «Беспокойный», ведущий за собой «Гневного», грохнул из баковой пушки, доступно разъяснив наглецам, что спасением (пленением) немецких моряков намерен заняться исключительно флот Российской империи.
На турецких миноносцах намек поняли правильно, но поздно. Они-то, конечно, отвернули и на полной скорости направились к родным берегам, но отпускать даже такую ничтожную по сравнению с «Гебеном» добычу никто не собирался.
Черноморские «новики» имели как минимум семиузловое превосходство в скорости и «раздавляющее» в артиллерии.
Командир «Беспокойного», разумеется, не стал заморачиваться спасательными работами, а повел свой эсминец вдогон вражеским.
Сорока минут погони хватило, чтобы снаряды лучших в мире кораблей своего класса стали ломать и крушить корпуса тех достаточно слабеньких миноносцев, что пришли под Севастополь, надеясь на защиту «Большого дядьки».
«Дядьки» не стало. И теперь никто их не защитит…
Стодвухмиллиметровые снаряды русских рвали вдребезги и пополам борта «Ташоса» и «Самсуна», так что надолго этих корабликов не хватило: сначала стал заваливаться на борт один, потом погружаться кормой второй…
Глава 8. И прочие «неприятности»…
Спасать моряков «Гебена» было поручено крейсеру «Память Меркурия». Но и он не спешил к месту гибели германца, пока тот все-таки не перевернулся, оседая в пучину.
«Память Меркурия» и «Алмаз», как только пропала опасность получить дурной снаряд от ненормального вражеского комендора-фанатика, дружно пошли к месту затопления, на ходу готовя шлюпки к спуску.
Во время спасательных работ пришли и известия из-под Феодосии: «Карасю» удалось-таки всадить торпеду под клюзы «Гамидие».
Крейсер, подойдя к городу, отправил на берег немецкого и турецкого офицеров, чтобы сообщить о начале военных действий, и они даже дали два часа отсрочки перед началом обстрела порта, чтобы жители успели эвакуироваться из опасной зоны. Но дежурившие в море подводные лодки «Карп» и «Карась» не стали ждать так долго.
«Гамидие» встал на якорь всего в двух милях от позиции «Карася», и лодка не замедлила воспользоваться столь завидным шансом, как стрельба по неподвижной мишени. Подкравшись на три кабельтовых, субмарина залепила аккурат в то же место, куда попал несколько лет назад болгарский миноносец «Дерзкий» – в носовую часть. Но тогда до Босфора было недалеко, и крейсер, севший в воду по самую палубу бака, смог дотащиться до родных берегов. И в этот раз попытался. Тщетно. Уже на расстоянии тридцати миль от крымского побережья стало понятно, что корабль может взять уже только один курс – вниз. Благо что перед этим не состоялось артиллерийского боя и все катера и шлюпки находились в исправном состоянии. Почти весь экипаж спасся, и большинство из турецких моряков добрались в конце концов до Синопа.
