Ральф Питерс - Красная Армия
Насколько командир может лично участвовать в бою? На каком расстоянии от поля боя он может быть, сохраняя адекватное, трезвое мышление? Малинский был уверен, что его сын сможет оценивать ситуацию и принимать правильные решения.
— Товарищ командующий фронтом, — продолжил Старухин. — Временно потеряна связь с командными постами уровня корпуса. Однако, мы можем связаться с вашим сыном… то есть с третьей бригадой.
— Вы не могли лишиться всех средств связи.
Здание задрожало. Далекий взрыв поднял тучи пыли, загрязняя и без того нечистый воздух.
— Американцы прикрывают свое наступление мощным радиоэлектронным противодействием.
Или они уничтожили командные пункты Ансеева, подумал Малинский. Ансеев был хорошим офицером. Как же он мог потерять контроль над своим корпусом?
— Вы пробовали связаться с тыловым командным пунктом корпуса? — Спросил Малинский.
Старухин кивнул.
— Конечно. Мы связались с ними. Но они также не могут связаться с Ансеевым. На тыловом командном пункте всегда знают меньше всех.
Малинский взвесил в уме ситуацию и потянулся за сигаретой. Спокойно, сказал он сам себе, делай все спокойнее. Не позволяй им увидеть твои эмоции.
— А что твориться здесь? Доложите о третьей ударной армии.
— Все под контролем. Мы сдержим их. Противник никогда не пересечет Везера.
— Что вы можете сказать о переправе в Хамельне? Американцы могут направляться прямо туда.
Старухин потер ручищей небритый подбородок.
— Им следовало бы направиться туда. Но у меня есть танковый полк на западном берегу. Если они прорвутся в город, они никогда не выйдут оттуда. Британские войска в Хамельне блокированы. Они пытаются сдерживать нас с упорством дикарей, но, в конечном счете, это только еще одна партия пленных.
— Есть ли связь с десантниками в Хамельне?
— Ничего, — сказал Старухин. — Со вчерашнего дня.
Малинский осторожно закурил сигарету.
— Продолжайте.
— Передовые отряды и последующие силы форсировали реку в нескольких местах. Первая линия обороны проходит по холмам за рекой. Десятая Гвардейская танковая дивизия занимает оборону у Бад-Эйнхаузена во взаимодействии с седьмой танковой в Ринтельне. Сорок седьмая и двенадцатая танковые дивизии заняты в окружении немецкой группировки и штурме Ганновера совместно с силами второй гвардейской танковой армии. Я реорганизовываю приданную мне ГДР-овскую дивизию для контратаки.
Малинский был удивлен:
— Наши маленькие немецкие товарищи способны на это?
— Они хороши, — сказал Старухин. — Настоящее, немецкое качество. — И улыбнулся.
— Хорошо. Но никакой контратаки без моего одобрения. Я должен иметь четкие данные об американцах. Мы не должны совершать несвоевременных действий. Кроме того, я намереваюсь придать вам механизированные силы десантной дивизии. Это до двух усиленных полков. Я считаю, что вам следует использовать их в качестве легких бронетанковых сил в городской местности.
Старухин кивнул головой в знак согласия, явно будучи доволен дополнительными силами, какими бы незначительными они не были. Малинский знал, что Старухин будет вести упорные бои, используя все силы, имеющиеся в его распоряжении. Единственным, что беспокоило командующего фронтом, оставалась его импульсивность.
— Хорошо, — сказал Малинский. — Наиболее желательным было бы сдержать американцев к западу от Везера и к югу от линии Ринтельн-Херфорд-Боргхольцхаузен. Нельзя допустить их вмешательства в наступление второй гвардейской танковой армии. И мы должны удержать все плацдармы, которые только возможно для армий второго эшелона.
— Как вы думаете, сколько нам придется держаться? — Спросил Старухин. — До подхода свежих дивизий?
Этот вопрос был для Старухина настолько беспрецедентным, что он задал его без малейшего чванства в голосе. Он перенял серьезное отношение к ситуации от Малинского.
Командующий фронтом отложил сигарету и, задрав рукав, посмотрел на часы. К своему удивлению он обнаружил, что уже наступило утро. Начинался долгий световой день.
— Двенадцать часов, — предположил он, желая, чтобы рядом был Чибисов с его готовыми четкими, уверенными ответами.
К двум генералами подошел офицер штаба. По движениям его глаз Малинский понимал, что тот гораздо больше беспокоился о возможной реакции Старухина на его вмешательство, чем о Малинском.
Малинский взглядом сказал Старухину повернуться.
— Ну что там? — Спросил Старухин, силясь держать себя под контролем.
— Товарища командиры, — сказал штабист, переводя взгляд между ними. — Третья бригада сорок девятого корпуса окружена.
* * *Звуки боя раздавались все ближе. От разрывов крупнокалиберных снарядов спешно возведенная палатка, накрывавшая командно-штабные машины поста, затряслась, карты, развешанные на стенах, попадали на землю. Из радио раздался жуткий треск. Охрана командного пункта была уменьшена, чтобы создать линию обороны на опушке рощи. В непосредственной близости все еще не было столкновений с противником, но американцы находились на обоих их флангах.
— Попытайтесь снова связаться с корпусом, — сказал Антон, обращаясь ко всему персоналу штаба. — У них есть вертолеты. Нам была обещана поддержка.
Он вспомнил ночной разговор с командиром корпуса. Тот говорил о вертолетах, которые придут им на выручку.
Антон начинал подозревать, что его подчиненные старались обходиться без него, пытаясь выполнить его приказы, блокировать все перекрестки дорог и наладить поспешную оборону. Они были окружены и находились в тяжелом положении. Бригада, весь корпус был великолепным орудием наступления, хорошо организованным, чтобы вести встречные бои. Но они двигались слишком быстро, бригады отрывались друг от друга, да и между элементами самих бригад образовывались разрывы. Они двигались слишком быстро, разведка была слишком нерасторопной, и теперь они расплачивались за это.
Но даже если так, я потерпел неудачу, подумал Антон. Он попытался переложить ответственность на разъедаемый кислотой желудок и лихорадку, от которых ему было больно сидеть. А от головокружения было трудно стоять. Он должен был передать командование тому, кто мог его осуществлять.
Но кому? Разве его долг кто-то отменял? Что подумает об этом отец? Возможно, даже, что он оказался трусом. Малинского сломило расстройство желудка. В любом случае, старику будет стыдно. И Антон этого не сделает. Неважно, чего это будет стоить.
Он думал о Зине, обо всем том, что должен был сказать ей. Они много говорили. Они разделяли все. И все же, теперь ему казалось, что невероятно много слов не было сказано.
— Где вертолеты? — Неожиданно спросил Антон.
— Товарищ командир, мы не можем связаться с командованием корпуса.
— Используйте телеграф.
— Товарищ полковник, мы использовали все.
— Не говорите мне, что вы не можете чего-то! — Закричал Антон. — Вызвать вертолеты! Ты меня понял?
— Можно попытаться связаться через четвертую бригаду…
— Почему не доложили, что есть связь с четвертой бригадой?!
Ответа не последовало. Антон огляделся. Работа почти что замерла. Несколько офицеров смотрели на него.
— Какова ситуация в четвертой бригаде? — Потребовал отчета Антон.
— Они… ведут бой. К северу от нас. Товарищ командир, вы же слышали их сообщения.
Антон пытался осознать происходящее. Север был неправильной стороной. Он понял, что это значило. Американцы были к северу от них.
— Отчет о ситуации в частях, — потребовал Антон. — Мы должны сформировать силы для контратаки. — Он отчаянно пытался вспомнить нужные формулы, правила, все, чему его учили, и что он должен был сделать. Но он помнил только безымянные лица.
А потом вернулась Зина. Она наслаждалась своей наготой. Она говорила, что хочет жить там, где всегда будет солнце и никому не нужно носить одежду. Антон представлял себе это место похожим на Кубу, но где бы не было никого, кроме них двоих. Пляж. Солнце. Оно стало огромным, ослепляя его.
— Докладывайте, — настаивал на своем Антон. Он ощущал, как живот опять начинала скручивать судорога. Скоро придется выйти. Но он изо всех сил заставил себя держаться до последнего, наказывая себя за слабость. Он не бросит свой пост.
— Товарищ командир, — начальник штаба положил руку Антону на плечо. — Товарищ…
Он слегка потряс его. Антон понимал, что происходит, но было слишком тяжело ответить.
— Полковник Малинский! — Крикнул на него начальник штаба.
Антон посмотрел на него. Он был небрит. Офицерам нужно было бриться, чтобы подавать пример.
— Ваш отец на защищенном канале. Он хочет поговорить с вами. Вы сможете ответить?
Отец. Антон поднялся быстро, слишком быстро. Как будто был пойман на неосторожности. Словно он подвел своего отца.
