Виталий Корягин - Винг
Друзья устроились с пузатым запотевшим кувшином на открытой веранде, смотрящей широкими проемами меж увитыми виноградом столбами во двор, уже очищенный сторожем на ночь от докучливых посетителей. Ноэми, не поверив рекламе Алана, пить не стала, а пошла искупаться после душного дня в мраморном бассейне в садике позади дома.
Эдвард напомнил:
— Ал, не забудь уложить шкатулку, но далеко не прячь. Скоро менять батарею на новую. Индикатор в глазу уже не моргает, а горит.
— А что такое индикатор? — спросил Алан.
— Трудно объяснить, дружище… Ну, такой маленький огонек загорается, чтобы я не забыл сменить батарею. Понял?
— Угу! Как свечка в церкви, чтобы Бог помнил о молитве…
— Ну и сравнения у тебя!
— Эд, все хотел спросить! Как получилось, что шкатулку не изъяли при обыске в Грейлстоуне? Не нашли?
— Почему не нашли? Нашли! Да только не поняли, что в ней такое. Железные трубочки с письменами… Мало ли какие диковины везут рыцари с Востока?
— А если бы украли их? Как бы ты обошелся?
— Плохо бы мне стало! Ходить я уже кое-как могу, ноги с каждым днем лучше, но вся моя мощь исчезла бы. В выключенной машине хуже, чем без нее, она же тяжелая, весит не меньше полной брони. Такой груз на себе и здоровому трудно таскать, а если еще и доспехи… А еще хорошо, что шкатулку не тронули, потому, что если батареи расковырять, они несведущего человека какими-то лучами и убить могут! И в воду их бросать нельзя, Тигран предупреждал, что они всю силу отдадут в нее сразу. Говорил, можно пруд вскипятить… В груди-то у меня дверца закрыта наглухо, вода не проникает, могу и нырнуть, если надо…
— Правильно, мальчики, идите, искупайтесь, вода — чудо, я как заново родилась… — в дверях стояла смеющаяся Ноэми, закутанная в длинный белый хитон.
— Вода в ухо попала, — пожаловалась и, забавно склонив голову набок, запрыгала на одной ноге. — Ой! — едва успела подхватить сползающую с плеча ткань.
Алан целомудренно отвернулся.
Эдвард встал:
— Ал, чтобы не забыть, положи шкатулку в мешок прямо сейчас. Хорош бы я был, явившись в Тулузу слабым как младенец!
— Ладно, — сказал гэл, наливая в кубок еще порцию. — Это недолго, все в холле, уложено, только взять вьюки, и по коням! Сейчас допью и схожу…
Эдвард обнял подругу за талию:
— Спокойной ночи, Ал!
— Ха! Не буду вам желать того же! — проводил их вредный сквайр.
Ночь перед разлукой всегда не такая, как другие, особенная. Почему-то мнится, что расставанье — навсегда. Не хватает времени все сказать, выразить все чувства. И знаешь, что будет новое свидание, но нелогично хочется, чтобы не кончалось именно это.
Эдвард сказал прижавшейся к нему Ноэми:
— Знаешь, моя радость, я, пожалуй, все же схожу сейчас, сменю батарею. Индикатор горит, как в сказке глаз дракона в пещере… Он раздражает меня, тревожит, не могу не думать о нем!
Девушка приподняла голову с его стального плеча:
— А погасить его никак нельзя?
— Можно, если выключу машину, но тогда я стану слабым, как месячный щенок.
— Ах ты, мой кутеночек! Как интересно! — она игриво скосила глаза. — И здесь тоже ослабеешь?
— Нет! — засмущался Эдвард. — Здесь мое, а не машины. Но шевелиться мне будет трудно, и я тяжелый.
Ноэми прильнула к его губам:
— М-м! Выключай ее, милый!..
Красный глаз дракона закрылся, перестал предупреждать о близящейся опасности. Грядущее окуталось непроглядной тьмой. Длилось только чудесное настоящее, но как немного его осталось!
Ужасным образом сбылись опасения вещего любящего сердца Ноэми, и поединок, результат которого, казалось, предопределен свыше, стал тяжким, смертельным испытанием для сакса.
На террасе Алан допил кубок, тщетно попробовал выжать из кувшина еще сколько-нибудь живительной влаги, вздохнул, встал и пошел в комнату Эдварда за шкатулкой с батареями.
А в кустах под террасой подняла к звездам лицо, красивое, но искаженное ненавистью, какая-то женщина.
Глава сорок девятая. Сицилийская вендетта
Утром гэл встал, как и всегда, рано, сходил на конюшню, подогнал ленивого конюха. Сам вычистил своего мерина, приготовил сбрую. Вернулся в дом, разбудил Шимона, тот занялся сервировкой завтрака. Алан намеренно не торопился сегодня с отъездом, и хотя по утреннему холодку скакать куда предпочтительнее, чем по жаре, не хотел напоследок тревожить влюбленных.
Наконец, когда солнце поднялось над стеной сада, и у калитки зазвучали голоса торговцев, доставивших из города свежие продукты, в гостиную вышел заспанный Эдвард.
— Долго ты сегодня! — приветствовал друга сквайр.
— Ага! — зевнул тот в ответ. — Нагоним, постараемся вечером подальше проехать… Сейчас перекусим, и в путь!
Пришла и Ноэми. Сели за стол.
Через минуту Эдвард встал:
— Нет, не могу, надо менять батарею! Будто слабость уже появилась… Понимаю, что это не так, машина отключается сразу, но… — обернулся от двери, — Ал, куда ты положил шкатулку?
— В мешок, что у стены, — невнятно набитым ртом ответил гэл.
— Нет, не нашел, иди, пожалуйста, покажи! — донеслось из холла.
Алан с грохотом отодвинул стул:
— Сказал же: у стены…
Вышел к другу, отстранил его от груды вещей, ворча:
— Ни в чем без меня не обойтись… Зачем все перевернул?
— Ничего я не трогал, открыл вон тот, и все!
— Да не тот, а этот… — ловкие пальцы гэла распустили шнурок горловины.
— Этот лежал не у стены…
— То есть как не у стены? — Алан сунул руку внутрь. — Странно, и вправду нет… — он выпрямился, застыл, о чем-то задумавшись.
Вдруг побледнев, рывком вытряхнул из мешка на пол содержимое, расшвырял ногой:
— Нет! Не может быть… — Перевернул следующий мешок, вскочил. — Он не мог далеко уйти! Кто-то из своих?..
В ответ на недоуменный взгляд друга рявкнул ему в лицо:
— Проснись, Эд! Шкатулку украли, клянусь святым Дунканом!
Выскочил во двор, заорал:
— Заприте калитку! Все сюда! Шимон! Приведи сторожей!
Возле кухонной двери толпились торговцы, толстый повар застыл, открыв губастый рот, с серебристой рыбиной в руке.
Алан подскочил к продавцам:
— Быстро все из корзин на землю! Кому говорю! А-а! — пронесся в дом, почти оттолкнув в дверях Ноэми. — Извини! — выскочил через секунду обратно с обнаженным клеймором в руке. — Вываливайте, не то рубану!
В доме слышался тревожный бас Шимона, поднимавшего стражу.
Алан носком сапога наподдал по груде даров моря:
— Нет! Здесь нет! — отбежал к середине двора, приставил руку к глазам козырьком и закричал часовому на краю крыши:
— Эй, кто там?! Ты, Пьер?! Никто не выходил утром?
— Да нет вроде, все наши здесь! Вот минут пять назад какая-то бабка из этих торгашей отчалила, да вон она ползет как вошь по дороге, к морю направляется…
Алан вернулся к испуганным продавцам:
— Что за старуха была с вами? Почему ушла?
Повар пожал плечами:
— Я выгнал! Что я, вчерашнюю зелень от свежей не отличу? Нашла, кого дурачить…
Рядом загомонили торговцы:
— Она не с нами пришла! Мы ее не знаем! Видели на рынке несколько раз… Она нездешняя, лицо все закрывает, будто нос провалился.
Выделился голос молодого рыбака:
— Да она и не старуха вовсе! Просто горбится, да в лохмотья одета, а так баба, что надо, я пробовал!
Алан стукнул себя кулаком по лбу, повернулся к друзьям, появившимся вместе со стражей из дверей:
— Понял! Пряталась здесь ночью, утром смешалась с толпой, а сейчас ушла! Я за ней, не дай Бог до города не догнать! Эдвард, ребята, седлайте и за мной!
Гэл выскочил в укрепленный коридор, стремглав понесся вниз. Через несколько мгновений крутых зигзагов меж тесных стен очутился на высоком берегу над морем и, как был с обнаженным мечом, со всех ног припустил за пестрым пятнышком, мелькавшим в нескольких сотнях ярдов. Расстояние до похитительницы потихоньку сокращалось, Алан чуть сбавил скорость, экономя силы для последнего рывка, понимая, что, заметив его, она наверняка попытается убежать.
Женщина пока быстро шла, изредка оглядываясь на виллу. Алана, крадучись скользившего меж обломков скал, она все еще не замечала. На сгибе локтя ее висела большая корзина, в ней свободно могла поместиться украденная шкатулка. От опытного взора горца не укрылась куча, и вправду, немного повядшей зелени рядом с тропинкой, видимо, брошенная для облегчения веса.
Вдруг, после очередного взгляда на виллу, воровка подобрала рваную юбку, и припустила, как на пожар. Алан, в свою очередь, обернувшись назад, увидел выезжающих из калитки всадников, и пожалел, что велел седлать. Он тоже прибавил скорость, не жалея сил и дыхания, несся, перепрыгивая через камни.
