Начальник Америки (СИ) - Фомичев Сергей
— Корабли невелики. Галиоты. Полторы-две мачты. Каждый вмещает по пятьдесят рыл с припасами. Пушки большей частью фальконеты, но кто знает, могут быть и тяжелые. А також ружья, сабли, пики, всё как полагается.
— Против ветра галиоты идут плохо, — добавил Окунев, обращаясь к Спиджику. — Этим можно воспользоваться. И ещё. Если даже у них есть большие пушки, то с палубы они стрелять непривычны.
Спиджик кивнул, принимая слова адмирала к сведению.
— Как будем действовать? — вопросил Тропинин, обращаясь ко всем.
— Войдём в гавань с приливом. Ударим по поселению из всех стволов, — сразу же предложил Спиджик.
Чихотка и капитаны разом кивнули. Окунев пожал плечами.
— Там женщины и дети, — напомнил он.
— Ударим по сараям, — внёс поправку в план Спиджик.
— Там могут быть пленники, — возразил Окунев.
— Хорошо, — вздохнул Спиджик. — Ударим над городком, по скалам. Напугаем малость, вышлем парламентера, предложим сдаться, выдать всех пленников.
— А если не согласятся?
— Высадим десант, — подал голос Шарль.
Оба иностранца неплохо прижились на нашей почве, однако, ещё не проявили себя в деле. Если не считать караульную службу и недавнюю охоту за бригом. Но одно дело маленький торговый бриг и совсем другое — полторы сотни вооруженных зверобоев.
— И что потом? — спросил Комков.
— Аманатов отпустим. Шелеховских трогать не будем, пусть промышляют дальше, — предложил я.
— Что, и не накажем никак? — удивился Шелопухин.
— Нет у нас власти их наказывать, а конягам выдать, считай обрести на мучения. А там и женщины с детьми, как уже отмечалось.
— Выдавать нельзя, — кивнул Анчо.
Мы вообще-то не были уверены, что парни Шелехова начали убивать первыми. Они могли спровоцировать коренных обитателей хищническим промыслом, а уже в ответ на нападение устроить резню. Собственный опыт стычек с алеутами был тому подтверждением.
— Сюда перевезти? — предложил Чихотка.
— Зачем? — возразил я. — Чтобы они тут зарубу учинили?
— Ладно, — согласился Лёшка. — У кого какие идеи?
Мнения разделились. По крайней мере самого Шелехова многие хотели привезти в Викторию на расправу (то есть на суд). Но мне эта идея не нравилась. Мы готовились к визиту начальника и снабжать его возможным союзником не хотелось бы. У нас и так выходило слишком много неизвестных. А Шелехов так просто не сдастся, будет писать в Иркутск, Петербург…
— Оставим на Кадьяке, — настаивал я. — Позже, как остынет немного, попробуем договориться.
— Ну да, как же, — пробурчал Чихотка. — С ним договоришься.
Он был невысокого мнения о пришлых купцах.
Шарль подлил себе кофе и поморщился сделав первый глоток. Кофе успел остыть.
— А что с конягами освобожденными делать? — спросил Комков. — Там оставлять нельзя, они тогда сами всех русских вырежут.
— Жила их опустошены, припасы забраны, — сказал Шелопухин. — Зимой не протянут долго.
— Переправим в нашу факторию, — предложил Спиджик.
Он подошел к карте и, забрав указку у Шелопухина, показал, как будет огибать остров.
— Тысячу людей? — усомнился кто-то.
— Тут всего семьдесят миль, ну сто, — сказал Чихотка. — Если всем флотом выйдем, да баркасы прихватим, то запросто перевезем.
Мне вдруг тоже захотелось принять участие в деле. А заодно и проследить чтобы миссия по освобождению не переросла в карательную экспедицию. Люди Шелехова нам и самим могли пригодиться, когда все утихнет. Но тратить несколько недель на переход по океану я себе позволить не мог. К счастью у меня имелась яхта, чтобы прикрыть появление где угодно.
— Зайдите сперва в Павловскую гавань, в нашу факторию, — предложил я. — Пусть подготовят дома к приему. Тысяча дикарей не шутка. С местными семьями свяжитесь. Толмача прихватите. Я постараюсь догнать вас. Но долго ждать не нужно. Три дня. Не появлюсь, выступайте без меня.
— Решено, — Тропинин хлопнул ладонью по столу.
— Сам-то пойдёшь? — спросил я Окунева.
— Нет, — ко всеобщему удивлению отказался тот. — Чихотка за главного пойдёт.
На том и порешили. Самое любопытное, что никто не задался вопросом, а нужно ли вообще лезть не в своё дело, чтобы освободить туземцев. Причин было несколько. С одной стороны, всем хотелось показать, кто тут главный, кто застолбил землю первым, с другой стороны, наша с Тропининым этика уже укоренилась среди соратников. Рабство не привечал никто. А несколько сотен освобожденных людей могли стать добрыми союзниками.
После совещания Лёшка пригласил меня в свою вотчину, чтобы продемонстрировать очередную техническую идею. Мы переправились через фьорд на лодке Аткинсонов, но вместо того, чтобы взять извозчика, который уже караулил состоятельных клиентов на правом берегу, решили прокатиться на конке. Она как раз дожидалась отправления.
Лёшка, наконец, достроил рельсовый путь. Конечно всё это выглядело пока весьма примитивно. Единственная лошадка тянула вагончик на двадцать сидячих и примерно столько же стоячих мест. Ни рессор, ни освещения, ни нормальных дверей и окон. На конечных остановках лошадку перепрягали с одного конца вагона на другой, или заменяли на свежую, потому что разъездов и поворотных кругов на однопутной линии пока ещё не установили.
— От старой идеи с железными полосами пришлось отказаться, — сказал Тропинин. — Положили более дешевые и короткие чугунные рельсы. Но это увеличило частоту стыков и ограничило скорость движения.
И всё же конка стала первым общественным транспортом Виктории, потому что извозчики и лодочники скорее выполняли работу такси. Правда Пег и Ног Аткинсоны уже создали целую сеть лодочных станций, и с моей подачи подумывали запустить единый маршрут через весь фьорд — нечто типа водной маршрутки, того самого голландского трексхёйта, но движимого не лошадью (конную тропу вокруг фьорда устроить было бы невозможно), а силой пара. Братья всё ещё дожидались обещанных Лёшкой паровой машины с гребным колесом, поэтому конка опередила речной трамвай.
— Пока она работает бесплатно и только в определенные часы, когда на фабриках смена, — заметил Лёшка. — Мы по чистой случайности застали вагон здесь.
Вагон и правда был уже полон. Работники, что проживали в жилом районе Правого берега, заняли все скамейки и места в проходе, оставив нам пятачок на задней открытой площадке. Конечно, многие, завидев больших начальников, предложили уступить место. Но меня место под открытым воздухом вполне устроило. Кучер (или вагоновожатый) взялся за вожжи и мы отправились вместе с рабочей сменой к верфям Эскимальта.
Верфями они назывались лишь по традиции. Линия по производству шхун занимала лишь малую часть пространства. Тропинин вырастил здесь настоящий промышленный городок. Металлургия, деревообработка, производство механизмов и машин. Он брался за всё и сразу. Что в конце концов привело его к энергетическому кризису.
Возможности водяного колеса очень быстро исчерпали себя. Мы не могли сооружать пруды вроде тех, что заливали огромные пространства в России. У нас не имелось столько места, не имелось и достаточного стока воды. Поэтому паровые машины быстро стали насущной необходимостью для всех авантюр Тропинина. Хорошо, что особых проблем с ними не возникло. Основные принципы конструкции Лёшка знал, быстро объяснил их соратникам, и те даже не имея теоретической подготовки, успешно подбирали параметры методом проб и ошибок.
Возможно машины получались тяжелее, чем могли бы, с запасом прочности, лишними деталями, но они работали.
Куда хуже дело обстояло с металлопрокатом. Сталь являлась материалом капризным, отливать из неё получалось лишь всякую ерунду — не слишком точные, не слишком крупные и не слишком прочные вещи. Для товарного производства жести, гвоздей, цепей, стальных тросов, рельсов, мостовых ферм и многих других полезных изделий Тропинину требовалось освоить прокат. Холодный и горячий, листовой и фасонный. Но если паровой молот он создал всего лишь со второй попытки (и даже первая модель вполне успешно работала, когда требовалось отковать какую-нибудь мелочь — багор, например), то с прокатом все оказалось сложнее. Отлитые из чугуна вальцы не вращались как нужно, заготовки норовили завернуться вокруг них, застрять в ручьях, приводы разрушались от перегрузок. В конце концов, Лёшка плюнул и свалив доводку на помощников, занялся другими проектами.