Владимир Романовский - Добронега
– Кто же этот вельможа? – спросил Хелье.
Гонец наклонился совсем близко к Хелье и тихо сказал, —
– Друг почившего Великого Князя.
Хелье нахмурился.
– Грек? – спросил он.
– Не знаю, – честно признался гонец.
– А где он живет?
– А зачем тебе это знать?
– Но ведь он приглашает меня к себе. Как же я к нему пойду, не зная, где он живет.
– А я тебя туда поведу.
– А я хочу идти сам.
Гонец нахмурился.
– Ну, хорошо, – согласился он. – Живет он… есть такая улица, все дома каменные…
– Понял, – сказал Хелье. – Передай ему, что он негодяй и видеть я его не желаю, и пусть он утонет в пруду.
– Хелье, – сказал укоризненно Гостемил. – Так нельзя, это невежливо. Я понимаю – на улице жарко, идти неохота, и горе там, на улицах. Но все равно, отказываться в данном случае – дурной тон.
– Мне все равно.
Гостемил поморщился и налил себе бодрящего свира.
– Хорошо, – сказал Хелье гонцу. – Передай ему, что я вовсе не считаю его негодяем, но идти к нему не расположен, и пусть, если он начнет тонуть в пруду, то выплывет.
– Это Александр? – спросил его Гостемил.
– Да, – ответил Хелье. – Откуда ты знаешь?
– Ты мне про него рассказывал. С его стороны было бы приличнее придти сюда самому, но он об этом, наверное, просто не подумал. Также, возможно есть обстоятельства, о которых сей добрый простолюдин, поставщик вестей, забыл нам сообщить.
– Я не слуга Александру, – возразил Хелье. – Чего это я буду к нему бегать.
– Из любопытства, – подсказал Гостемил. – Хотя, конечно же, лень. Жара на улице, идти куда-то… теперь… а тут прохладно, тихо.
А ведь Александр не имеет никакого отношения к убийству племянника Олофа, подумал Хелье. Вот я дурак – возненавидел человека ни за что. Впрочем, возненавидел я его за то, что он увел Матильду… которая, как оказалось… А что, схожу-ка я к Александру. С другом.
– Пойдем, – сказал он Гостемилу.
– Куда?
– К вельможному греку.
– Нет, я уж лучше здесь тебя подожду. На улице жара такая…
– Сказано – меня и друга моего. Так что придется тебе со мной идти.
– Да? – неуверенно спросил Гостемил. – Ах ты… ну вот… сидели, разговаривали… Эх!
Он тяжело вздохнул и встал.
– Суетный какой город, этот Киев, – сказал он. – Все время надо куда-то ходить, с кем-то встречаться, кому-то врать… А у женщин запросы большие… подарков требуют… и внимания… Ну, пойдем. Чай, у нас теперь тут новый великий князь, следует посмотреть на настроения народные иногда.
Настроения народные были покамест весьма неопределенные. Помимо крогов, вернулись к работе некоторые ремесленники, купцы открыли лавки, но большинство, на взгляд Гостемила, продолжало «шляться по улицам без толку». Святополк, едва успев сказать перед народом речь о том, как он будет с некоторыми поправками продолжать дело великого отца, ускакал в Берестово воодушевлять войска, оставив город на тысяцника. Стремительно росло количество краж и грабежей.
Швела поджал губы, поклонился нехотя гостям, и сказал, что хозяин ждет. Хелье и Гостемил прошли в помещение с обезглавленной статуей. Александр поднялся им навстречу.
– Здравствуй, Хелье, – сказал он. – Позволь, но это…
– Это мой друг, – объяснил Хелье. – Зовут его Гостемил. Ты нас звал?
Гостемил поклонился вежливо и изящно.
– Что-то он стал меньше ростом, – заметил Александр. – И похудел. Друзья мои, подождите меня здесь, пожалуйста, мне только жену проведать, она наверху, ей нездоровится. У меня к Вам есть очень важное дело, нужны верные люди… Пожалуйста подождите.
Александр быстро вышел.
– Он, очевидно, ожидал увидеть Дира, – предположил Гостемил, рассматривая статую без головы.
– Наверное. Что-то мне хочется уйти отсюда. Я ему не мальчик…
– У тебя что, дел много важных сегодня?…
– Положим, особых дел нет, но все-таки. А тебе не кажется, что все это унизительно? Позвал, мы пришли, а он вдруг уходит. Что за наглость!
– Наглые люди тоже бывают интересны, – откликнулся рассеянно Гостемил, обходя статую кругом. – Забавная вещь. Очевидно, подделка. Под, опять же, римскую копию с греческого оригинала.
У вернувшегося Александра выражение лица было странное – будто ему указали на глупую ошибку и ему стало стыдно. В руке он держал свернутую в трубку грамоту.
– Из какого ты роду, Гостемил? – спросил он.
– Интересная статуя, – заметил Гостемил задумчиво. – А? Что?
– Из какого ты роду?
– Из Моровичей. А ты?
– Из тех самых … Моровичей … а? ты что-то спросил?
– Я тебе ответил. Ответь и ты мне.
– Ага, – сказал Александр. – Да, собственно, род мой не очень известный. Славяне из Греции, греки из Италии. Я сын местного священника, да, так вот, это те самые Моровичи, легендарные? Потомки скифов?
– Уж больно ты развязен, друг мой, – холодно сказал Гостемил, не глядя на Александра. – Что тебе за дело до рода моего.
– Прости, это не праздное любопытство.
– От Авента Храброго произошел наш род, – Гостемил провел по ноге статуи ладонью.
Хелье никогда об Авенте Храбром не слыхал, и с интересом посмотрел на Гостемила.
– Именно, – подтвердил Александр. – Авент Храбрый с друзьями, римский вассал.
– Ничьими вассалами мы никогда не были, – холодным тоном, ни разу дотоле не слышанным Хелье, сказал Гостемил. – И не намерены быть впредь. Служить – служим, но всегда добровольно.
– Разногласия с Олегом были.
– Не было.
– Были.
– У нас не могло быть разногласий со шведской сволочью, ибо ни о чем мы с ней не договаривались, – спокойно, почти лениво, с оттенком равнодушного презрения к нижестоящему ответил Гостемил.
– Не сердись, Гостемил, – предложил Александр миролюбиво. – Ни огорчить, ни тем более оскорбить тебя у меня и в мыслях не было. Род твой настолько древний и благородный, что любое общение с тобою для меня – честь великая.
Гостемил кивнул с великолепным достоинством. Хелье восхищенно смотрел на друга.
– Так вот, друзья мои, – сказал Александр. – Оставил Владимир мне вот эту грамоту. И о вас там написано. Об обоих. И я – всего лишь исполнитель последней воли Великого Князя. На, Хелье, читай.
Хелье развернул грамоту.
– Я не понимаю славянское письмо, – сказал он. – Гостемил, не прочтешь ли?
– Нет, зачем же, – возразил Гостемил, снова воззрясь на статую. – Не мне писано, не мне и читать…
– С позволения хозяина грамоты, – поспешил добавить Хелье.
– Конечно, конечно, – согласился Александр.
Гостемил с сожалением оторвался от созерцания статуи и взял грамоту у Хелье.
– Здесь не с начала, – сказал он брезгливо.
– Да, – Александр кивнул. – Начало касается только меня лично. Пожалуйста, читай вслух.
– «…и, друг мой Александр», – начал читать Гостемил, – «…доверься в деле спасения и укрытия сына моего Бориса человеку, которого ты знаешь, сигтунцу по имени Хелье. Человек он верный, а вот сладить с ним трудно. Но уж ты попытайся. И пусть возьмет с собою, если нужно, друга своего». Тут дальше какие-то грязные сплетни, – сообщил Гостемил, – а про меня, вроде бы, ничего нет.
– Ближе к концу, – подсказал Александр.
– А, – сказал Гостемил. – Вижу.
Хелье был, противу ожидания, настолько польщен, что чуть не пропустил мимо ушей следующее —
– «Если сведет тебя случай с кем-то из Моровичей, а особливо с младшим их сыном, верь этому роду. Не обманут они, хотя на службу уговорить их будет трудно – горды».
Хелье нахмурился.
– А это точно Владимир писал? – спросил он напрямик, глядя на Александра.
– Точно, – согласился Гостемил, разглядывая грамоту. – Это его рука.
– А откуда ты это знаешь? – Хелье повернулся к Гостемилу.
– Я по его письмам читать учился, – ответил Гостемил. – На.
Он протянул грамоту Хелье и тот, с сожалением на нее посмотрев и пообещав себе при первом же удобном случае выучиться славянскому письму, вернул ее Александру.
– Как вы поняли из письма, друзья мои, речь идет о спасении жизни Бориса, сына Владимира, – сказал тот. – Но это не все. Его нужно увести прямо из войска. И это не все. Действовать следует таким способом, чтобы его никто потом не стал искать. Я с вами совершенно откровенен. Я бы очень хотел сделать все это сам, но к сожалению, по причинам, о которых я не имею права вам сказать, я должен оставаться в Киеве еще некоторое время.
Удивительно, подумал Хелье. Живут себе люди, живут, и вдруг положение, нужно куда-то бежать, и кого-то спасать, и зовут меня, поскольку у всех остальных, крайне заинтересованных, всегда находятся какие-то совершенно неотложные дела.
– Насколько я понял, нужно куда-то ехать, – сказал Гостемил. – Возможно, далеко.
– Не очень, – уверил его Александр. – Аржей тридцать.
– Ну вот, – тоскуя, протянул Гостемил. – А я только переехал в Киев, еще и обжиться как следует не успел. Эх! Что ж, Хелье, поедем, что ли. Спасем княжеского сына. Речь ведь, насколько я понимаю, идет о престолонаследии. Кто-то боится, что Борис займет без спросу престол, да? Как все-таки примитивны люди.
