Дмитрий Хван - Знак Сокола
– А я, видимо, гожусь в воеводы? – ухмыльнулся Пётр Иванович.
– Годишься, – серьёзным тоном ответил Сазонов. – Иначе в Совет не попасть.
Бекетов кивнул и замолчал, машинально охлопывая коня по шее. Слишком многое он сегодня узнал – будто бы придавило ему плечи этим знанием. Потому как тяжко знать то, что не суждено человеку знать – ни царю, ни патриарху.
– И кто же народ русский стал на части рвать? Ляхи? – хмуро проговорил казак, сведя брови и насупившись. – Или глупцы те да корыстолюбцы?
– Ляхи, – согласился майор, – да угры с австрияками начали, а они продолжили с неменьшим рвением.
– Так что же мы тут диких степняков по степи гоняем?! – взорвался Бекетов. – Коли надобно ляха зубами рвать, а руса из дурмана папёжного выручать!
– Так и будет, – успокаивающе проговорил Алексей. – Да только неспроста мы тут, в землице сибирской, оказались. Именно эта земля, собранная беспримерным подвигом таких людей, как ты, Пётр Иванович, ныне впусте пребывает там, в моём мире. Кажется, Москва и продала бы Сибирь, да неловко пока. Однако опыт продаж земель имеется.
– А кто повинен, сызнова глупость и корысть?! – вскричал Бекетов. – Какого ляда служилые люди головы свои буйные кладут в тайге, чтобы потом бояре продали эту землицу?!
На разговаривавших воевод уже начинали озабоченно коситься ближние люди, неловко переглядываясь. Довольно продолжительное время Бекетов и Сазонов беседовали, то тихо-тихо, то кто-то из них досадно восклицал или ругался. Казалось, они так и будут вести эту беседу до самой ночи.
– А ты думаешь, зачем Смирнов пошёл шведа бить? Царю помочь? Себя показать? Нет, полковник сам с карельской земли родом, оттого ему никто слова против сказать не мог, ибо идёт он землицу отчую выручать, а не славу ратную искать, – говорил Сазонов.
– А Сокола отчина где? – спросил Бекетов.
– Он родился в Луцке.
– Волынь под ляхом, – проговорил казак. – А Сокол, поди, тако же душою болеет за град свой, как и Смирнов.
– Русь ляха побьёт, непременно побьёт, – убеждённо сказал Алексей. – Вот только мы можем сделать это вместе, чтобы закрыть польский вопрос. А для этого нам придётся показаться в Москве.
После последних слов Сазонов прикусил язык, словно сболтнул лишнего. Бекетов же, казалось, не расслышал этого. Он встрепенулся, услышав про польский вопрос, и вспомнил, что Алексей ещё на Амуре говорил о закрытии японского вопроса тесным союзом с айнами. А ещё был вопрос шведский, османский да вроде ещё какой-то. Жаль, но папёжского, румского вопроса средь них Пётр Иванович не слыхал. Только сейчас Бекетов понемногу отходил от тяжёлого разговора с одним из облечённых высшей властью ангарцев. Тяжкие мысли уходили, оставляя надежды. Он был преисполнен ими, уповая на воплощение в жизнь великого замысла его товарищей. Сам себе Бекетов поклялся, что будет вместе с ними, покуда силы не оставят его.
На вторые сутки после боестолкновения со степняками Джебсцуна колонна ангарцев была замечена разъездами халхасцев другого кочевья. Хотя казалось, те всадники сами искали встречи. Стало быть, они были предупреждены? Сазонов не исключал такой возможности, ведь суматоха начального этапа былого боя в становище, ещё до его блокирования, позволяла улизнуть отдельным всадникам. Алексей приказал колонне перестроиться и подтянуть обоз, а солдатам – быть готовыми к нападению врага. Однако маячивший вдалеке неприятель покуда просто сопровождал ведомых Баиром ангарцев, не приближаясь к ним и срываясь в степь, ежели казаки или буряты пробовали к ним приблизиться.
– Алексей Кузьмич, как есть заманивают, ей-ей, – тревожась, проговорил вечером, при свете костра, Бекетов.
– Войско собрать степняки сейчас не успеют, – устраивая миску с кашей на коленках и щурясь на огонь, отвечал Сазонов. – Баир говорил, что откочёвывают они на осенние пастбища и воинов могут выделить немного. Пусть заманивают.
И хотя днём ещё выглядывало солнышко, дававшее тепло, ночь была холодна. Надрывно гудел носящийся по степи ветер, тщетно пытавшийся забраться в палатки, да иной раз между шумными его порывами издали доносился многоголосый волчий вой.
Колонна продолжала движение в глубь земель тушету-хана, несколько подобравшись, готовая к внезапной атаке из-за следующего холма, из-за излучины неглубокой речушки, скрытой елями, или к ночному нападению. На второй день степняки решили послать к ангарцам переговорщиков. Перед этим они всё так же, держась на расстоянии, сопровождали колонну, ощетинившуюся стволами винтовок и пиками. Казаки-застрельщики с нетерпением поглядывали на врага, примериваясь к расстоянию, отделявшему их от кочевников. Они ждали лишь приказа Сазонова, чтобы начать обстрел неприятеля.
И вот от одного из отрядов халхасцев отделилось двое всадников, они неспешно стали сближаться с ангарцами. Парламентёры встретили ангарский авангард, спешившись и расстелив на земле циновку, приглашая этим жестом своего врага на разговор. Сазонов принял его и в компании тайши Баира присел на циновку, разглядывая степняков. Один из них – молодой, почти юный кочевник в богато украшенной одежде, второй же – пожилой воин, державший в грубых руках с выдающимися костяшками древко с бунчуком – конским хвостом. Юноша сидел, выпрямив спину, и в целом держался горделиво, потому Алексей решил, что это сын богатого нойона. Молодой человек вскоре представился. Оказалось, что его зовут Эрдэни и он сын цецен-хана Шолоя, соперника тушету-хана Гомбодорджи в этих землях. Отец его был неплохо осведомлён о поражении воинов Гомбо в прошлом году, под недостроенными стенами крепости пришлых людей.
– Мой брат Далай был в вашей крепости, – проговорил Эрдэни. – Вместе с торговцами, что привезли вам чай, войлок и шерсть. Он осмотрел всё вокруг – вы намерены крепко встать на той земле.
– Да, – кивнул Алексей. – Мы уже не уйдём с Селенги никогда.
– Хорошо, – бесстрастно ответил Эрдэни, и было непонятно, по нутру ли ему эта новость.
Между тем Баир негромко напомнил Алексею, кто есть кто в этой части халхасской степи. Сазонов через мгновение понимающе кивнул, вновь посмотрев на юношу:
– Чего же ты, Эрдэни, хочешь от нас и для чего ты зашёл на землю врага твоего отца вместе с отрядами воинов?
– Мой отец, цецен-хан Шолой, – важно начал молодой кочевник, – послал меня встретить ваш отряд. Он знал, что вы идёте этой дорогой и уже разгромили ставку одного из его лучших военачальников. Мне поручено предложить вам союз против нашего общего недруга – хана Гомбо.
– А почему сам хан Шолой не мог прибыть в нашу крепость? – спросил Эрдэни Сазонов. – Мы бы с радостью встретили твоего уважаемого отца и поговорили бы с ним.
– О его появлении в вашей крепости быстро узнали бы в ставке тушету-хана, – с улыбкой отвечал юноша. – Это было бы неразумно.
– Действительно, – согласился Алексей. – Теперь я понимаю.
– Я не могу далее находиться на земле неприятеля, – проговорил кочевник. – Что передать моему отцу?
– Мы будем готовы встретиться с ханом Шолоем или с его доверенными людьми в пределах дневного перехода от нашей крепости, – сказал Сазонов и хотел было уже откланяться, как почувствовавший это желание бурят упредил майора, положив ему руку на плечо.
А степняк между тем, благожелательно кивнув в ответ на слова Сазонова о согласии на дальнейшие переговоры, сообщил ему не слишком приятную новость. Его люди прознали о том, что тушету-хан Гомбодорджи услал гонцов к маньчжурам ещё в прошлом году. Через них он поведал им о пришлом северном народе, который крепко оседлал Селенгу, отнял у него бурятских данников и не собирается жить в мире с ним, ханом Гомбо. А сейчас он лично занимается сбором воинов для отражения угрозы в виде отряда ангарцев, который вторгся в его земли и разгромил его вернейшего нойона.
– Он может собрать сейчас не менее пятнадцати тысяч воинов, – внимательно глядя на Алексея, сказал Эрдэни. – Вас слишком мало, пусть ваши воины и сильны огненным боем. Я могу подсказать вам лучшее решение для мести, чем испытывать свою судьбу в холодеющей степи.
Спустя несколько минут Алексей уже корил себя за то, что недооценил этого молодого человека, поначалу приняв его за горделивого юнца. Эрдэни поведал ангарцу интереснейшую информацию. Около шести лет назад один из сыновей Гомбо, пятилетний Дзанабадзар, был провозглашён богдоханом, главой ламаистов Халхи. Сейчас подросший паренёк, носивший титул ундургэгэна, кочевал со своей ставкой на северо-восточных землях относительно настоящего положения отряда.
– Если вы решите захватить его, то я пойду с вами, – испытующе смотрел на Сазонова степняк. – Если же нет, то мне придётся возвратиться к отцу и, передав твои слова ему, ждать новой встречи.
– Какова численность кочевья? – спросил майор Эрдэни, заставив того улыбнуться краешками губ.
