Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Когда формальности были завершены, настало время коронационного обеда. В зале были расставлены столы, и первый день существования константинопольской Латинской империи завершился.
После случившихся грабежей авторы с обеих сторон занялись рассуждениями о том, как и почему они происходили. Балдуин сам написал ряд писем выдающимся европейским персонам, объясняя ситуацию в Греции. Сохранились его послания, адресованные архиепископу Кельнскому, настоятелям ордена цистерцианцев, «всем верным христианам» и, наиболее интересное — самому папе Иннокентию. Как и более ранние письма от руководителей крестового похода, например, от Гуго де Сен-Поля летом 1203 года, послание Балдуина должно было подвести итог экспедиции и оправдывать ее ход. Балдуин понимал, что действия крестоносцев могут быть подвергнуты укору по множеству поводов. Крестоносцы не подчинились распоряжениям папы римского, запретившего нападение на Византию, они руководствовались стремлением к наживе, они оставили своих товарищей на Святой Земле и подвергли сомнению принесенные обеты. В результате посланию надлежало быть тщательно продуманным и весьма изысканным. Используя современную терминологию, мы назвали бы его политическим пиаром, представляющим в позитивном свете события, повлекшие такие масштабные разногласия или волнения. Ближний круг нового императора, особенно образованное духовенство, усердно потрудилось, чтобы снабдить повествование впечатляющими ссылками на Библию и риторическими оборотами. Главной темой послания Балдуина было утверждение о божественном одобрении случившегося:
«Божественное милосердие устроило вокруг нас удивительную череду событий… Даже среди неверующих не может возникнуть сомнения в том, что длань Господня вела все эти дела, так что не произошло ничего из того, на что мы надеялись или рассчитывали, зато Господь оказал нам иную помощь, совершив то, где человеческие планы были бесполезны».[587]
Самый успех экспедиции приписывался божественному соизволению. Это был лучший довод, который смогли представить крестоносцы. Император приводит рассказ о событиях начиная с августа 1203 года, обращая особенное внимание на лживость посулов Алексея IV — в частности, на его отказ выполнить обещания по договору в Заре, что стало основной причиной отклонения крестового похода в Константинополь. На него должна быть возложена ответственность за нападение брандеров (возможно, это обвинение не имело под собой оснований) и за причинение неимоверных тягот собственному народу. Мурзуфл был проклят как клятвопреступник, отказавшийся отдать Влахернский дворец в обмен за помощь крестоносцев Алексею. Кроме того, Мурзуфл был представлен как предатель и убийца, жестоко расправившийся с молодым императором. Последнюю попытку сохранить мир, когда дож встречался с греческим правителем, Балдуин описывал осторожно. В письме подчеркивался только отказ Мурзуфла подчинить православную церковь Риму, что должно было представлять для Иннокентия особый интерес. Балдуин последовательно приписывал божественному провидению все успехи крестоносцев — такие, как пленение иконы Богородицы и спасение кораблей во время нападения зажигательных судов. Естественно, это одобрение связывалось с правым делом крестоносцев. При описании последнего штурма Константинополя фламандец говорил об атакующих «во имя Святой Римской церкви и ради освобождения Святой земли».[588] Описывая штурм укреплений, он снова предпочел объяснять победу крестоносцев волей провидения: «По воле Господа огромные множества сдаются немногим воинам».
Не отрицая убийства множества греков, Балдуин предпочел опустить неприятные подробности творившегося насилия, грабежа и разбоя. Размер трофеев («неисчислимое множество») был отмечен при описании триумфа столь малой армии. Балдуин писал: «Можно смело сказать, что в истории не найти больших чудес, нежели свершившаяся с нами военная удача». Именно таким языком и такими гиперболами пользовались авторы после взятия Иерусалима во время Первого крестового похода в 1099 году. Как и замечательное достижение упомянутой кампании, экспедиция 1204 года просто должна была быть отмечена божественным одобрением. Ссылаясь на 98-й и 118-й псалмы, Балдуин писал: «Теперь мы не приписываем себе эту победу, поскольку десница Божия явила себя, и рука Его предстала на нас. Сие содеяно было Господом, и для нас это чудо из чудес».[589] Другими словами, отклонение в Константинополь вполне оправдано и не может быть осуждено.
В последующих разделах послания императора Балдуина уничтожение вероломных греков рассматривалось как предприятие, достойное крестового похода. Он справедливо отмечал, что на его коронации присутствовали некоторые священнослужители и воины со Святой Земли, и «их радость была несравненно ярче и возвышеннее, чем у прочих», они благодарили Господа, «словно сам Священный город был возвращен для поклонения христианам». Причиной их радости стало пресечение крестовым походом враждебности греков по отношению к священному воинству. Балдуин осуждает союз византийцев с мусульманами, снабжение язычников оружием, кораблями и продовольствием, пренебрежение единством веры с уроженцами Запада. Он обращает внимание на отсутствие у греков должного уважения к папе, на литургические и практические различия в религиозной практике православной и католической церквей, отмечая, что византийцы приравнивают всех уроженцев Запада к псам. Из сказанного Балдуин выводит, что греки огорчили господа своими грехами, и он покарал их посредством крестового похода.
Изобразив завоевание Константинополя крестовым походом против язычников, Балдуин не забыл и об экспедиции в Левант. Он выражал надежду на то, что после усмирения византийских земель отправится на Святую Землю. Тем временем он обращался к Иннокентию с просьбой о помощи. Продемонстрировав восприятие своих новых обязанностей как в первую очередь духовных забот, Балдуин просил папу созвать крестовый поход для помощи новорожденной Латинской империи, обещая пришедшим награды землями и чинами в соответствии с их статусом. Кроме того, он просил, чтобы в Константинополь приехали и поселились священнослужители, получив благословение от духовных властей.
Балдуин обращался и с предложением созвать в Константинополе общий Церковный собор. На нем папа римский смог бы официально провозгласить подчинение православной церкви Риму, а также прилюдно благословить покорение Константинополя. Император ссылался на предшествующих римских пап, посещавших город в предшествовавшие столетия, побуждая Иннокентия последовать их примеру.
Завершал послание Балдуин похвалой честному и благоразумному поведению духовенства во время крестового похода, а также звучной благодарностью дожу Дандоло и всем венецианцам, которые оказались «преданными и усердными во всех обстоятельствах».[590] То, что часть духовенства крестоносцев предпочла замолчать папские директивы в Заре и глубокое недоверие Иннокентия по поводу мотивов действий венецианцев, вынуждало императора высказаться в защиту итальянцев. Письмо было отправлено летом и, вероятно, достигло адресата в сентябре или октябре 1204 года.
Если Балдуин оказался в выигрышном положении, объясняя взятие Константинополя с точки зрения победителя, то Никита Хониат вынужден был проделывать обратные действия. Потеря Константинополя оказалась для него тяжелым личным ударом. Разграбление города вызвало горечь от унижения людей и самой византийской столицы, а также гнев против тех, кто совершал ужасающие поступки, «преступления, соделанные против наследия Христа».
Никите были невыносимы алчность, бесчеловечность и заносчивость крестоносцев. Он создал блестящее обвинение их движущих мотивов. В частности, он обвинял руководителей похода и высмеивал их нравственный уровень: «Верные своим обетам, любящие истину и ненавидящие зло, более благочестивые, справедливые и преданные Христу более, нежели мы, греки». Он считал, что крестоносцы полностью отреклись от клятвы проходить через христианские земли, не проливая крови, и сражаться против мусульман. Он обвинял в сексуальной нечистоте тех, кто «посвятил себя богу и обязался следовать за ним по путям его».[591]
Его заключение было тяжелым: «Справедливо будет сказать, что они проявили себя как обманщики. Пытаясь отметить за Гроб Господень, они открыто выступили против Христа и тяжко согрешили, низвергнув крест теми крестами, что носили на спинах, не боясь наступить на них ради крупицы золота или серебра».[592] Никита проводил историческую параллель: когда Первый крестовый поход в 1099 году занял Иерусалим, крестоносцы не проявили никакого сострадания к его мусульманским жителям. Когда спустя 88 лет мусульмане вернули себе Священный город, они поступали гораздо гуманнее. Они не пылали похотью к христианкам и «не превратили проход к животворящей гробнице (Гробу Господню) в переход, ведущий прямо в Аид». Мусульмане поступили с побежденными жителями Иерусалима великодушно, дав им возможность недорого выкупить защитников города и позволив сохранить свои пожитки.
