Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
– Конечно, можете.
– Но речь не должна идти о побеге, – сразу же предупредил он. – Пока что не должна. Не та ситуация.
– Нужно передать две записки.
– Одна из них предназначается вашей супруге – любимой мною актрисе Эмме Зоннеман, а вторая?…
– Представителю люфтваффе при ставке фюрера генералу Коллеру, которого вы легко найдете в моем штабе.
– Это хорошо, что представителю при ставке. Это как-то оправдывает наш сговор. За записками зайду через полчаса. Бумагу и ручку вам сейчас принесет служанка.
«Генерал, – азартно схватился Геринг за доставленную ему престарелой служанкой ручку, – я нахожусь в замке Шварцбург. Передайте привет моему другу из люфтваффе. Вступайте в контакт с комендантом замка. И помните: времени у нас очень мало».
Оберштурмфюрер оказался по-королевски пунктуальным. Зайдя через полчаса, он молча взял у Геринга записки, даже не взглянув на написанное в них, сунул бумажки в карман галифе и так же молча намеревался уйти.
– Так, из чистого любопытства… – остановил его голос Геринга, – вы действительно являетесь сторонником возрождения Баварии как независимого государства?
– Пусть даже в конфедерации с другими германскими государствами, – почти мгновенно отреагировал Отто Виттельсбах. – При условии, что и во главе Германии будет стоять королевская особа. Претендент, причем вполне реальный, соответствующий всем династическим канонам, у нас есть. Я имею в виду обергруппенфюрера Августа Вильгельма91, одного из сыновей кайзера Вильгельма II. Замечу, что недавно обергруппен-фюрер побывал в Берхтесгадене и сам пожелал познакомиться со мной, поскольку хорошо был знаком с моим покойным отцом. В то время как на баварском троне очень хорошо смотрелся бы фельдмаршал Рупрехт. Эти кандидатуры обсуждались еще в 1927 году, на съезде германских, венгерских, украинских и прочих монархистов, который, напомню, состоялся еще в 1927 году здесь в Баварии, в Мюнхене92. И участником которого мне выпало быть.
– Правда, тогда эти господа еще не были высшими чинами СС, – неосторожно заметил Геринг. Продемонстрировав таким образом свою нелюбовь к организации СС и ее вожаку Гиммлеру, он забыл, что перед ним тоже стоит офицер СС.
– Это еще ни о чем не говорит, – болезненно воспринял его слова оберштурмфюрер.
– Вы правы, в рядах СС оказалось немало истинных патриотов Германии, которые никогда не забывали о таком понятии, как честь аристократа и честь офицера. Но если помнить, что у Августа Вильгельма столь высокий чин СС, то почему бы не допустить, что он согласится вмешаться в мою судьбу? Разве его приказа не было бы достаточно, чтобы освободить меня?
– Для меня – вполне достаточно, но для оберштурмбаннфюрера Франка, который лично арестовывал вас, – нет. И потом, я ведь понятия не имею, где его разыскивать. Скорее всего, он находится сейчас где-то в Пруссии, где расположены его имения. Если только не переметнулся к англичанам, которые уже успели доставить его в Лондон в качестве гостя королевской семьи, с которой он породнен.
47.
Начало мая 1945 года. Германия. Баварские Альпы. Замок Шварцбург в окрестностях Берхтесгадена.
Записку Геринга генерал Коллер получил лишь тридцатого апреля под вечер и тотчас же связался со штабом авиаполка, в котором служил майор Эрих Хартманн. Ему повезло: Хартманна нашли довольно быстро. Англо-американские войска уже были рядом с аэродромом. Все офицеры полка готовились к эвакуации, значительная часть технического персонала и аэродромной охраны даже успела разбежаться, однако майор-ас помнил о своем обещании попытаться спасти Геринга, поэтому все еще оставался в офицерской казарме, дожидаясь звонка генерала.
– Как там у вас дела, майор? – поинтересовался Коллер, как только Хартманн подошел к телефону.
– Отвоевались мы, господин генерал-майор. В строю – шесть самолетов. И почти все повреждены. В том числе и мой. К тому же американцы уже рядом. Есть ли какие-либо сведения от Геринга?
– Именно поэтому и звоню. Только что мне доставили записку. Геринга и остальных заключенных перевезли в замок Шварцбург.
– Остальные заключенные меня не интересуют, – отрубил Хартманн. – Где находится этот замок?
– Недалеко от Берхтесгадена. Мои люди проведут вас. Сколько бойцов вы сможете собрать в своем отряде?
– Думаю, человек семьдесят.
– Усаживайте их на машины и направляйтесь сюда. По пути пополняйте отряд любыми военнослужащими, ссылаясь при этом на мой приказ, приказ Геринга, фюрера, кого угодно. Кто в этой суматохе станет выяснять и разбираться?
– Сложнее всего будет с транспортом.
– В крайнем случае пробирайтесь пешком. Каких-нибудь двадцать километров для солдата не расстояние.
– Если он пехотинец, – заметил Хартманн. – Однако не будем терять времени. Иду на взлет.
Это его «иду на взлет» Коллер очень часто вспоминал в течение всего первого мая, в течение которого отряд Хартманна так и не появился. Тем временем ситуация все больше осложнялась. Утром генерал позвонил оберштурмбаннфюреру Франку и поинтересовался, поступали ли какие-либо указания относительно рейхсмаршала Геринга. Франк выдержал длительную паузу, прежде чем соизволил изречь:
– Поступали. Одно из них только что.
– От фюрера?
– От фюрера уже вряд ли поступят какие-либо указания по этому поводу
– Потому что фюрер погиб? Покончил с собой? Его убили? – нервно зачастил Коллер.
– Пока не ясно. Понятно только одно: на связь с войсками он уже не выходит. Всем и всеми командует Борман.
– И какие же указания поступили от Бормана?
– Только из уважения к вам, генерал, могу сообщить, что он потребовал сделать все возможное, дабы «апрельские изменники» во главе с Герингом не смогли избежать заслуженного возмездия93.
– Однако в его распоряжении не было прямого указания о казни, разве не так?
– Слова «казнить» не прозвучало, однако и так понятно, что речь идет только о смертной казни. Как еще можно наказывать в военное время изменников?
– Вы помните наш разговор, оберштурмбаннфюрер?
– Помню. Но у меня есть приказ.
– …Который поступил не от фюрера и не от Гиммлера. Борман же не является вашим прямым военным начальником, – все еще не терял надежды убедить его генерал Коллер, продолжая бороться за жизнь главкома ВВС.
– И потом, время казни тоже ведь указано не было.
Выбор времени и способа казни оставался за руководителем местного гестапо.
– Не указано, верно. Однако в любом случае освободить рейхсмаршала я не могу.
– Зато можете потянуть время, чтобы замок смогли захватить американцы.
– При приближении американцев все заключенные должны быть уничтожены. Такой приказ я, получил еще в тот день, когда переводил Геринга в Шварцбург.
– Понятно, вы не имеете права отдавать столь ценных «языков» в руки врага. А если бы его освободили наши солдаты? Чтобы затем укрыть Геринга где-то в горах. Он мог бы пригодиться нам для переговоров с англо-американцами. Борману русские все равно уже не дадут вырваться из Берлина и даже из бункера. И потом, военные захотят говорить с кем-то из наших фельдмаршалов, в подчинении которых находятся войска и которым подчинятся фронтовые генералы. Так что вряд ли они пойдут на переговоры с Борманом.
– Мне трудно понять, что вы имеете в виду, когда твердите об освобождении Геринга нашими солдатами, генерал, – неожиданно отчеканил Франк и, не вдаваясь в полемику относительно возможностей Бормана, положил трубку.
А еще через, какое-то время в кабинет Геринга, в котором восседал теперь Коллер, вбежал его адъютант, лейтенант Мерке.
– Включите радиоприемник, господин генерал, там повторяют сообщение! Фюрер мертв! Он уже мертв!
Генерал мгновенно включил радио и услышал предупреждение о том, что сейчас будет передано важное сообщение. И после незначительной, но очень тягостной паузы оно действительно прозвучало: «Из главной ставки Гитлера сообщают, – объявил диктор срывающимся от волнения голосом, – что наш фюрер Адольф Гитлер сегодня после полудня, на своем командном пункте в имперской канцелярии, борясь до последнего вздоха с большевизмом, пал за Германию»94…
– Вы слышали это, господин генерал?! Неужели это правда?
– А какие у вас основания не верить Германскому правительственному радио, лейтенант? Да, наконец-то он по-настоящему мертв. Я сказал «по-настоящему», что означает, что на этот раз он погиб более удачно, нежели в июле прошлого года, – уже явно злорадствовал генерал Коллер, который не мог простить фюреру того унижения, которому он подверг его кумира, Геринга.
Да-да, именно кумира, поскольку Коллер начал восхищаться Герингом задолго до того, как увидел его в мундире рейхсмаршала. Это восхищение он сохранил со времен своей юности, когда Геринг восхищал его, молодого пилота, как бесстрашный ас.
