Юрий Корчевский - Атаман царского Спецназа
Вечером, после отпевания, Никиту похоронили недалеко от Наугольной башни.
Ночью татары не предпринимали попыток штурма, а наутро кинулись разом, со всех трех сторон – с четвертой крепость прикрывала река Упа. Наступали пешие: передние несли длинные лестницы, споро ставили их на стены. Но большинство лестниц донести до стены не удалось – лучники и пушкари не дремали, выбивали в первую очередь тех, кто нес лестницу. Ров у стены был наполовину завален трупами. Кое-где татарам удалось взобраться на стену, после ожесточенной сечи стену очистили, трупы посбрасывали вниз.
До полудня крымчаки сидели тихо, потом вытащили три пушки – больше у них, наверное, не было, да и эти не иначе где-то захватили; поставили напротив Ивановских ворот и стали методично обстреливать. Артиллеристы из них были неважные, и ядра редко попадали в цель. Пока ворота держались, но обеспокоенный воевода распорядился завалить ворота камнями. И воины, и горожане принялись носить камни и заваливать ворота. Вскоре ворот не стало видно, и арка оказалась просто замурованной. Даже если дубовые ворота разобьют ядрами, пусть попробуют пробиться через узкую, заваленную камнями, арку.
Все время от полудня до вечера пушки долбили ядрами ворота. И хоть из трех ядер только одно попадало в цель, долго так продолжаться не могло. Толстые дубовые ворота трещали, от них отлетали щепки. После каждого удачного попадания крымчаки радостно визжали и улюлюкали.
Но всему приходит конец – солнце село, и стрельба прекратилась. По моим ощущениям, еще одного дня обстрела ворота могут не выдержать. Надо придумать для татар какую-нибудь пакость.
Я присел у стены, задумался. Что может помочь татарам прорваться в крепость? Только пушки, которые разрушат ворота. С лестницами у них взять стены не получится. С собой взять много пушек они не могли, слишком быстро передвигались; скорее всего, пушки разобрали и навьючили на лошадей. Мой вывод косвенно подтверждало то, что калибр у пушек невелик, да и в других местах – скажем, у Одоевской башни – грохота выстрелов не слышно. Значит, самый лучший выход – обезвредить их пушки. Вопрос – как? Напасть ночью и утащить – не получится, слишком тяжелые, да и охрана при пушках будет. Где лежит порох – я не знаю. Думай, Юра, думай! Должен же быть выход. Можно расклепать стволы, они бронзовые. Но для этого надо иметь кувалду и время. Так мне и позволят татары стучать кувалдой по стволам их пушек, да и звон ударов мертвого поднимет. Нет, не годится, но что-то в этом есть. Так, похоже, вопрос решаемый.
Я подошел к своим канонирам, попросил у них отсыпать полведра пороха. Те, подивившись, отсыпали в берестяной туесок. Я помчался к мастеровым, попросил у них шелка, чтобы сделать из него три мешочка, – я руками показал размеры. С шелком были проблемы. Я бродил между горожанами и вдруг увидел на парне шелковую рубашку.
– Друг, продай рубашку!
– Да она мне и самому нужна.
– Мне для дела – бомбу сделать хочу!
Парень молча стащил с себя рубашку, протянул мне. Когда же я начал рыться в поясной сумке, сказал:
– Коли моя рубашка поможет хоть одного татарина убить, забирай так.
Я снова помчался к мастеровым: рубашку разрезали, споро сделали мешочки. Я пересыпал порох из туеска в мешочки, плотно завязал.
Найдя Михаила, попросил разрешения у него на вылазку, к татарам. Тот уперся – нечего тебе там делать! Тогда я объяснил зачем. Михаил согласился сразу.
Меня обвязали веревкой и спустили со стены. Мешочки с порохом лежали за пазухой. Саблю я не взял, только кинжал. Мне была необходима тишина. Не дай бог звякнет сабля о кирпич, и татары насторожатся.
Ноги достали до земли. На ощупь я развязал узел, постоял, прислушиваясь. Тихо, лишь слышны разговоры татар вдалеке. Я осторожно пошел в сторону, где днем стояли пушки. Прежде чем наступить на землю, ногой прощупывал – не звякнет ли потерянный в сражении шлем, не хрустнет ли древко стрелы. Татары народ беспечный, но службу знают, в карауле никто не спит.
По небу плыли облака, скрывая луну. Отчего-то вдруг подумалось: «Выглянет сейчас луна – и я как на ладони. Вмиг истыкают стрелами, буду как ежик». Темнота скрывала, но она же и мешала.
Я уже отошел от крепости метров на сто. Где-то здесь должны быть пушки. «Господи, – взмолился я, – сделай так, чтобы я в темноте видеть мог, не для себя прошу – для людей!»
Я еще постоял, пытаясь на слух определить, где находятся караульные. Мгла вокруг меня стала рассеиваться, стали видны стены недалеких домов, пушки, что стояли метрах в пятидесяти дальше и левее. Сначала я с испугом взглянул на небо – не луна ли выглянула? Но нет, сквозь тучи еле проглядывался диск земного спутника. А между тем видеть в темноте я стал неплохо. Не так, как днем, но как в легких сумерках. Здорово!
Я подбежал к пушкам. Сунул руку в ствол – пусто. То, что мне и надо. Во все три пушечных ствола я засунул по мешочку с порохом, банником забил их поглубже и поплотнее и рванул к крепости. Сидевшие недалеко от пушек татары даже голов не повернули; если их что-то и насторожит, то я уже буду далеко. Видел я по-прежнему неплохо. Добрался до места, откуда меня спускали, нашел веревку, обвязался и подергал за пеньковый конец, идущий наверх. Сверху высунулась голова Михаила:
– Кто тут?
– Тащите быстрее!
Услышав мой голос. веревку быстро потащили вверх, и через мгновение я оказался на стене.
– Чего спрашиваете, кто тут? Вы что, еще кого-нибудь ждете? Вы бы еще факелом подсветили.
– Ладно, ладно, – стушевался Михаил. – Что-то ты быстро вернулся. Все удалось?
– Удалось. Если завтра никто ничего не обнаружит, вас всех ждет огненное шоу.
– Чаво?
– Взрыв будет, говорю.
– А-а-а.
Я пошел к себе в башню, подложил под голову переметную суму и решил вздремнуть. Ночная вылазка была хоть и недолгой, утомила изрядно. Утром меня растолкал молодой ратник. Он держал в руках оловянную миску с кашей, обильно приправленной шкварками.
– Мы уже поели, пока горяченькая – покушай и ты.
Татары тоже, видимо, поели, так как начали постреливать из луков. Лениво так, чтобы продемонстрировать свое присутствие.
Я с аппетитом уплел кашу с ломтем черного хлеба. Выглянул в бойницу. Канониры суетились у пушек. Интересно, обнаружили они лишний порох в стволах? Сейчас получу ответ на свой вопрос.
В соседнюю бойницу выглядывал Михаил – наверное, тоже хотел увидеть результаты ночной вылазки. Было видно, как, поправив прицел, канонир поднес тлеющий фитиль к казеннику пушки.
Ба-бах! Место, где стояла пушка, окуталось дымом, раздались крики. Ура, сработало!
Бронзовые пушки при неважном порохе, качество которого отличалось от партии к партии, даже при нормальном по весу заряде иногда разрывало, калеча и убивая прислугу. А тут к моему заряду пороха добавили свой заряд. Двойную порцию пороха пушка не выдержала.
Когда рассеялся дым, мы увидели куски ствола, лежащий набоку лафет и убитую прислугу.
Тут уже наши ратники бурно стали выражать свою радость. Татары унесли раненых и убитых. Поскольку разрывы пушек не были большой редкостью, то и татары сочли происшедшее волей случая.
Через какое-то время у второй и третьей пушек засуетилась прислуга. По команде старшего, взмахнувшего саблей, канониры поднесли фитили к пушкам. Грянул еще более сильный взрыв.
Из клубов дыма выбегали раненые, в горящей одежде татары. Не разбирая дороги, бежали в разные стороны от места катастрофы, в том числе и в сторону крепости. Когда дым снесло ветром, нашим глазам предстала картина случившегося в полном своем кошмаре.
От пушек мало что осталось. Многочисленная прислуга валялась вокруг в немыслимых позах. В рядах спешившихся татар многие были ранены, их спасло от смерти только расстояние да их Аллах.
На стенах ликовали. Единственное оружие, могущее разрушить ворота, уничтожено. Шансы крымчаков прорваться в крепость сильно упали. Ко мне подскочил Михаил, стал обнимать.
– Твоя работа?
– Моя, не зря же я ночью туда ходил.
– Пойдем, воеводе представлю.
Не слушая моих возражений, Михаил схватил меня за руку и потащил по лестнице вниз. Оказалось, воевода сам лицезрел взрыв пушек с соседней башни. После взрыва первой пушки он лично захотел проследить за дальнейшим развитием событий. Воевода крепко меня обнял:
– Молодец, воин! Ты даже сам не знаешь, как много сделал для крепости. Ежели татары не подвезут еще пушек, хрен им, а не крепость. До прихода помощи, даст Бог, продержимся. Гонца-то к великому князю я давно отослал. Погоди-ка, это ведь тебя из Москвы прислали?
– Меня, воевода.
– Молодец, и тут не оплошал. Жив коли будешь – не забуду.
Мы с Михаилом поклонились и пошли к себе на башню. День-то ведь только начался. Татары вели себя относительно спокойно. Так, постреливали из луков для острастки. То ли не могли прийти в себя, то ли замышляли какую-нибудь пакость. Скорее всего – второе. Наверняка они и сами понимали, что затягивать осаду невозможно. Подойдут из Москвы полки стрельцов, ополченческая конница – и тогда неизвестно, чем закончится поход.
