Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро...
— Господа! Минуту внимания, господа. Благодарю! Я хотел бы сказать несколько слов…
Пока бригадный адъютант ротмистр Блинский на правах опытного тамады оглашал первую здравицу, многие успели освоить рюмку-другую и неплохо закусить в промежутке между ними. Только Сергей Юрьевич угомонился и сел на свое место, поднялся ротмистр Николаев с бокалом вина в руке и выдвинул предложение: выпить за здоровье государя-императора! Воздержавшихся не было… Потом отметились «соседи» Олькушской заставы. Потом отвлеклись на припозднившегося корнета Дымкова и на обсуждение штрафных санкций, между делом сожалея (почти искренне), что к застолью не смог присоединиться и его командир ротмистр Розуваев. Затем собрался с силами и попросил внимания полковник Толкушкин…
За один не такой уж и длинный вечер князь услышал столько лестных слов и добрых пожеланий, сколько не слышал за весь срок своей службы. Да и жизни тоже — этой жизни. А еще он отчетливо понял: участвовать в таких мероприятиях ему неинтересно. Не потому, что не нравилось, наоборот, нравилось, и даже очень. Первый час-полтора. Потом стало как-то скучно. Да, именно, что скучно. Все вокруг немного под хмельком и веселятся (в рамках приличий, разумеется), а он пытался, но никак не мог отвлечься от мыслей на разные темы и развеять грусть-тоску в компании малознакомых, в сущности, ему людей. Не позволяли две вещи: во-первых, наработанные потом и болью рефлексы (он даже столик выбрал с таким расчетом, чтобы сидеть напротив входных дверей, и «плетку» на праздник не забыл прихватить, и все это — привычно и почти без участия сознания), а во-вторых, боязнь слишком уж расслабиться и, как следствие, брякнуть что-нибудь не то. К примеру, не все из присутствующих были способны оценить серию анекдотов про… Штирлица или Чапаева. Начались бы вопросы, просьбы повторить, разъяснить… И это только один из вариантов! Как результат — нормально отдохнуть не удалось.
Когда компанию покинули старшие офицеры, пьянка, то есть веселье продолжилось с новыми силами: неведомо откуда появились цыгане со своими песнями и танцами, часть офицеров решила незамедлительно отправиться «по лебедям», а остающиеся громко радовались жизни — так громко, что у князя заболела голова.
«Пойти, что ли, подышать воздухом?»
Возвращаясь поздней ночью и в компании корнета на заставу, Александр был возмутительно трезв — только голова немного побаливала от выпитого. В отличие от него, Дымков прямо-таки сочился любовью к окружающему миру. Он подробно пересказал свою короткую биографию (правда, ничего нового для себя князь не услышал), а затем звучно и с чувством декламировал стихи, после чего искренне огорчился, что под рукой не оказалось гитары. Финальным аккордом стало приглашение штаб-ротмистру навестить его матушку и немного погостить.
— Александр, я уверяю вас, матушка будет весьма… да, весьма. Эх, как у нас красиво, а особенно в начале осени! Золото и пурпур листьев и такой особенный воздух… Право же, это не описать словами… А мы уже где? Что-то я не вполне…
— Да уже почти добрались, Игорь. Вон и особнячок наш показался.
— Так вы обещаете?
— Непременно нанесу визит, как только буду в ваших краях. Осторожно, калитка левее…
Передав корнета, явно уставшего от обилия новых впечатлений, в заботливые руки его денщика (а заодно поручив позаботиться о лошадях, привязанных прямо к ветхой ограде), князь облегченно вздохнул и поплелся к себе.
«А все ж таки неплохо посидели. Игорь только перестарался немного с непривычки. Завтра голова поболит, и не только у него. Щас как завалюсь, и пусть только попробуют завтра разбудить — я до вечера свободен! А петуха застрелю…»
Казалось, он только сомкнул веки, как его тут же стали бесцеремонно трясти за плечо. Возмущенный до самой глубины души такой наглостью и фамильярностью, Александр рявкнул, не открывая глаз:
— Какого черта, Савва! Сегодня дежурит первый взвод!
— Командир, просыпайся! Командир…
— Да чтоб вам! А, Гриша… тебе чего в такую рань?
Унтер слегка замялся, скосив глаза на большие напольные часы, показывающие девять утра, после чего ответил непривычно тихим голосом:
— Беда у нас, командир, наших побили.
Сонный штаб-ротмистр не понял, кого там побили и за что, но подниматься из постели по такому поводу категорически не желал. Подумаешь, пара синяков.
— Ну побили и побили. Потом разберусь.
— Насмерть…
Одеяло полетело в одну сторону, подушка — в другую, а хозяин квартиры вылил себе на голову ковшик холодной воды и принялся быстро одеваться.
— Подробности!
— Когда унтер секреты проверял, дозорцы с шестого не ответили. Ну, побегали, след нашли и их нашли. Недалеко были, их в кустах ветками завалили. Саженей тридцать, не далее. Оружия нет, лядунок… Еще сапоги стянули, паскуды. И ведь не слышал никто ничего! Как их отыскали — голубя на заставу пустили. Ну, Трифон Андреич меня туда. Я тама осмотрелся и сразу на доклад к тебе отправился, командир.
— Их просто убили или еще и караван прошел?
— Похоже на то. Только следов маловато, да потом и вовсе пропали — на тропе-то. Лошадей, видать, и не было, все на себе тащили. Человек с дюжину, не менее. Роса выпала, точнее не сказать.
Когда Александр уже застегивал последние пуговицы на кителе, появился вестовой с приказом от командира заставы — немедленно явиться в отрядную канцелярию!
— Через пять минут буду. Свободен! — И, уже обращаясь к ждущему ценных указаний унтеру, добавил: — Возьми первое отделение и походите вокруг близких хуторов, может, чего интересное заметишь. Хотя нет, давай еще раз там хорошенько осмотрись, а потом решим, как быть дальше. Пошли…
Ротмистра было слышно еще на подходе — до того усердно он на кого-то орал:
— Что?! А ну-ка смирна! Чтобы к вечеру казенное имущество было на месте. Пшел!
Из двери в канцелярию вышел отрядный фельдфебель Трифон Андреевич, вытер красное и потное лицо измызганным носовым платком, дернул воротничок, расстегивая верхнюю пуговицу, после чего двинулся дальше, так и не заместив стоявшего в двух шагах от него офицера. Увидев комвзвода-два, командир заставы закрыл лежавшую перед ним папку и слегка побагровел, точнее — побагровел еще больше. Тем не менее с явно вымученной вежливостью ротмистр огласил то, что его подчиненный и так знал, а в конце короткого (и неполного) пересказа выдал распоряжение: отправиться на место происшествия, осмотреть его и составить подробный отчет.
— Вам ведь не привыкать составлять рапорты для жандармов, не так ли, штаб-ротмистр?
— Так точно, не привыкать. Правда, в последнее время немного подзабыл, как это делается: ни контрабанды перехваченной, ни нарушителей.
— Идите!
Последнее слово ротмистр не сказал, а прошипел, с ненавистью глядя на Александра. В ответ тот сочувственно (и даже с участием, как больному человеку) улыбнулся и вышел — у Григория Анатольевича уже и губы синеть стали, как бы удар не хватил. Вот было бы горе у всей заставы.
«Козел… место происшествия. Место, где убили пограничников!»
Когда штаб-ротмистр добрался до шестого поста, то едва нашел Григория: тот вместе с тремя солдатами прочесывал разросшийся за последнее время кустарник в поисках чего-нибудь интересного.
— Показывай.
— Вот, командир. Здесь они устроились и сидели, потом след во-он туда уходит.
Дойдя до небольшой ложбинки, унтер показал место, где нашли тела. Примятая трава и сломанные ветки — вот и все, больше никаких следов.
— Несуны вот здесь и здесь сидели. Когда только начали искать, то сперва дальше прошли, а потом Семка… рядовой Семен Чишников заметил, что среди листвы что-то белеет. Полез смотреть, а они там, остыли уже. Обоих в спину ножами или еще чем навроде шила большого… Митрофан, который с последнего пополнения, и Силантий.
— Постой, это у которого шрам такой занятный на лбу и переносице?
— Он.
— Вот ведь… Ему служить оставалось всего ничего, до осени. Черт!
Офицер в сердцах пнул небольшой пенек, после чего на него же и уселся, достав из планшетки стопочку бумаги и поудобней пристроив ее вместе с планшеткой же на коленях. Покрутив в руках тонкую деревянную палочку карандаша, он задумался.
«И что мы имеем? Сидели в секрете, затем резко покинули лежку и двинулись в сторону границы. Значит, или услышали, или увидели что-то, вернее, кого-то подозрительного. Или сразу все вместе: и услышали, и увидели. Преследовали и убиты. А как смогли подобраться к ним так близко? Хоть один, да успел бы шумнуть. Странно. Дальше — оттащили немного в сторонку, наспех обыскали и ушли. Тела уже остыли, значит, примерно рассветные сумерки. Да, наверняка — до смены дозорных как раз и пройти, и вернуться можно. Если только не местные поработали, тогда и возвращаться без надобности».
