Марат Ахметов - Сталин. Разгадка Сфинкса
Сталин ответил Черчиллю в самых общих чертах, не совсем искренне отрицая наличие угрозы германской гегемонии в Европе. Он заявил о незаинтересованности в восстановлении прежнего равновесия сил в Европе. Вероятнее всего, кремлевский лидер не хотел раньше времени раздражать Германию. Через несколько дней после разговора Сталина с Криппсом, Молотов передал детальное их резюме фон Шуленбургу. Советский меморандум ясно свидетельствовал о том, что Сталин отверг советско-британское сотрудничество, как направленного против Германии, и сохранил свою верность нацистско-большевистскому пакту. Особый интерес представляет ссылка в документе на недвусмысленно выраженное мнение Сталина о заинтересованности СССР в делах Балканского региона.
С июня 1940 года Советский Союз устанавливает дипломатические отношения с Югославией по инициативе последней. Правительство в Белграде по-прежнему смотрело на Советский Союз как на коммунистический режим, враждебный Югославии по своей сути. Но решилось на такой шаг перед лицом быстро нараставшей германо-итальянской угрозы, надеясь, что это поможет в известной степени избежать фашистского вторжения. Сближение носило половинчатый характер. Советская сторона, стремясь воспрепятствовать подчинению Балкан державами «оси» и установить свое влияние в регионе, тем не менее, делала это недостаточно решительно и последовательно. Вообще политические и дипломатические акции того периода СССР не отличались особой изысканностью. Советский Союз преследовал только лишь свои национальные интересы.
Единственное, чего реально опасался Сталин и его ближайшие сотрудники, так это опасности в одиночестве бороться советской державе против коалиции всех империалистических государств.
Сталина, безусловно, весьма обеспокоило молниеносное падение Франции и занятие Германией стратегически важной позиции в Скандинавии. Его надежды на то, что идущая на западе война затянется надолго, истощая силы обеих сторон, внезапно рухнули. Ошеломляющие успехи Гитлера заставляют постоянно пересматривать вопросы обеспечения безопасности ССР и позицию Кремля в меняющейся системе международных отношений. Помимо территориального усиления Сталин не оставляет поиск союзников политическими и дипломатическими средствами.
С лета 1940 года в сознании советского руководства намечаются подвижки в отношении к польской нации и гипотетической возможности установления контакта с польским правительством в Лондоне и формирования в дальнейшем польской армии.
В результате сентябрьского наступления 1939 года несколько сот тысяч польских воинов оказались в советском плену. Большая их часть, особенно украинской и белорусской национальностей, сразу отпускается по домам. Свыше сорока тысяч человек, мобилизованных с территорий, которые оказались в зоне оккупации Германии, передаются немецким. Взамен немцы передают СССР около 14 тысяч бывших польских граждан. В начале 1940 года в лагерях и тюрьмах НКВД остаются преимущественно польские офицеры, чиновники, жандармы, полицаи и другие лица, по мнению энкавэдешников, настроенных и ведущих себя яро антисоветски, а также категорически отказывающихся работать.
К весне у Берии и его ближайших сотрудников вызревает идея физического уничтожения классовых врагов. Решением от 5 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) поддерживает инициативу НКВД. Однако, как явствует из текста документа, высший партийный орган отнюдь не санкционировал немедленную и огульную расправу над польской элитой. НКВД предлагалось провести акцию хотя и без вызова арестованных и без предъявления обвиняемым постановления об окончании следствия и обвинительного заключения, но в обязательном порядке по справочным материалам из соответствующих инстанций комиссариата. Рассмотрение дел и вынесение окончательного решения возлагалось «на тройку» в составе т.т. Меркулова, Кобулова и Баштакова (начальник 1-го Спецотдела НКВД СССР).
Некоторую часть наиболее враждебно настроенных к русским знатных поляков, видимо, успели расстрелять, что и послужило впоследствии поводом для утверждения о массовой ликвидации офицеров и функционеров других государственных служб восточной части Польши в лесах Катыни.
Воспоминания Ежи Климковского, кадрового польского офицера а также автобиографическое произведение Густава Герлинга-Грудзинского «Мир иной», также подвергшихся прессингу НКВД вносят изрядную лепту сомнения в подобный тезис.
Последний признается, что «не вел себя на следствии образцово», соответственно строкам «из катехизиса польского мученичества». То есть он «отвечал на вопросы коротко и прямо», не строил себя героя и не слишком стремился дискутировать со следователем, что, несомненно, зачлось поляку. Герлинг-Грудзинский получил всего пять лет заключения в лагерях ГУЛАГа, побывал в них, выжил, а затем принимал участие в боевых действиях на Западном фронте в составе армии Владислава Андерса.
О том, что Париж пал, Герлинг-Грудзинский и его товарищи по несчастью — военные, узнали в камере Витебской тюрьмы. Для них «падение Парижа означаю гибель последней надежды, поражение более окончательное, чем капитуляция Варшавы». Ночь неволи, казалось, беспросветной темной мглой нависла над Европой…
Климковский, принимавший участие в боевых действиях с первого дня войны, 4 октября 39 года со своими людьми добрался до Львова. Помимо войск вермахта, свидетельствовал он, приходилось весьма опасаться местного украинского населения и только присутствию Красной Армии они «обязаны тем, что в это время не дошло до крупных погромов или массовой резни поляков».
Жизнь во Львове, почти не поврежденном от войны, в то время бурлила. Город был переполнен людьми: польскими военными и советскими войсками. Спустя 17 дней инициативный Климковский, установивший во Львове контакт с группой генералов и офицеров разгромленной польской армии, отправился в качестве курьера во Францию, к новому главе польского правительства в изгнании генералу Владиславу Сикорскому. Он пробыл там более полугода и уже как доверенное лицо Сикорского 8 июня 40 года покинул Париж и отправился окольными путями обратно во Львов. Дабы почти сразу по причине предательских действий своих соплеменников попасть в лапы НКВД. Сикорский, инструктируя Климковского, категорически возражал против каких-либо вооруженных выступлений, направленных против СССР. Уже тогда он подчеркивал многократно, что Англия практически списала Францию и очень серьезно надеется на «возможность вовлечения СССР в войну против Германии и на этом строит свои будущие военные расчеты». Когда данное действо произойдет, русские станут союзниками поляков, успешно вдалбливал Сикорский Климковскому, и что в противном случае не может быть и речи о победе и возрождении Польши. Но единомышленников среди польских военных и политиков у них явно недоставало.
Разворот Гитлера на Восток
Триумф над Францией принес Гитлеру громадную популярность в Германии. Успехи на фронте развеяли всякие опасения руководства армии по поводу военной политики фюрера и гарантировали ему неограниченную власть в делах военных и политических. Высший генералитет «тысячелетнего рейха» с упоением внимает Гитлеру. Последний раздувается от гордости: все его расчеты оказывались верными.
Сталин оставался верен своим обязательствам нейтралитета. Франция и Англия не оказали эффективного противодействия Германии, которая оказалась властелином Европы.
Фюрера не смущает упорное нежелание британцев склониться перед его волей. Убежденность Гитлера в том, что Англия запросит мира, постепенно меркнет. Его последний публичный призыв к «благоразумию» Лондона 19 июля 1940 года был скорее попыткой разделить ответственность за дальнейшие военные действия, нежели мирным предложением. Гитлер намеревался получить поддержку немецкого народа для продолжения войны. Спустя два дня британский министр иностранных дел лорд Галифакс заявил, что призыв фюрера отклоняется. Тем самым, дипломатическое и политическое урегулирование конфликта категорически исключалось.
Вторжение на остров (операция «Морской лев») казалась Гитлеру единственным эффективным путем обеспечения быстрого окончания войны с Великобританией. В то же время он полностью отдавал себе отчет в том, какую опасность представляет собой пересечение Дуврского пролива, именуемого также Английским каналом. Время года являлось весьма важным фактором для проведения эффективной военно-десантной операции, поскольку погода в Северном море и проливе Ла-Манш начинает портиться с 3 декады сентября. Другим важнейшим условием успеха вторжения на остров было абсолютное господство в воздухе. Вследствие этого, развернулись ожесточенные воздушные бои между люфтваффе и английскими военно-воздушными силами, получившими название «Битва за Англию». Британцы воюют один на один с этнически родственным им германским племенем.