Виктор Шайди - Иероним
Минут пятнадцать бедный Кирим прокалывал уши и вдевал серьги.
Воины вернулись на места, гордо блестя украшениями в ушах.
– Скорик! Подойди и преклони колено!
Молодой воин с блестящей серьгой гвардейца в левом ухе и покоящейся на перевязи забинтованной рукой, подбежал и преклонил колено.
– Скорик, ты проявил себя в обучении желторотых и назначаешься сержантом пополнения!
– Письменным указом о воинских регалиях его светлости сэра Александра Дрэгона, герцога Сапсанского по праву наследования, – громко зачитывал Понтий, – гвардейцам, удостоенным почетного звания сержанта герцогства Сапсанского, надлежит носить в правом ухе и не снимать под страхом смертной казни отличительный знак высокого положения и доблести – серебряную серьгу, изображающую щит с мечом!
– Кирим!
Поднаторевший ювелир мигом проколол парню ухо, повесив отличительный знак сержанта.
– Встань, сержант Скорик, и займи почетное место среди командиров!
– Мой лорд! – Парень вскочил.
– Рыцари, гвардейцы, сегодня мы принимаем в нашу дружную семью пополнение! Желторотые будут посвящены в воины, а пять человек заслужили почетное звание гвардейцев! Сержант Скорик, постройте пополнение! Сэр Трувор, к вам переходят три человека, сэр Тюрик, ваш отряд пополнят двое! Облеченные званием рыцарей, примите в воины и гвардейцы пополнение, пожаловав отличительные знаки гвардии и подчиненных отрядов! – скомандовал я, устало опускаясь на стул во главе стола.
Трувор, Тюрик, Эльза и Эрик, позвякивая новенькими шпорами, подошли к столу и приступили к процедуре принятия пополнения в воины.
– Письменным указом о воинских регалиях его светлости сэра Александра Дрэгона, герцога Сапсанского по праву наследования, – зачитывал Понтий, – желторотым, удостоенным почетного звания воина герцогства Сапсанского, надлежит носить в левом ухе и не снимать под страхом смертной казни отличительный знак доблести – серебряную серьгу, изображающую щит. Правое ухо до распределения по отрядам остается свободным!
– Ну и заварил ты кашу! – Адольф вальяжно положил тяжелую голову мне на колени и многозначительно взглянул желтыми бездонными глазами.
– А что прикажешь делать? Сэр Фридрих огромную свинью подложил с кольцом и ожерельем… Да и ты не предупредил. Как сейчас по-другому смогу отблагодарить верных людей? Ненавистная печать, символ мнимой власти и добытое в бою золото – вот и все, чем богат. Кроме этих бедолаг, сам видишь, сторонников нет, а во врагах, судя по надписи, – я потряс медальоном, – здешний император!
– Это да…
– Что – да?! Толкнул надеть проклятый перстень, хотел стать вампалом герцога, а не простого лейтенанта! Сейчас – пропадаешь на кухне!
– Ты и сам неплохо справляешься, – насупился Адольф. – Да и не могу я научить управлять людьми…
– Извини, был не прав, научил же летать…
– И многому другому обязательно обучу, вот вспомню…
– Все-таки я рад, что есть такой друг.
– Друг?
– Ну не слуга же?! Помнишь, я освободил тебя от рабства?
– Помню. А задумка с серьгами хорошая…
– Это не серьги, а знаки доблести и различия. В армии всегда были отличительные знаки. Странное дело, но люди любят дорогие мелочи, подчеркивающие статус. Видел бы ты моего комбата, звезды носил с таким видом, будто сам бог! Вот я и подумал: армия растет, рыцарей нет…
– Как нет, а ты?
– Да какой я рыцарь… простой лейтенант в своем мире.
– Был бы простым, не сидели бы здесь за столом…
– А я и сейчас не могу понять, как тут оказался. Одно знаю – делать нечего, придется идти до конца. Воспитали так. Не отступать и не задаваться.
– Воспитание истинного рыцаря, – подлизался Адольф, – с твоими знаниями и моими способностями у нас все получится… ваше величество! – Нагло блеснули рыжие глаза, и вампал, спасая от захвата ухо, юркнул под стол.
Зверь попал в точку, разбудив дремавшую назойливую мысль.
«Прямой наследник трона!» – вспыхнуло в сознании.
Весомое дополнение к огромному грузу проблем.
Воображение принялось рисовать неминуемую смерть.
«Куда я веду этих несчастных?» – думал я, глядя на светящиеся счастьем лица новоиспеченных рыцарей.
За разговором с Адольфом и в раздумьях я и не заметил – ритуал закончился, воины заняли места за столом и, роняя слюнки на еду, терпеливо ожидают, покуда герцог очнется.
– Мой лорд? – проговорила Эльза, увидев, что мой взгляд стал осмысленным.
И правда, что это я?!
– Всем вина! За победу! За рыцарей! – крикнул я и высоко поднял пузатый кубок, спуская с поводка притомившееся в ожидании веселье.
39
Вечер опустил серую вуаль сумерек на пирующий лагерь. Пламя факелов освещало ломившийся от нехитрой снеди стол. Куски жареного мяса, зелень, плошки с чем-то напоминающим суп, сыр, грубые лепешки – непритязательная, сытная еда, но до безумия аппетитно пахнущая. Пропустив пару кубков за новоиспеченных рыцарей, за гвардейцев, за воинов, за победу, я взял слово:
– Рыцари, гвардейцы, воины! Остался последний ритуал! Понтий! Кирим!
– Письменным указом о воинских регалиях его светлости сэра Александра Дрэгона, герцога Сапсанского по праву наследования, – торжественно заговорил Понтий, – рыцарям герцогства Сапсанского надлежит носить в левом ухе и не снимать под страхом смертной казни отличительный знак благородства и чести – золотую серьгу, изображающую щит с шестиконечной звездой!
Я повернулся, Кирим приблизился, и левую мочку пронзила короткая острая боль. В нос ударил запах самогона. Дезинфекция!
Ловкие пальцы ювелира вдели массивное украшение, непривычно оттянувшее ухо.
– В знак занимаемой должности командующего армией герцогства, сэру Александру Дрэгону, герцогу Сапсанскому по праву наследования, надлежит носить в правом ухе и не снимать под страхом смертной казни отличительный знак высокого рождения и доблести – золотую серьгу, изображающую щит с профилем волка в шестиконечной звезде, обрамленной венком победы! – торжественно закончил Понтий.
Правое ухо откликнулось болью и запахом самогона, потяжелев украшением.
Повисла тишина. Такого поворота событий не ожидал никто. Благородный по рождению добровольно проколол оба уха, приравняв себя к воинам!
«Вот ты сам себе присвоил генерала…» – подумал я, уставившись на блестевшее украшениями отражение в кубке.
– Слава герцогу! – закричала, вскочив Эльза.
– Слава! – взвилось над столом.
Я опустошил кубок. Терпкое вино, оставляя загорающийся след, прокатилось по горлу.
Закон един для всех, и ничто так не объединяет людей, как беспрекословное его выполнение.
Под звук веселья и льющегося вина древняя традиция позорного клеймения людей посредством прокалывания ушей тихо умерла.
Я внимательно всматривался в веселые молодые лица. Голову слегка затуманил алкоголь, и на ум лезли нудные философские мысли.
Дети без детства… без юношества… Не по годам возмужавшие. Что видели они в свои двадцать с лишним лет? А некоторым ведь и того меньше…
Я – дитя цивилизации. Счастливое детство. Школа, улица, машины, телевизор, Интернет, компьютерные игры, полный холодильник и горячая вода…
Расскажи – не поверят или примут за сказку, а того хуже – за жизнь богов.
Воины – мальчишки и девчонки. Самому старшему, Трувору, слегка больше двадцати пяти, а выглядит умудренным мужем…
Что они испытали? Страх, боль, рабство…
Разум не затуманен рекламой, книгами, компьютерными играми и остальными благами цивилизации.
Чистый лист с коротким перечнем простых правил выживания:
– будь безоглядно предан вождю;
– радуйся жизни во всех проявлениях;
– чти предков;
– не ленись.
С детства – трудности и удары судьбы. Родился никем – стал никем, а главное, жизнь твоя и тело принадлежат другому – хозяину, вольному сделать все что заблагорассудится.
Жутко…
И я с эгоистичной проблемой вернуться обратно на их фоне смотрюсь более чем жалко.
Вот молодые люди со светящимися неподдельным счастьем лицами, на которых жестокая судьба оставила отметины, пируют, поднимают кубки, вознося мнимому рыцарю и герцогу здравицы. Любят открыто, живут полной жизнью, цепляясь за нее руками и зубами, а я, дитя цивилизации, терпя жжение в ушах, сижу среди них и мечтаю вернуться в свой избалованный благами прогнивший мирок.
Бьющее фонтаном желание жить у людей, привыкших получать от судьбы лишь страдание и боль, помогло мне понять, почему человечество добилось венца эволюционной цепи и возглавило животный мир. Наши предки обладали истинной неуемной бурлящей тягой к жизни, несмотря ни на что, эталоном стремления выжить. Перипетии судьбы лишь распаляли огонь страсти и закаляли несгибаемый характер.
