Владислав Савин - Страна мечты
Только не депортируйте обратно! Согласен у вас отсидеть, сколько там осталось! Лишь бы кормили, и крыша над головой была. (прим. — историю Цакриссона см. «Северный Гамбит» — В. С.)
Стокгольм. 7 ноября 1944.
Господин Торвальдсен, купивший в пригороде небольшой домик с садом, не вызывал никаких сомнений ни у полиции, ни у соседей. Образ жизни вел самый тихий и законопослушный, деньги имел в достатке — ну а что недавно лишь вернулся домой из Германии, куда уехал по делам бизнеса еще перед войной, это ведь не преступление? И этот почтенный господин совершенно не похож ни на попрошаек с валенберговскими паспортами, отчего‑то решивших что в Швеции их будут задаром кормить, ни на одного из ужасных головорезов из добровольцев СС. Но господин Торвальдсен был своим (правда, последний из родственников, кто знал его до войны, умер естественным путем полгода назад, всего за месяц до возвращения троюродного племянника, или кем там ему он приходился?). И пока господин Торвальдсен ни в чем предосудительном не замечен, к нему нет и вопросов — ведь Швеция, это демократическая страна, а не какая‑то диктатура, законы тут соблюдаются четко.
Этот день надолго запомнится жителям Стокгольма! А соседям господина Торгвальдсена — в особенности. С раннего утра на улицы вступили войска, обыватели с удивлением смотрели на колонны новейших тяжелых танков Strv-42, пушечные броневики, бронетранспортеры и грузовики с пехотой.
— У русских сейчас парад — сказал кто‑то — может, наш король хочет Сталину приятное сделать? Или мы уже в СССР?
Но войска не прошли по площадям парадным строем, а рассредоточились, занимая ключевые точки. Солдаты были в полном вооружении, на вопросы жителей отвечали коротко — для обеспечения порядка. И расходитесь лучше по домам — а то будет небезопасно, если стрелять начнут. Никто ничего не понимал — но очень скоро улицы стали пустыми.
Главное же действо развернулось у дома Торвальдсена. Целых две сотни полицейских и солдат, с двумя броневиками, окружили дом, заняв все соседние строения и господствующие высоты, и стали осторожно продвигаться к цели, перебежками, держа автоматы наготове. Наконец офицер стукнул в дверь — откройте, полиция! Вышел заспанный хозяин — и замер, под десятком нацеленных стволов. Солдаты ринулись в дом, и скоро доложили — чисто, больше никого не обнаружили, оружие тоже не найдено.
— Герр Мартин Борман? — спросил офицер — именем Шведского Королевства, вы арестованы!
Полицейский был предельно серьезен. Поскольку был предупрежден — у наци здесь, очень может быть, сотни вооруженных боевиков, фанатично преданных своим вождям, и готовых на все. Вы помните, что в русском Киеве было, весь город разрушили и сожгли, пока усмиряли? А в Копенгагене до того, когда даже не эсэсовцы, а пленные из‑под конвоя разбежались? Так что — лучше проявить лишнюю осторожность, чем мирный Стокгольм будет гореть, как Киев или Варшава! И если арестовать одного из укрывающихся нацистских главарей удалось так легко и бескровно, то это не значит, что немцы сейчас не собираются с силами, чтобы отбить вождя, или отомстить за него! Полицейский с ужасом представил, что будет, если сейчас в Стокгольме начнутся уличные бои! Ведь головорезам из СС абсолютно нечего терять!
Пленника со всей предосторожностью доставили в тюрьму. А затем, тем же вечером перевезли на борт русского военного корабля. Для отправки в Штутгарт, где уже начинал работу Международный Трибунал.
Мелочь, которую не учли в СД еще когда готовили канал, год назад. Настоящий Торгвальдсен (даже внешне имеющий некоторое сходство с Мартином Борманом), редкий случай для шведа, был католиком — и именно на этой почве поссорившись с родней, уехал в Баварию еще в тридцать втором.
Анна Лазарева. Москва. Ноябрь — декабрь 1944.
Как хорошо было потомкам, у которых был «интернет»! И новости, и общение — а тут, после того, как привыкла всю необходимую (и закрытую) информацию получать, такая скука и тоска!
Говорят, ждать и догонять, хуже нет. Сидеть в отпуске, когда в мире творятся большие дела, тоже! Безвылазно дома, лишь есть, спать, иногда выходить у подъезда на лавочке посидеть — как старушки это выдерживают, не представляю, я точно такой не буду, даже на пенсии. Пономаренко мне просто тепличные условия создал — про тетю Пашу, домработницу и повара, я сказала уже, так еще и Марию Степановну прислал, «для помощи, за няню и кормилицу». Женщина лет сорока, внешне очень похожа на жену красного командира из довоенного фильма «Девушка с характером» — жена командира — пограничника и есть. Ребенок у нее уже большой, полугодовалый. Третий уже по счету!
— Рожать, Анюта, в первый самый раз страшно. А после — все легче и легче. Это не болезнь ведь — а природа. Когда мать здоровая, то никаких трудностей не будет.
Ну да, без трудностей! Я тут столько медицинской литературы прочитала — ужас! Про всякие возможные отклонения и патологии — волосы дыбом встают! Марья Степановна, увидев, решительно указала все эти «справочники фельдшера» положить подальше и не прикасаться — поскольку это узко специально, для врачей. А в жизни все гораздо проще.
— Я ведь первого своего, Ванюшку, прямо на заставе рожала, так получилось! Фельдшер принимал. Ну а второго, Павлика, в сельской больнице. И боялась очень — старая уже была, почти тридцать, когда решилась наконец. А тут Москва, врачи под боком, и ты молодая, сильная, спортом занимаешься — все у тебя будет хорошо!
Ну да, спортом! Даже гимнастику лучше не делать, в последние недели! На кровати валяясь, растолстею, расплывусь — а Михаилу Петровичу стройные нравятся!
— Глупая ты, Аня! На меня посмотри — хотя я физкультурой специально не занималась, ну кроме того, что жене командира РККА положено. А так, жизнь была такая, что никакого спорта не надо.
Спросила — а старшие ваши где? И тень на лицо Марьи Степановны набежала.
— Ванечку снарядом финским убило, когда мы от Кексгольма отступали. А Павличек в Ленинграде в Блокаду умер. Мы же там всю первую зиму, самую страшную, провели. И в эвакуации считай, не были совсем — в мае сорок второго нас вывезли, в Вологду, ну а весной сорок третьего уже немцев отбросили, и я назад поспешила, к мужу. Он в командировке сейчас, в Эстонии. Ну а мне велено, пока он не вернется, с тобой, помогать. Вот, Сашеньку родила — даст бог здоровья, и еще успею. Жизнь продолжается ведь, кончилась война!
Радость была — как перед самыми Ноябрьскими, Смоленцевы приехали, из Италии! Лючия сияет, умиротворенная, а фигура у нее изменилась заметно! Обновы показала, просто чудо — два новых пальто, платья, и всякая мелочь. Мне подарки привезла — швейную машинку (и себе, вторую), и еще по «двойному отрезу» на платье и на пальто (отрез простой, это сколько идет на единицу одежды, но при таком покрое как у нас, надо побольше), чтобы я сама заказала, по своей мерке. Но главное, новости были для меня, как воздух. В газетах наших конечно, писали, что в Италии творилось — но очень коротко. А тут, мне столько рассказали!
— А ведь церковники свою игру с самого начала вели — замечаю я — если у них уже была запись на магнитофон, значит они знали? Но хотели, чтобы ты начала — а они уже после вступят. Это и называется, Люся, большая политика — ничего личного!
Нахмурилась итальяночка. И спрашивает:
— То есть, мне и матери — Церкви нашей верить нельзя?
— Можно — отвечаю — но только помнить, что они прежде всего и всегда будут думать о своем высшем интересе!
— А вы? — спрашивать не прекращает — для вас тоже, государственный интерес будет выше чем я?
— Нет — отвечаю я серьезно — потому что это наше государство, наше дело, разницу понимаешь? А Римская Церковь нам союзник, дружественная, близкая в чем‑то — но иная. Тут конечно, тебе решать окончательно, за кого ты, за нас или за них — но верю я, что расхождений у нас не предвидится. По крайней мере, мы с Римской Церковью вражды не начнем — если они первые не решат. Нет у нас принципиальных разногласий! И цели наши — церковным не противоречат.
Лючия помолчала, а затем выдала вдруг:
— Аня, а скажи, что такое «Рассвет»? О чем нас Его Святейшество спрашивал. Он считает, что это просто другое название службы, где ты, я, наши подруги на севере. Но я от них никогда этого слова не слышала, значит что‑то другое?
Мой Адмирал, рядом сидевший, усмехнулся. А Юрка глаза ответ дипломатично. Хорошо еще, Марьи Степановны рядом нет, на кухне хлопочет, и тетя Паша в магазин ушла.
— А вот это, Люся, сказать тебе не могу. Без обид — сама узнала, лишь когда для моей задачи стало необходимо. Сам товарищ Сталин решает, кому можно открыть. Намеком же — все, что мы делали, «Рассвет» приближало. Солнце нового мира, страна Мечты. Наш путь, на который мы и других приглашаем, но лишь по доброй воле, нельзя никого силой к счастью гнать. А вот какой она, Страна Мечты, будет — это лишь от нас зависит, и от наших детей. Так что рожай, и ни о чем не думай — когда надо будет, тебе все расскажут.