Лев Портной - Хроники похождений
Мы вышли из переулка и вновь оказались на оживленных улицах. Теперь я шел, выпрямившись, и смотрел прямо перед собой. Я предвкушал победу. Сталкиваясь взглядами с горожанами, я глядел на них снисходительно. Очаровательная девушка в окошке на втором этаже особняка из розового камня поливала фикус из маленькой лейки. Я подмигнул ей, она ответила приветливой улыбкой. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что Траумштадт славится красивыми девушками, и решил, что наведаюсь сюда, когда закончится весь этот фарс. Отращу себе бороду и назовусь каким-нибудь паном Пройдоховичем. Или сделаюсь бароном фон Фройляйнтрахером.
Мильфейъ-пардонъ, а с чего это я так развеселился?! Еще неизвестно, что мне Валери уготовила! А то не пришлось бы пожалеть о том, что на каторгу не отправился! О смертной казни думать совсем не хотелось.
Зловещий вид городской ратуши поверг меня в уныние. И десятки пар глаз, уставившихся на меня в зале, не прибавили оптимизма. Я украдкой окинул присутствующих взглядом, но Валери не углядел. Две женские фигурки привлекли мое внимание. Одна дама закрыла лицо черной вуалью, а другая скрывалась под белым капюшоном. Кто-то из них может оказаться моей возлюбленной. Сердце мое забилось с усиленной частотой. Я пытался, но не мог угадать, кто из них Валери.
Председательствовал на суде бургомистр Траумштадта пан Марушевич. Изрядно напудренный, в парике с завитушками, он рассматривал меня через пенсне, пока два конвоира усадили меня за столик прямо перед председательствующим и двумя его советниками, одним из которых оказался приглашенный из Меербурга барон фон Бремборт. Второго я не знал, но, верно, и он был уважаемым гражданином Траумлэнда. По правую руку от них располагался длинный узкий стол, за которым трудились трое писарей. Напротив писарей возвышалась кафедра, обитая зеленым сукном. Позднее ее занял прокурор Траумлэнда господин Набах.
Я огляделся по сторонам. Мэри-Энн и Мадлен с мосье Дюпаром сидели в первом ряду прямо за моей спиной. Я почувствовал сильный прилив нежности к этим женщинам за поддержку, которую они оказывали мне. Почему-то я не сразу заметил Жака. Мосье Лепо подавал мне какие-то знаки. Его ужимки напомнили мне гримасы, которые каналья строил в облике египетской мумии.
— Чего тебе? — прошептал я.
— Барррин-с, сударррь мой, а как же ваш капитал-с? На кого вы оставите-с свое состояние?
— Уж точно не на тебя, — фыркнул я.
Я попытался отыскать глазами Мировича, но не нашел его. Сначала я удивился, как же это Василий Яковлевич отсутствует в минуты своего триумфа. Позднее по ходу дела сообразил, что его, как свидетеля, не пустили в зал сразу же.
Кто-то коснулся моей спины. Я обернулся. На меня победоносно глядел старик-incroyables. Он успел обзавестись новым костюмом. И вновь — от кутюрье a la incroyables.
— В Кронштадте мне не удалось выставить тебя заговорщиком против великого князя. Но уж тут-то я отыграюсь! — процедил он сквозь зубы.
— Так это были вы?! Вы выстрелили в окна цесаревича?
Старик-incroyables в ответ захихикал и отошел в сторону. Я заметил, что кот на суд не явился.
Чем же я так провинился перед этим старым придурком, что он даже рискнул имитировать покушение на цесаревича ради того, чтобы подставить меня? Видимо, ждать разгадки осталось недолго. Я надеялся, что мне придется заплатить не слишком высокую цену за это знание. Под ложечкой появился отвратительный холодок. Уж больно гадко старик-incroyables ухмылялся.
Несколько рядов занимали русские офицеры. Одни были мне незнакомы, они смотрели в мою сторону жестко, с нескрываемым презрением. На лицах же тех, с кем довелось мне служить, отразилось смятение.
Пробило восемь часов, и пан Марушевич открыл заседание.
— Дамы и господа, — объявил он. — Мы приступаем к рассмотрению дела «Маркграфство Траумлэнд против маркиза де Ментье». Маркиз де Ментье обвиняется в том, что совершил намеренное убийство. Жертвой его преступления стал русский князь Афанасий Федорович Дуров. Генерал Дуров, который в последние годы исполнял обязанности верховного правителя маркграфства Траумлэнд.
По залу прошелся гул, в котором гнев смешался с изумлением. Мне хотелось обернуться и посмотреть, кому принадлежат те или иные голоса, но я боялся смотреть людям в глаза.
— Дамы и господа, позвольте объявить состав суда. Председателем являюсь я, пан Ясек Марушевич, бургомистр Траумштадта. А бургомистр Меербурга барон Мартин фон Бремборт и бургомистр Торвейла герцог Людвиг Эйзениц согласились взвалить на себя нелегкое бремя и выступить судьями на нашем процессе.
Отворились двери, в зал вошел высокий господин в черном мундире и с пышными бакенбардами. Он поднялся на кафедру, обитую зеленым сукном, и одарил меня многообещающим взглядом.
— Государственный обвинитель, прокурор Траумлэнда барон Вильгельм Набах, — представил вошедшего пан Марушевич.
Барон Набах поклонился и посмотрел на присутствующих так, словно хотел убедить каждого в том, что от него лучше держаться подальше и не попадаться на глаза.
— Подсудимый, — обратился ко мне пан Марушевич, — скажите, будет ли ваши интересы защищать какой-нибудь адвокат, присяжный поверенный или просто доверенное лицо? Или же вы предпочитаете защищаться самостоятельно?
Я растерялся и не знал, что ответить. Никто не объяснил мне заранее, что в суде преступнику позволительно иметь защитника. Да я и не понимал, есть ли какой-либо смысл в том, чтобы нанять адвоката?
Вдруг зал пришел в движение. Господин Швабрин поднялся со своего места. Рядом с ним я заметил Федора, Хьюго и Гарри. Я удивился, увидев помощника шкипера и боцмана с «Эмералд Джейн». Гарри помахал мне рукой. Увидев его, я чуть не расплакался от благодарности, что этот свирепый с виду человек пришел поддержать меня.
— Ваша честь, — обратился Алексей Иванович к судье. — Позвольте мне выступить в качестве защитника маркиза де Ментье.
— В этом вопросе последнее слово остается за обвиняемым, — сообщил пан Марушевич и повернулся ко мне.
— Я не возражаю. Я почту за честь, если господин Швабрин согласится защищать меня, — ответил я.
— Ну, что ж, — с удовлетворением молвил председательствующий. — Представьтесь, пожалуйста, и займите место рядом с обвиняемым.
— Швабрин Алексей Иванович, дворянин милостью его императорского величества Павла Петровича.
Мой защитник поклонился, подошел ко мне и встал рядом. Один из писарей склонился к бумагам и произвел какие-то записи. Господин Набах бросил на господина Швабрина недобрый взгляд. Я взглянул на Алексея Ивановича. Он едва доставал до моего плеча, но рядом с этим маленьким, смуглым человеком я чувствовал себя намного увереннее. Он ответил мне одобрительным взглядом и произнес вполголоса:
— Действуем по плану.
— Дамы и господа, — промолвил пан Марушевич, — позвольте напомнить. Мы рассматриваем дело «Маркграфство Траумлэнд против маркиза де Ментье». Маркиз де Ментье совершил намеренное убийство. Его жертвой стал русский князь Афанасий Федорович Дуров, исполнявший в последние годы обязанности верховного правителя маркграфства.
И вновь по залу прошелся гул, гнев с изумлением слышались в голосах. Я вдавил голову в плечи и ссутулился. Ко мне повернулся Алексей Иванович.
— Послушать их, так можно подумать, они только сейчас узнали, по какому поводу мы здесь собрались, — господин Швабрин ухмыльнулся.
Его презрительная ухмылка, относящаяся к присутствующим в зале, ободрила меня и пробудила желание обернуться и посмотреть на всех свысока. Но я не поддался такому искушению, мне следовало быть паинькой и никого против себя не настраивать.
— Прежде, чем мы приступим к делу, я должен узнать, не имеет ли кто-либо возражений против состава суда? — спросил председательствующий.
Возражений никто не высказал.
— Подсудимый, — обратился ко мне пан Марушевич, — вам понятно, в чем вас обвиняют, и согласны ли вы с обвинением?
Я кивнул.
— Вы обязаны отвечать. — Пан Марушевич не спускал с меня пристального взгляда.
— Да, — выдавил я.
— Вы согласны с обвинением?
— Да, — повторил я.
— Ваша честь! — вскрикнул Алексей Иванович так, что я вздрогнул. — Защита протестует против ваших высказываний.
Пан Марушевич с изумлением посмотрел на господина Швабрина. Поступок Алексея Ивановича и у меня вызвал не меньшее удивление и испуг. Он осмелился выступить против судьи с непонятными претензиями, которые наверняка только озлобят пана Марушевича и еще больше настроят суд против меня. А я не сомневался в том, что не нравлюсь бургомистру Траумштадта.
— Что вы делаете? — прошептал я.
— Молчите, я знаю, что делаю! — шикнул господин Швабрин.
— Попрошу вас объясниться, господин Швабрин, — попросил пан Марушевич и добавил: — Я, собственно, никаких высказываний пока и не делал.
