Йен Макдональд - Бразилья
Она качает головой и прикусывает губу. Сейчас будут слезы. Хорошо, думает Эдсон. Я заслуживаю слез.
– Эд…
– Не называй меня так. Терпеть не могу. Зови меня по имени. Я – Эдсон.
– Эдсон, у тебя есть дом, куда можно вернуться. Семья, братья, дона Ортенсе и тетя Маризете, а еще все друзья. И Карлиньус… Мистер Персик. Он тебя любит. Я не знаю, как он будет без тебя.
– Может… – говорит Эдсон, прикусывая губу, поскольку почувствовал приближение тех самых слов, но не хотел, чтобы Фиа заметила, – не тогда, когда он обижен и полон ярости. – Может, я тебя люблю.
Она закрывает ему рот ладонью, пытается затолкнуть слова обратно.
– Не говори так, нет, ты хоть представляешь, как мне тяжело слышать от тебя такое? Как я могу тебе сказать то же самое? Это самое бессердечное, что можно придумать. Эдсон, я для тебя уже один раз умерла. Я – не она и никогда ею не была.
– Может, и так, – кивает Эдсон. – Но я люблю именно тебя.
– Нет! – плачет Фиа. – Прекрати! Я ухожу. Мне пора. Надо сделать все быстро. Ты не можешь пойти со мной. Не ищи меня, не пытайся связаться со мной. Я не стану тебя искать. Позволь мне снова стать мертвой.
Она поворачивается и поднимается по красной ковровой дорожке. Марселина открывает дверь. Эдсон знает, что за ней: все миры мультивселенной. Как только она переступит через порог, то исчезнет в бесконечном пространстве, и он больше никогда не сможет найти ее. Эдсон вернется в свой офис в дальней части дома доны Ортенсе, в респектабельный и трудолюбивый Сидаде-де-Лус. Вся шумиха вокруг квант-ядер уляжется, когда полиция найдет какого-нибудь козла отпущения. В его бюро по поиску талантов появятся новые Королевы футбола, волейбольные команды, а еще неплохая перспектива у сети ланшунете «Хабиби». И в редкие ясные ночи осенью и в начале весны Эдсон будет смотреть на звезды, мерцающие за границей полетов Ангелов Постоянного Надзора, на еле заметное свечение Млечного Пути, и видеть там Фиу, дальше любой звезды, но всего лишь в одном витке мира от него. Дверь сейчас захлопнется. Фиа уже переступает через порог. Еще один шаг – и он потеряет ее навеки. Эдсон внезапно понимает, что бежит по ступенькам, по красной ковровой дорожке к закрывающемуся проходу.
– Нет! – кричит он. – Нет!
18 августа—3 сентября 1733 года
В прибывающем свете жители киломбо на холме Надежд Всех Святых стояли как один, молча, уставившись на ангелов Господних, которые шагали к ним по верхушкам деревьев в ореоле из лучей восходящего солнца. А потом Земба ударил копьем о щит и принялся бегать туда-сюда между шеренг, вместе со своими иау, крича и прыгая, гордый и яростный.
– Что вы за пака! Застыли, как деревянные истуканы! Готовы за безделушки сами сунуть руки в кандалы?! Сражайтесь, трусы! Это Город Бога! Здесь!
Иау в свадебных платьях поддакивали, слышались голоса то тут, то там, а потом внезапно весь холм взорвался единодушным ревом. Фалькон чувствовал, как крик разрывает и его горло, крик гордости, крик вызова, даже хохот, а потом он тоже заорал вместе со всеми. Целый холм, красный от тел, закричал на солнце.
Холм все еще оглашался громкими криками радости, когда Фалькон отвел своих манао по склону в заливной лес. Мутная и грязная поверхность вероломна: здесь остались старые рвы и ловушки, один неосторожный шаг – и зазевавшийся воин мог уйти под воду, беспомощный перед клинками врагов. Фалькон обернулся лишь раз и увидел, что ангелы остановились. Через деревья он увидел, как Кайша на передовой раздает зазубренные деревянные ножи женщинам и детям, находившимся под ее командованием. Через мгновение варзеа сотряслась от грохота артиллерии и свиста мин. Верхушка холма, где Земба установил жизнеспособные пушки, взрывается дымом и красной землей. Комки падали, словно дождевые капли, но через рассеивающееся облако дыма Фалькон слышал, как крики возобновились. Земляные укрепления Зембы, сделанные на скорую руку, выдержали. Воины, стрелявшие из баллист и требушетов, танцевали на парапетах, потряхивая мужскими достоинствами, выкрашенными краской урукум, в сторону парящих ангелов.
Раздался птичий свист. Тукуру махнул левой рукой. Враг в поле зрения. Фалькон вгляделся в полумрак, но увидел лишь ленивца, долговязого и хмурого, который плыл по воде, словно развратный паук. А затем наступило прозрение, словно среди россыпи звезд внезапно проступили созвездия, и Фалькон различил изогнутые носы военных каноэ, пробирающихся через мутную смесь воды и листьев. Он достал меч. Лучники спрятались в пышной растительности. Они выстрелят дважды, а потом отойдут назад, чтобы атаковать врага с другой позиции. Ближе. Пусть подойдут поближе. Еще ближе.
– За Изумительный город! – закричал Фалькон.
Пятьдесят лучников выстрелили, и вторые их стрелы полетели раньше, чем первые попали в цель. Все стихло. А затем лес взорвался стеной пушечного огня, а воздух превратился в визжащее убийственное облако из ядер и щепок. Во время этого салюта половину отряда Фалькона разорвало в алые клочья.
– На вторую позицию! – скомандовал он.
За канонерками толкались каноэ, их больше, чем Фалькон мог себе представить. Корона и церковь объединили свои силы не ради порабощения, а ради уничтожения.
– Господи, помилуй! – пробормотал он. Против такого количества единственное, что можно и нужно было делать, – выиграть немного времени. – В укрытие! Огонь! – скомандовал он.
Из лодок снова открыли огонь. Стволы, ветки и сучки разлетелись на щепки и листья, образовав смертоносный шторм из щепок, разорванных картечью. С мечом, хлопающим его по боку, Фалькон шлепал по воде, та доходила ему до бедер. Он поднял голову на свист и грохот летящих сквозь лесной полог деревянных ядер, твердых, словно железо. Пращики на холме Надежды Всех Святых запускали камни вслепую по баллистическим траекториям. Крики на португальском. Гребцы подняли деревянные щиты над головами. Манао рядом с Фальконом воспользовался моментом, чтобы выпустить стрелу в одного из канониров. В ответ заговорил мушкет, индеец повернулся на пятках, стрела взмыла в небо, и он упал в покрытую листьями воду, из пробитой грудной клетки расползалось алое пятно. Пока канониры перезаряжали пушки, стрелки Зембы открыли огонь с верхушек деревьев. Они отлично потрудились, без передышки паля из арбалетов, но каждая история закончилась одинаково: грохот мушкета, облака дыма, тела, валящиеся с деревьев, словно красные фрукты. И еще больше лодок на подходе. Фалькон посмотрел на тела, плавающие в воде, которые уже стали добычей пираний. Осталось меньше четверти лучников. Кровавая резня.
– Отступаем! – завопил Фалькон. – В траншеи! Sauve qui peut![249]
* * *Каноэ плыли между верхушек деревьев. Библейская сцена, подумал Квинн: животные отчаянно хватались за ветки топляков, каждое дерево превратилось в остров, от воды дурно пахло из-за раздувшихся трупов. Тут, похоже, стоял настоящий город, где жили рабочие, но их хижины первыми ушли под воду, все следы строителей стерло. Квинн попытался представить, как сотни огромных лесных деревьев валят, превращают их в сваи, деревянными лопатами и силой человеческих мускулов выкапывают тысячи тонн земли. Эта задача была посложнее библейских: скорее, в духе египтян.
В предрассветной темноте они исчезли из Сидаде Маравильоза, скрылись в лесных зарослях. Чувства опережали зрение, словно ветер из множества миров дул в варзеа, и Квинн ощутил темную махину, которая двигалась за ветвями. Весла поднимались и опускались, будто конечности чудовищной многоножки. Носса Сеньора де Варзеа, решительная в атаке, уверенная в стратегии. Сатанинская надменность – вот неизменный грех отца Диегу. Охотящиеся тени преследовали Богоматерь Затопленного Леса, темные, как ягуары в утреннем свете, огромный хвост из каноэ, воины Города Бога. Квинн прижал палец к губам, его помощники все поняли с первого взгляда. Работая шумными вероломными веслами, они осторожно ушли в сторону, направляя лодку среди ветвей и лиан, пока воинство небесное не скрылось из виду.
Теперь впереди начиналась открытая вода, дамба казалась темной линией между голубым небом и темно-синей гладью, испещренной зелеными точками. Простота геометрии вводила чувства в заблуждение: с любого расстояния плотина выглядела одинаково, поэтому Квинн не мог понять, сколько же им еще плыть. Патруль держался на расстоянии в четверть лье к югу. Квинн в подзорную трубу увидел их лодки, когда они выплыли из зеленой массы на южной стороне озера, – легкие пироги с тремя гребцами прекрасно подходили для перехвата, ими управляли пареньки не старше двадцати лет от роду с боевой раскраской, как у взрослых воинов, пока взрослые воины отправились на штурм Сидаде Маравильоза.
Патруль подал сигнал, отразив солнце от какого-то начищенного металла. В ответ последовали вспышки света, и тогда мир вокруг Квинна обрел перспективу: дамба находилась на расстоянии выстрела из лука, вода поднялась намного выше, чем он предполагал, практически до верхушки огромных свай. Из хижин, сделанных из пальмовых листьев, выбежали фигурки, рассредоточились вдоль глинобитных стен. Первые несколько стрел попали в воду вокруг каноэ. Квинн навел на защитников подзорную трубу: одни старики, давно уже не охотники. Он открыл свое зрение другим мирам, дамбы наслаивались друг на друга, а вокруг них скапливались воды всех вселенных. «Покажи мне, как лучше, как правильно, покажи мне, где брешь». И тут он увидел ее четко, словно ангел встал над куполом храма: точку чуть к северу от центра в огромном изгибе из земли и дерева, где расстояние между сваями было чуть больше, вырвал правильный ответ из множества возможностей во вселенной.
