Леонид Жирков - Счастливчик
— Я основываясь на опыте многолетней службы даю дельный совет и… Враг разбит и уничтожен!
Кто, лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящем, полную победу, последствием которой будет совершенное его уничтожение, или,…
Я тут же представил себя в роли командующего отрядом, враг бежит!.
Кто, лично предводительствуя войском, возьмет крепость, а также ретраншамент,
Кто с боя возьмет неприятельскую вооруженную батарею,…и удержит сие место дотоле, пока не получит повеления оставить оное. — Я! В окровавленной повязке на голове командую солдатами размахивая шашкой!
Кто во время битвы лично освободит из неприятельских рук Главнокомандующего или Корпусного Командира наших войск.
— Я! Спасаю командира и прикрываю отход с горсткой солдат опять размахивая шашкой!
Кто, вызвавшись в охотники на опасное и полезное предприятие,…".
Глупо звучит сейчас, но в тот момент я так и видел все это перед своими глазами. Прости Господи за гордыню мою!
***
За время чтения статута георгиевского ордена, я каждый раз представлял себя в самых героических эпизодах. Думаю, и все юнкера испытывали такие же чувства.
Все были серьезны, ответственны, горячо молились, христиане целовали поочередно Крест и Евангелие. Двое подошли к католическому ксендзу. Мусульмане целовали Коран, их среди юнкеров оказалось четверо.
Далее следовал церемониальный марш, после которого всех ждал праздничный обед, вечером — бал, на следующий день — первый отпуск в город.
***
Произошло очень важное событие в нашей жизни, отныне "Мы под знаменем!" и мы становились «зеркалом» училища, в котором учимся. И по тому, как юнкер был одет, подтянут, воспитан, как вел себя в обществе, судили не только о нем, но и о нашем училище в целом. О чем нам постоянно напоминали наши командиры.
Нельзя не сказать несколько слов и о такой традиции российских военных училищ, как «цук». Изобретение это было немецкое и принимало среди их студенчества совершенно извращенные формы. У нас, старший курс, частенько «экзаменовал» младших, не превышая, однако, известных пределов. Согласно традициям, старший, не смел, задевать самолюбие и честь младшего.
Учитывая свободолюбивый нрав сибиряков, пресловутое «цуканье» так распространенное в военных училищах Европейской России у нас не получило "вида на жительство".
Да, конечно юнкеров первого курса называли «зверями», а второй курс гордо именовал себя "господа обер-офицеры", но в этом, пожалуй, и было единственное различие.
Доходили слухи, что в Оренбургском кавалерийском училище рассаднике «цука», "господа обер-офицеры" катались на своих «зверях» в туалетные комнаты в ночное время, если у них было желание облегчиться. У нас ничего подобного не было, да и быть не могло. Юнкер младшего курса имел своего «дядьку» из числа юнкеров старшего курса, который помимо курсового офицера проверял знание уставов, писанных и не писаных правил, строевой выправки, подтянутости и бравого вида. По-товарищески как более опытный служака поправлял и указывал на недостатки. Но и все.
***
В отпуск из Училища отпускали по субботам после завтрака на, воскресенье, по праздникам и по средам. Все желающие идти в отпуск должны были записаться в книгу, которая подписывалась ротным командиром капитаном Карелиным, которого за рост и нескладность прозвали "статуей командора". Случалось, что за какую-нибудь провинность, запись из книги вычеркивали.
В течение целых двух лет, особенно на младшем курсе, процедура увольнения в отпуск, была для юнкеров сложная и довольно страшная. Рядом с главной лестницей, на площадке перед дежурной комнатой, стояло огромное зеркало, больше человеческого роста. Дежурный по училищу офицер отпускал юнкеров в определенные часы, в два, в четыре и в шесть. К этому часу со всех четырех рот на площадку перед зеркалом собирались группы юнкеров, одетых, вымытых и вычищенных так, что лучше и нельзя. Все, что было на юнкере медного, герб на шапке, бляха на поясе, вензеля на погонах, пуговицы, все было начищено толченым кирпичом и блестело ослепительно. На шинели ни пушинки и все складки расправлены и уложены. Перчатки белее снега. Сапоги сияли, синим блеском. Башлык, если дело было зимою, сзади не торчал колом, а плотно прилегал к спине, спереди же лежал крест-накрест, правая лопасть сверху и обе вылезали из-под пояса ровнехонько на два пальца, не больше и не меньше. В таком великолепии собирались юнкера перед зеркалом, оглядывая себя, и друг друга, и всегда еще находя что-нибудь разгладить, подтянуть или выправить. Наконец, били часы, и из дежурной комнаты раздавался голос дежурного офицера:
— Являться!
Помню, как меня на первых порах обучал мой «дядька» старшекурсник, Петров:
— Топография местности такая: от зеркала на площадку пройдете шесть шагов, количество промерено неоднократно, повернете направо. Будет длинный, узкий коридорчик, туда войти можно только по одному. Пройдя бодрым шагом коридорчик, Вы войдете в дежурную комнату, где прямо против коридорного устья за письменным столом сидит дежурный офицер и орлиным взором глядит на Вас. Остановившись в двух шагах перед столом, Вы со щелком приставляете ногу. Одновременно, в этом красота и секрет приема, Ваша рука должна взлететь к, головному убору, и не как-нибудь, а в одной плоскости с плечом, таким образом, и только таким образом! Понятно?
— Так точно, господин "обер-офицер"!
— Давайте прорепетируем.
После того как Петров удовлетворился моим выполнением приемов, наступил следующий этап.
— Непосредственно за приставлением со щелком ноги и взмахом руки, нужно громко, отчетливо и не торопясь произнести следующую фразу: "Господин капитан, позвольте билет юнкеру первой роты, Тихменеву, уволенному в город до поздних часов, билет номер двадцать четыре.
После того как я научился, по мнению Петрова и этой премудрости. Он рассказал о подводных камнях.
— На это может последовать ответ в разных вариантах. Например, то, что случается чаще всего, главным образом на младшем курсе: "К зеркалу!" Это обозначает, что острый глаз начальства подметил какую-то крохотную неисправность в одежде и что всю явку нужно начинать сначала. Для этого нужно вернуться к зеркалу, повертеться перед ним, уяснить неисправность, не найдя оной, спросить совета товарищей и еще раз стать в хвост.
Может дежурный кровопийца сказать и так: "Явитесь в следующую явку!" Это означает более серьезную неисправность, вроде пришитой вверх ногами пуговицы с орлом. Тогда всю музыку нужно начинать снова через два часа.
Говорится и так: "Не умеете являться. Вернитесь в роту и разденьтесь!" Это обозначает, кроме пролетевшего мимо отпуска, всякие другие неприятные осложнения жизни, как, например, доклад курсовому офицеру и ротному командиру, практика в отдании чести, в явках, в рапортах и то, что я никудышный учитель. А я этого допустить не могу. А потому господин «зверь», тренироваться, тренироваться, и тренироваться! Чтобы все прошло без сучка и задоринки. Согласны?
— Так точно, господин "обер-офицер"!
— Фраза, которую Вы юнкер, должны услышать, состоит из двух слов: "Берите билет". Эта фраза произносится тогда, когда на странице отпускной книги, которую замыкает подпись ротного командира, значится и пребывает не вычеркнутой Ваша фамилия Тихменева и когда в Вашей одежде, выправке и рапорте самый требовательный комар не мог бы подточить носа.
Понятно?
— Так точно.
Многомудрый мой наставник продолжил.
— В действиях Ваших после этого есть свои тонкости. Услышав эту приятную фразу, Вы, опускаете руку и уверенными пальцами, в перчатках, это особенно неудобно, начинаете в деревянном ящике отыскивать свой картонный отпускной билет. Нашедши оный, подымаете голову и руку к головному убору и по слову: «Ступайте» или «идите», делаете лихой поворот направо, с первым шагом левой ноги опускал руку и марш, марш из дежурной комнаты уже через другую боковую дверь, выходящую прямо на главную лестницу. Только тогда, но отнюдь не раньше можете по совести считать, что в этот отпускной день Вы в городе будете.
За не успешность в обучении отпуск естественно не полагался.
***
Первый выход в город! Первое приветствие старшего по званию! Все в первый раз! Первым офицером, которого я поприветствовал по всем правилам, был, как помню и сейчас, поручик Иркутского запасного батальона, который после ответного приложения руки к козырьку фуражки, спросил:
— Вчера приняли присягу?
— Так точно, Ваше благородие!
— Четыре года назад я точно так же как и Вы, первый раз вышел в город первый раз в отпуск и тоже очень волновался!
