Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Фон Ливен выделила в голосе Таты умело подавленную эмоцию, и сказала сочувственно:

— Скучаете по своему миру?

Ивернева коротко вытолкнула:

— Скучаю! — Подумав, она негромко выговорилась: — Вроде бы, в «Гамме» всё то же самое… Разотрешь смородиновый лист — тот же запах! И небо… И луна… А внутри всё просто ощетинивается! Другой мир! Совсем другой! И люди, и… И вообще!

Старый неторопливый лифт дотянул до самого верха, и с шелестом растворил дверцы.

— Пойдемте, Тата, побалакаем…

Взяв Иверневу под ручку, княгиня повела ее к себе. Управление Службы Безопасности Сопределья занимало весь этаж, а вот народу тут толклось мало — лишь отдельные голоса вырывались в коридор, да вразнобой клацали клавиши.

В полупустой приемной, развалясь на широком кожаном диване, высиживал Антон Алёхин. Модные штаны и цветастая рубашка, расписанная пальмами, парусами, да силуэтами сочинского вокзала, болтались на нем, как на вешалке. Явно не красавец, «Антонио» походил на кого-то из итальянских актеров, так же бравшему не внешними данными, а бездной обаяния.

Юля Алёхина, смеясь, но и гордясь, показала однажды Елене запись, сделанную Антоном в ее альбоме — миленькую терцину, в которой муж попытался объяснить, отчего ему в жены досталась такая красавица и умница:

'Костлявый, длинный и худой,

Он покорил воображенье

Своею дивной высотой…'

— Ваше сиятельство! — Алёхин проворно вскочил, склонился в манерном поклоне, и заворковал, подлащиваясь: — Заждался увидеть вас!

— Кова-арный! — улыбнулась Елена, отпирая дверь в кабинет. — Тата, не верьте лести этого донжуанистого проныры! Для «Антонио» существует лишь одна-единственная девушка в мире — его жена. Всем прочим прелестницам он разбивает сердца и оставляет их, безутешных, страдать… Вот, пожалуйста — делает вид, что не замечает вас, Тата!

— Чего это — не замечаю? — возмутился Антон. — Я очень даже наблюдательный, и вижу всех красивых девушек! Просто не пялюсь на них, а любуюсь исподтишка, как то и подобает отличному семьянину…

Ивернева рассмеялась, весело и беззаботно, ощутив себя среди друзей.

— Проходи, отличный семьянин… — заворчала фон Ливен, впрочем, весьма благосклонно, пропуская Антона в гулкий кабинет, пустоватый, но заставленный цветочными горшками. — Помнишь, зачем я тебя вызвала?

— Помню, — посерьезнел Алёхин, осторожно подсаживаясь на диванчик, где уже расположилась Тата.

— Помнит он… — Княгиня устроилась за маленьким письменным столом, размером с ученическую парту, уместившим на себе лишь пару телефонов. — В общем… В общем, начальница «бетовского» УСБС сегодня отсутствует, и ее заменит Наталья Ивернева — капитан госбезопасности из «Беты» и сотрудница тамошнего УСБС. О себе лучше расскажи — Тата не в курсе твоих работ.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — смиренно ответил Антон. Поерзал и заговорил, лишь изредка взглядывая Тате в глаза: — Как меня зовут, вы уже слышали, а фамилия моя — Алёхин. Кандидат физико-математических наук, разработчик бифуркационного анализа исторических явлений, внештатный гражданский эксперт КГБ, — не без гордости перечислив свои регалии, он задумался. — Всё началось с того, что я частенько пересекался с Васькой… э-э… Василием Гариным, братом моей Юльки. Мы с ним в шахматы рубились или пульку расписывали. Вась… с-силий как раз получил диплом «Бауманки» и разрабатывал софт для нужд Госплана… М-м… Кажется, под задачи многомерной оптимизации. Да и не куда-нибудь, а на ЭВМ «Ольхон», первый комп с гель-кристаллическим процессором. Оказалось, что гелевая архитектура идеально подходит для задач линейного и нелинейного программирования. И мне как-то пришло в голову помараковать над шахматной программой для «Ольхона» — я предположил, что в шахматы такой софт будет играть лучше любого Карпова с Корчным. В общем-то, я оказался прав, но и обнаружил интересный побочный эффект — гель-кристалл, «желейка», как небрежно говорил Васька, идеально подходил и для генеративных нейросетей, и для бифуркационного анализа исторического процесса. Короче говоря, у меня тогда впервые появилась надежда нормально рассчитывать те самые «минимально необходимые воздействия» для изменения реальности!

— Ого! — уважительно воскликнула Тата.

— А вы как думали? — ухмыльнулся Антон, но тут же скис: — Василий всё мечтает о наклейке «Gel-Crystal inside» на панели «Ольхона», но там еще работы… Море! Года полтора-два, как минимум. Так что на «желейку» я только облизываюсь. Пока! Алгоритмы бифуркационного анализа с большим трудом реализуются на полупроводниковых процессорах, они как бы изначально заточены под нейристорную архитектуру, и… В общем, я ее эмулировал на многоядерной рабочей станции «Байкал-4» — первой такой от «Совинтеля». Причем, пользовался тем же приемом, что и Наташа… — Он странно посмотрел на Тату, и будто проглотил фамилию. — Ну, когда она писала «Исидис» — подключала ядра видеопроцессора для решения неграфических задач. Короче, допилил я свой бифуркационный анализ, и тут Елена Владимировна подкидывает мне задачку для серьезного теста…

— Мегатеракт одиннадцатого сентября? — негромко спросила Тата. — В Нью-Йорке?

— Он самый, — кивнула княгиня, разлепляя сжатые губы, и без выражения процитировала данные из «Особой папки»: — Пассажирские самолеты станут врезаться в здания Всемирного торгового центра. Сотни тонн керосина сгорят, ослабив металлоконструкции обоих небоскребов, и те рухнут, похоронив тысячи человек под развалинами… Не знаю уж, — проворчала она, — почему неведомые террористы и в «Альфе», и в «Гамме» так возлюбили авиалайнеры! Хм. В принципе, события, являющиеся неотвратимыми, предотвратить невозможно… Такие попытки приведут лишь к тому, что данное событие произойдет либо немного раньше, либо немного позже. Я правильно поняла результат тестов?

— Увы, — горестно вздохнул Антон. — Я буквально загонял станцию, просчитывая все варианты события! А попытки предотвратить… Ох… МНВ даже с вероятностью 0,01 не просчитываются!

— А если по-русски? — насупилась фон Ливен.

— Если по-русски… Результаты расчета весьма неутешительны: попытаемся помешать мегатеракту — и он случится, максимум, на пару недель позже, а вот число жертв возрастет многократно! Причем все попытки информировать спецслужбы, Конгресс или неполживую прессу ни к чему хорошему не приведут. — Антон стыдливо и беспомощно развел руками: — Вот… как-то так…

Повисло то самое молчание, которое в романах называют гнетущим.

— Антон, — подала Тата негромкий голос. — Простите… А вы… полностью уверены в своих расчетах?

Алёхин впервые прямо глянул ей в глаза.

— Полностью! — отрезал он.

— Следовательно, — строго сказала княгиня, — сидим и не вмешиваемся. А то хуже будет…

Пятница, 4 июля 2003 года. Условный день

Луна, станция «Порт-Иридиум»

Сам Дворский, вместе с Бур Бурычем, высадился в «Порт-Голконде» еще в июне, ясной лунной ночью — Земля блистала на небосводе, пригашивая слабые звезды. Даже дальняя дорога «за море» не утомила — новый луноход-тягач катил за собой вагончики не простые, а с гермокабинами.

Или трястись пятнадцать часов в скафандре, или посиживать в легком комбинезоне, на мягком диване, да дуть чай из стакана-«груши»! Чем не СВ?

Отгрейдерованную «Муравьем» грунтовку дожди не заливали, поэтому инженеры-водители не знали луж и ям. Ровное полотно «шоссе» уводило на другой край Моря Дождей — светлая полоса перелопаченного реголита.

А вот академику Янину повезло больше — его ЛК садился на новенький космодром 2-го класса, рядом со станцией «Порт-Иридиум», на обширном лавовом поле.

— Вверху, — буркнул Кудряшов, задирая голову в шлеме. Золоченый светофильтр не давал Федору Дмитриевичу рассмотреть лицо товарища, но сама поза… Вон, как изогнулся!

— Вижу, — улыбнулся Дворский, замечая искорку в черных небесах. На Луну снова опустилась долгая двухнедельная ночь.