Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
Взыскательный читатель жалуется — только познакомишься с новым героем, а его уж нет…
Песня о незнакомом друге
Его убили час назад…
Он пал на землю… и остался.
А я узнал его — вчера,
Навек сегодня распрощался.
Мы не дружили никогда,
Мы в ссоре тоже не бывали.
Мы только раз, еще вчера
В одном окопе ночевали.
Мы не уснули допоздна,
О чем-то близком вспоминая,
А я его почти не знал.
И никогда уж не узнаю.
Его убили час назад.
Он пал на землю и остался…
Он был веселым, говорят…
Но смерти точно не боялся!
24 июня 1941 года. 17 часов 58 минут.
Дзядов остров
— Иван Иваныч, который сейчас час?
— Командир, ты не поверишь… — Сомов достал из кармана стальные «Кировские» часы в вороненом корпусе, на котором просматривалась затейливая золотая вязь наградной гравировки («Это мы УСВ испытывали…»). — Вот ведь… Сидим здесь, пожалуй, уже битый час, Додик вон на всех бабочек здешних уже подивился, Солдатенко трансмиссию почитай всю перебрал, а на моих только пять минут и прошло, как мы на сухое выбрались… Чудно.
— А может, они у тебя стоят? — с досадой возразил Эспадо.
— Му-у-у… му-му-му! — возразил Володя Костоглодов.
И показал руками, что тень от вековой сосны все на том же месте, как прибитая. С места не стронулась! Сразу видно, лесной человек…
— А ты, сынок, на часы-то не смотри… — тихо посмеиваясь, сказала бабушка Олеся. — Здесь время всегда иначе идет… Успеешь ты, сокол ясный, к своему святому делу, не переживай. Пока что повечеряйте, хлопцы, а как с острова уйдете, так и часы ваши опять начнут по-прежнему отмерять… что кому осталось…
— Да, смысл есть… последний раз ели-то мы еще в столовой, в Березе. В бою не до обеда будет… Как, бабушка, костерок-то здесь зажечь можно?
— А как же, миленький! Они любят, чтоб живые горячее ели, а им-то и пару с котелка довольно будет…
— Кто это — они? — осторожно спрашивает Эспадо, ожидая шутливого подвоха — любят деревенские подшутить над городскими.
— Да, просто, дзяды… вы их не бойтесь, это такие же русские люди, только не живые, а уже помершие… Своим от дзядов лихо не будет.
— Ну и шутки у тебя, бабушка…
Между тем Эспадо начал передавать из люка Иван Иванычу консервные банки, а тот читал этикетки:
— О! «Спагетти с мясом. Достаточно вскрыть банку, содержимое ее подогреть, и готово горячее блюдо». Командир, это что такое за еда?
— Это… эх, черт, чего ведь, подлец, подсунул в темноте, а говорил — «мясо, мясо»… спагетти — это как макароны по-флотски, только без дырочек… у нас в Интердоме парень был один, Луиджи, из Неаполя, здорово их готовил… но одной банки на всех будет маловато…
— А что еще есть?
— Да интендант, самка собаки, подсунул, негодяй, вместо тушенки — вот, «Огурцы, фаршированные в томатном соусе. Диетический консерв».[148] Ну и как это можно кушать? О, вот славно, славно — «Свиной шпиг с фасолью»… есть все же остатки совести у человека…
— А крабов там, часом, нет? — с некоторой опаской переспросил Иван Иванович.
— Чего нет, того… нет крабов. А ты что, Иван Иваныч, крабы любишь?
— ТЕРПЕТЬ ИХ НЕНАВИЖУ!!! — просто взрывается Сомов. — Да вот, моя дуреха где-то прослышала, что крабы мужскую силу укрепляют… что гы-гы? что гы-гы? доживите до моих лет, померзните с мое на арт-полигоне студеной зимой, попейте столько же казенного спирту, посмотрю тогда я на вас… жеребцы. Да, прослышала про это она и давай меня крабами душить: крабы, запеченные в молочном соусе, крабы в голландском соусе, крабы с рисом в сливочном соусе, крабы в красном соусе…
Сомов досадливо сплюнул.
— А что, ты думаешь, я к другой бегать стал? За этим, за самым? Очень больно надо, каждый божий день… я же не жеребец! тем более, в законный обеденный перерыв… Пожрать я к ней бегал, вот что! Никакая жена этого не вытерпит, коли муж в чужом доме обедает, да… Так что давай, командир, все банки сюда, в один котел свалим да и вскипятим…
— Ты что говоришь-то, Иван Иваныч? Это как же огурцы и шпиг в один котел?
— Так ведь в животе все одно — перемешаются… Я в нашей заводской столовой, бывало, свалю в одну тарелку и первое, и второе, смешаю, хлеба накрошу — и хлебаю себе… и время экономится…
Костоглодов с уважением отметил сомовскую изобретательность по части быстрой еды:
— My, му! — а потом мечтательно добавил: — Му-му-мууууу…
— Ну, браток, извини… нынче твоих любимых пельменей нема… — разводя руками, с сожалением ответил ему Сомов.
Солдатенко, продолжая где-то в танковых глубинах позвякивать и побрякивать железом, с грустью протянул:
— А вот моя Оксана, бывало, как наварит мне украинского борща… да натрет пампушки чесноком… да шмат сала отрежет… да горилки, настоянной на красном перце с медом, чеплашечку мне нальет…
— Солдатенко, а ты когда-нибудь борщ по-цыгански ел? — прервал его мечты Сомов.
— Иван Иваныч, удивляешь ты меня все больше и больше. Я вообще не знал, что цыгане борщ едят…
— Конечно, едят. А рецепт у них просто замечательный, запоминай. Первое. Украсть где-нибудь кастрюлю наваристого украинского борща…
— Ну ладно, комики, хватит… задолбали вы меня уже своими хохмами! — рассердился Эспадо. — Додик, ты там где? Хватит уже бродить, Паганель ты наш доморощенный… Все к столу. Садитесь с нами покушать, бабушка…
— Благодарю, милый… и то, поем. Только ты уж еще одну ложку положи… как это для кого? Для НИХ…
24 июня 1941 года. 18 часов 20 минут.
Гродненская область. Шоссе Вильно — Минск
— Эх, не успели…
Генерал Руссиянов печально поглядел на карту, расстеленную на капоте М-1…
— Не успели мы к Сморгони… Опередил нас немец!
— Ну что же! Тогда мы будем драться прямо тут! — решительно сказал Ворошилов и топнул по асфальту запыленным, высоким кавалерийским сапогом. Так, что звякнула серебром шпора! — Ну, Иван Никитич, как думаешь гостей встречать?
— Разведчики сообщили, что впереди идет бой… Кто там сражается — непонятно, но вроде артиллерия слышна. Значит, какое-то время у нас есть… — задумчиво сказал Руссиянов. — Вот, Климент Ефремович, мое решение: как видим, на Минск идут две основные дороги, не считая железной, шоссе и грейдер. Считаю возможным оседлать их, расположив вверенные мне войска следующим образом: В первом эшелоне справа занимает оборону 85-й полк под командованием подполковника Якимовича, а слева 355-й стрелковый полк под командованием полковника Шварева. Во втором эшелоне в четырех-пяти километрах от первого займет рубеж обороны 331-й стрелковый полк под командованием полковника Бушуева. Правее 85-го стрелкового полка перейдет к обороне приданный мне 603-й стрелковый полк 161-й стрелковой дивизии, ежели успеет добраться. Слева у меня соседей нет. Фланг висит в воздухе. Одно радует — немец через лес вряд ли попрется. И чтобы его в этом убедить, я посылаю саперов устраивать лесные завалы. Всю дивизионную артиллерию, кроме ГАП, ставлю на прямую наводку. Гитлеровцы наверняка основной удар направят вдоль шоссе. Там легче пройти танкам. Да, видать, нелегко придется третьему батальону 85-го СП, обороняющему шоссе. Но уверен, что батальон не дрогнет. Лучший батальон полка! Командует им коммунист капитан Ф. Ф. Коврижко, участник боев на Карельском перешейке, кавалер ордена Ленина. Такой не подведет. Не должен подвести! Что касается сводных «литерных» полков, то я считаю, что бросать части, вооруженные только стрелковым оружием, против минометов, артиллерии, танков, бесполезно, да и просто преступно. И людей погубишь, и обороняться потом нечем будет. Посему направляю их в резерв группы войск, откуда буду брать пополнение на покрытие предполагаемых потерь…
— Какой полагаете ППП?[149] — осторожно, как спрашивают родственников о состоянии ракового больного, поинтересовался Ворошилов.
— Не менее ПЯТИДЕСЯТИ процентов в первые сутки боя! — четко, твердо, уверенно ответил Руссиянов. — И что же? Наше дело солдатское, стреляй да умирай…
— Мясником тебя назовут… скажут, врага трупами завалил… — с горечью заметил Ворошилов.
— Кто скажет? — Руссиянов с удивлением глянул на Ворошилова. — А… суки штабные… Так мне боевую задачу надо выполнить… Любой ценой. Надо будет — я комендантский взвод в окоп положу и сам рядом с винтовкой лягу.
— Вместе ляжем, Иван Никитич… Вместе… — с грустной улыбкой сказал Ворошилов.
24 июня 1941 года. 18 часов 22 минуты.
Гродненская область. Шоссе Вильно — Минск
