Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
– Господин генерал, еще одно сообщение, касающееся особого соединения германских субмарин «Фюрер-конвоя». Сразу две волчьи стаи Деница, общей численностью более двадцати единиц, прорвались через пролив Па-де-Кале и в районе острова Олдерми, в Ла-Манше, неожиданно, из засады, атаковали наш конвой.
– Пусть это сообщение взволнует наших адмиралов, адъютант.
– Аналитично. И все же я хотел сообщить, что два надводных дна и одна субмарина в ходе этой атаки потоплены. Еще один надводный транспорт поврежден, и капитан вынужден был выбросить свое судно на мель. Германцы, судя по всему, потеряли одну подлодку. И напоминаю, что речь идет об особом, секретном соедини «Фюрер-конвоя», которое вас обычно очень интересует.
– Но это не могут быть субмарины «Фюрер-конвоя» – им категорически запрещено вступать в бой, для этого существуют подлодки боевого охранения. И уж тем более запрещено неспровоцированно нападать на вражеские суда. - Вполне аналитично, сэр.
– Тогда почему морские службы решили, что имеют дело именно с «Фюрер-конвоем»?
– В этом-то и заключается самое важное для нас, военной разведки, – положил перед ним на стол листики с донесениями старший лейтенант Митчелл. – Наши радисты перехватили переговоры, капитанов субмарин, из которых следует: субмарина с фюрером и «эзотерическими символами могущества рейха» благополучно прошла остров Уэсан, что недалеко от северной оконечности французской Бретани, и ушла в Бискайский залив.
– То есть не в Атлантику, а в Бискайский залив? – подошел к огромной настенной карте Европы генерал О'Коннел. – Не верю, фюрер не решится отсиживаться под полой у генерала Франко. Да и правитель Испании не решится давать ему приют под слово чести о невыдаче. Он и сам в панике, опасается, как бы наши войска не прошлись по его владениям от Атлантики до Средиземного моря.
– Аналитично. Но вполне возможно, что фюрер всего лишь использует эту базу для передышки, чтобы быть поближе к Германии на той случай, если наше братство по оружию с русскими перерастет в открытые боевые действия и нам понадобится опыт уцелевших германских дивизий. Так или иначе, а нам сообщают, что в Бискайском заливе стая «Фюрер-конвоя» была встречена германскими подлодками, базирующимися в Испании.
– А ведь в Бискае действительно имеется секретная германская база субмарин, – признал генерал, нашаривая пальцами мыс Ахо, расположенный восточнее Сантандера. – И находится она в этом в районе.
– Именно эта база, похоже, упоминается в радиопереговорах подводников.
– Значит, следует полагать, что фюрер собирается обрести временный приют на этой базе. Или же на одной из секретных баз испанских фалангистов в Кантабрийских горах.
– Аналитично. Однако нам известно, что фюрер погиб, и в этом уже никто в армейских штабах и в руководстве страны не сомневается.
– Вообще никто, кроме меня, – проворчал О'Коннел. – Поскольку я уже начинаю сомневаться не только в том, что фюрер действительно погиб, но и в том, что он когда-либо существовал,
– Но и это еще не все, господин генерал. Только что получено агентурное сообщение о том, что Адольф Гитлер и Ева Браун прибыли вчера во Фленсбург, что на границе с Данией, где уже находятся Дениц, Кейтель и Йодль.
– Что за бред вы несете, Митчелл?!
– Но если исходить из аналитики данных сведений.
– Послушайте вы, аналитик!… Возводя вас в адъютанты, я рассчитывал, что действительно стану получать от вас осмысленный, аналитический материал. Вы же приходите ко мне с набором совершенно разноречивых, в подворотнях всего мира собранных агентурных сплетен.
– Я здесь ни при чем, – еще больше ссутулился и так слегка сутуловатый адъютант, лишь недавно повышенный до этой должности из безликих консультантов аналитического отдела СИС. – Это наша агентура пытается убедить нас, что Гитлер теперь уже един в трех лицах!
– Идиоты!
– Аналитично, – пробубнил Митчелл и даже не обратил внимания на то, как брови генерала поползли вверх и остановились где-то у самой кромки отчаянных залысин, и что на сей раз это его «аналитично» О'Коннел воспринял уже как откровенное издевательство. – Однако этими же идиотами, – вдохновенно продолжал он, – замечено, что на полуострове Ютландия концентрируются значительные воинские силы из тех, что отходят под ударами наших войск и войск союзников.
– Представляю себе, какого огромного труда стоило нашей агентуре подобное умозаключение, – саркастически процедил генерал.
Митчелл и на сей раз хотел было проронить свое роковое «аналитично», однако на сей раз Бог миловал его не только от генеральского, но и от своего собственного гнева.
– Кроме того, известно, что в район Шлезвиг-Фленсбург спешно переброшены дивизия из Дании, несколько бригад морской пехоты и два батальона, сформированные из курсантов военно-морской школы в Киле.
– И на всем пространстве этой части полуострова – ошарашивают нас глубиной своих познаний агентурные источники в Германии – от моря до моря ведутся усиленные фортификационные работы.
– Аналитично, – вновь попытался подбодрить генерала его адъютант, однако, встретившись с изумленным взглядом последнего, вовремя спохватился. – Простите… Вырвалось.
– Но все эти сведения, – поучительно молвил О'Коннел, и на этот раз прощая старшего лейтенанта, – свидетельствуют только о том, что преемник Гитлера гросс-адмирал Дениц решил продолжить. Свою агонию на этом удобном для обороны обрезке суши. Выигрывая таким образом время для переговоров с военными и гражданскими представителями правительств стран-победительниц.
– Следует учитывать и этот фактор.
– Время им сейчас нужно, господин аналитик! Единственную ценность для них представляет сейчас время, кредит коего они намерены получать в обмен на жизни десятков тысяч своих солдат, которые для высшего командования вермахта и рейхсфлота уже давно никакой ценности не представляют. «Если не договориться с русскими, то хотя бы удачно продаться англо-американцам»! – вот единственный постулат их «штабного святописания». Кстати, очень близкого сейчас к кодексу, которого придерживалась еще небезызвестная вам подруга Христа Мария Магдалина, напропалую греховодничая в римском крепостном гарнизоне Магдалы, да простится мне мое богохульство.
– Все это понятно… – задумчиво произнес аналитик. – Но как быть с версией об ожившем фюрере?
– Эту версию нужно всячески проверять и лелеять. Прежде всего, ее следует положить в основу фундаментального расследования.
И если предположить, что фюрер действительно жив, то нужно идти по его следам. Но все это неофициальная позиция. А какую официальную позицию мы должны занимать по отношению к ожившему фюреру? Должны ли мы принимать его в расчет или же следует делать вид, что его не существует?
– Кто из нас двоих слывет аналитиком: я или вы?! – опять взорвался О'Коннел, на психику которого все сильнее давило приглашение к докладу самого Уинстона Черчилля. – Так давайте же впредь договоримся, что вопросы буду задавать я, а вы будете анализировать факты и преподносить мне ту аналитику, о которой так упорно твердите!
– Учту, – кротко заметил старший лейтенант и словно ни в чем не бывало спросил: – Так все же, как нам воспринимать некстати ожившего фюрера?
И тут генерал не выдержал и громогласно, словно находился в солдатской казарме или на плацу, расхохотался.
– Судите его собственным судом, старший лейтенант! И разопните на кресте!
– Воспринимаю как приказ, – не уронил чувства собственного достоинства Митчелл, демонстрируя оксфордскую выучку и аристократическое воспитание.
– Только обязательно сделайте это. Разрешаю и заранее отпускаю все грехи! Только делайте это, как всегда, – аналитично.
* * *
Во время недолгой дороги до резиденции премьера генерал даже не пытался осмыслить весь тот ворох дезинформации, с которой ему надлежало теперь предстать перед Уинстоном Черчиллем. Единственное, что он отчетливо понимал, так это то, что встреча будет тяжелой. Омерзительно тяжелой. Тем более что и несколько предыдущих бесед с сэром Черчиллем, в которых речь, как правило, заходила о судьбе бывшего его кумира Бенито Муссолини, тоже выдавались непростыми.
Опять ливень! Наблюдая из окон автомобиля, как прилегающие к Темзе кварталы медленно погружаются в пучину ливневых потоков и тумана, О'Коннел мысленно содрогался: в эти минуты город напоминал ему стремительно погружающийся в океанскую бездну «титаник» под названием «Лондон».
Он знал, что Черчилль ненавидел Англию за ее бесконечные дожди, и в такую погоду предпочитал уединяться в своей келье одинокого странника, где, сидя у камина, можно было грезить забитыми жарким сиянием лагунами залива Батабано на Кубе, суданскими оазисами Сахеля и ослепительно зелеными склонами холмов в окрестностях Кейптауна106. Аристократ и потомственный военный, депутат парламента и премьер, писатель и журналист – на примере жизни Черчилля все это поглощалось одним-единственным по-настоящему приемлемым для него определением – «авантюрист».
