Спаситель (СИ) - Прохоров Иван
– Годе! – охотно согласился Голохватов.
– Даешь добро, стало быть?
– Даю, Перепетуй, ты токмо не горячись не по делу, иной раз сам себя ведаешь.
– В бою я хладен, брат.
– Сие верно, обаче все же не дури, на ум налегай.
– Сделаю, Осип Васильевич. Встречай ты покамест боярина и ежели буде яко ты умеешь попридержи, выторгуй нам годины [времени].
– Добро, брат.
***
Серебро, драгоценные камни и китайские товары – шелка, горные чаи, фарфор и лекарства Филипп отправлял небольшими партиями в Балагайск, где их принимали люди Мартемьяна и Серапиона, распределяя затем по различным каналам. Часть уходила Михаилу Игнатьевичу, еще одна внушительная часть – на взятки, основная масса шла на ярмарки, меновые продажи и перекупщикам из европейской России. На каждую партию назначался ответственный с каждой стороны, головой отвечавший за сохранность партии. Филипп еще зимой завел себе грамотного счетовода с помощником-писарем, которые днями напролет вели учеты всех приходов-расходов в двух одновременно заполняемых амбарных книгах.
Несмотря на то, что большая часть цинских товаров уходила на запад, оставшегося с Филиппом было так много, что все его амбары в ближайших к Селенгинску острогах были забиты под завязку. Они давали дикий оборот – за незначительную долю на них покупали лучших лошадей, повозки, струги, оружие, меняли на деньги. Китайские товары были горячи, за них давали что угодно, так как при пути на запад их стоимость буквально удесятерялась. Покупай хоть целый острог со всеми его обитателями, а то и целый уезд.
Сам Филипп остановился на охраняемом дворе близ Селенгинского острога, где по сути стал если не полноправным хозяином, то по крайней мере неприкасаемым. В остроге располагался самый большой его двухэтажный амбар, и воевода изо всех сил старался угодить ему, изображая преданного человека. Впрочем, Филипп ему не верил. Селенгинский острог был ключевым пунктом на границе с Китаем, почти наравне с Нерчинским острогом и он считал важным иметь здесь человека, которому он сможет доверять. Это время еще не настало – да, кое-что он уже построил и чему-то научился, но пока вынужден бегать именно он, а не его противники. Нет-нет, да предавался Филипп удручающим мыслям, хотелось ему поскорее исполнить задуманное, но это не твой стиль, ты же знаешь, говорил он себе.
Пока он ожидал посланцев Юншэня, один за другим прибыли еще две обоза из Храма Солнца с шестью тоннами опиума. Их делили на небольшие партии и прятали по окрестностям разные люди, подчинявшиеся Антону и Савке. А на деле всю карту тайных мест знали только эти двое да Филипп.
К концу сентября подкупы баргузинских и верхнеудинских подьячих начали приносить свои плоды – постепенно до Филиппа стала доходить полезная информация, что в Селенгинск движется отряд из трехсот человек под руководством опасного сибирского человека Перпетуя Рогаткина, сподвижника строгановского приказчика Голохватова.
Первым весть доставил посланец купленного с потрохами целовальника Горхонской веси, расположенной на юго-восточной окраине Верхнеудинского уезда.
Завадский ждал чего-то подобного, он был готов к этому и даже радовался, что выстроенная им система начала работать именно так как он замышлял – адресаты реагировали на его послания, а купленные люди обеспечивали информацией.
Получив третье подобное известие, Филипп приказал выгрузить весь товар из селенгинского амбара и всех занятых им изб.
Пока его люди грузили товары и дорогую снедь – рыбу, меды, икру, сушеную говядину, бусурманские лаваши, вяленые сыры, пироги с вареными огурцами, дорожные караваи с репой и луком, китайские приправы, сладкие соусы и фрукты – дурианы, бананы и карликовые дыни; бочонки английского пива, водку, которую в этом веке все называли хлебными вином, Филипп стоял у дороги и мрачно глядел на восток, все еще остающийся закрытым и опасным для него.
Мрачные мысли развеял Комар Львович, прискакавший с десятком своих людей.
Зная требование Завадского получать важные известия в первую очередь, Комар сходу, не слезая с лошади сообщил:
– Годе, брат Филипп, полтретья дни явился от Юншэня вестовой. Сказывает, согласен его хозяин взять еще три тонны товару через две и боле седмицы в отайном месте.
Ценная новость, которую он ждал целый месяц, как это часто бывает, оказалась слегка подпорченной.
– Три тонны?
– Сице и еже. – Кивнул Комар.
– Зови Савку с Антоном. Придется сделать крюк, – повернулся Филипп Даниле, – да быстрее собирайтесь.
– Живо! Живее! – размножилась его команда десятком командирских глоток.
Через час, нагруженный товаром обоз из пятидесяти подвод отправился по дороге к Байкалу. Воеводе Филипп сказал, что едет в Шергинск, Аким же со своими людьми пустил среди местных слух, что их путь лежит в Гильберский острог.
Глава 42
В утренний час первого предморозного дня с гиканьем и свистом выскочил конный казацкий отряд на дорогу со стороны Верхнеудинска. Распугав стайки свиристелей, пировавших рябиновыми ягодами, разорвал свинцовую дымку, ворвался на приострожную слободу, вихрями закружил, дожидаясь нерасторопных стрельцов, сопровождавших возки с пушками.
Испуганные жители попрятались в избах, притаились птицы и звери, и когда все войско собралось в гнетущей тиши, из рядов к дозорной башне с часовенным крестом вышел статный бородач с алебардой.
– Отворяй! – зычно громыхнул он, так что заколыхались знамена.
– Кто такие? – неуверенно вопросил из-под навеса караульный десятник.
– Розыскной отряд приказчика Голохватова!
Этого было достаточно, ворота отворили и заранее поделенные на боевые команды служилые ворвались в острог. Каждый знал куда ему ехать – две команды сразу же «осадили» двухэтажный амбар за церковью.
Нагло, без запроса, взломали они топорами и молотами тяжелые двери. Туда уже подъезжал коротышка Рогаткин с десятком своих личных охранников. Злое солнце за его спиной высветило абсолютно пустое пространство амбара, на земляном полу валялся только темно-зеленый штоф да старое пыльное седло примостилось в углу.
У стены слева от Рогаткина тенью возник сонный воевода в накинутой на плечи соболиной шубе.
– Перпетуй Ибрагимович! – воскликнул он, гася страх искусственной бравурностью. – Ты еже с утра всех напужал, быдто татарва?! От твоего шурмования у бабы дьяка Наумова младенец прежде сроку на свет божий вышел!
– Иде черт званый Филиппкой?! – крикнул на него Рогаткин и от гнева прямо сидя на лошади даже задергал короткими ногами.
– Купец? – воевода задрал свою нечесаную бороду.
– Якой он тебе купец! Тать, смерд да раскольщик! Паскуда!
– Да убо грамота при нем от разрядного воеводы, Перпетуй Иб…
– Кропаное поделие!
– Да яко же, Ибрагимыч, самолично видывал, – осторожно возразил воевода, – аз писание Михал Игнатьича ведаю – онамо его, убо сам разумеешь – прелестничать еже бы стал?
Рогаткин выхватил палаш, воевода тотчас едва не опрокинулся со страху, лицо его стало белее снега, однако коротышка повертел кругом головой и в ярости рассек пополам толстенную коновязь. Невеликий рост позволил ему это сделать, почти не наклоняясь с лошади.
– Ты мне будешь сказывать! – заорал он. – Хоть три крюка! Идеж сый чужеяд паскудник?!
– Убо два дни с обозом ушед дорогой на Шергинский острог. – Слегка запинаясь доложил воевода.
Не успел Рогаткин подумать над сказанным, как его верные люди приволокли какого-то дьячка и мужика, и их швырнули к ногам пятидесятника.
– Во-то, Перпетуй Ибрагимович, испроси у них. – Доложил один из подчиненных, оглаживая ус. – Сый черти вразно, а толкуют дивно едино.
– Сказывайте, – скособочился к ним плечом Рогаткин.
– Да я уж говорил, барин, плюсковали ево люди, дескать едучи в Гильберский острог, – произнес дьячок, жуя со страху бороду.
– Истинно так, господин, – подтвердил мужик, служивший казенным конюхом, – еже Гильберовский острог о сем толковали промеж собою рынды ево! Самолично на конюшне слыхал! Вот те крест!
