Влад Савин - Красный тайфун (СИ)
Ведь не знают еще в этом мире про «ядерную зиму»? И даже к радиации отношение наплевательское. Зато убеждены, что бомбардировщики решают все… нет, на идею межконтинентальных баллистических наталкивать не надо, другое есть! Вот только время нужно, несколько дней. А еще ноут, и любителя фантастики, мне в помощь!
Излагаю свое предложение. Пономаренко даже рот открыл, от такой наглости. Берия усмехнулся. А Сталин молчал, а затем вынес вердикт:
— А попробуйте. Попытка не пытка. Только, что получится, сначала предъявите на наш суд. А мы решим, стоит ли…
Вы там, в Америке, хотите в свое будущее заглянуть? Вот только будете ли рады?
Лючия Смоленцева (Винченцо).
О, мадонна, прости меня за гордыню! Что делать, если смирение не входит в число моих добродетелей? И я никогда бы не стала святой.
Казалось, это самые лучшие дни в моей жизни! Я жила, наслаждаясь супружеским счастьем — вот запомнилась же фраза из какого‑то давно прочитанного романа! — как герцогиня, в доме которой моя мать прислуживала когда‑то. И все это принадлежало мне по праву — и мой горячо любимый муж, мой рыцарь, без которого я не мыслила жизни, был рядом со мной постоянно, даже на службу не отлучаясь! О чем еще я могла мечтать?
Вот только мой муж получил свой трехмесячный отпуск — из‑за раны, полученной в бою с проклятыми японцами. Мне делается дурно, как я представлю, что какой‑то осколок железа мог попасть всего на ладонь в сторону — наверное, господь лишь показал мне ужас возможной утраты, и тут же вознаградил нас счастливейшими днями вместе, ведь в земном мире ничего не дается даром? И я «жадно пила мед нашего счастья» — вот зацепились в памяти слова из давних глупых романов, в которых свадьба героев, это счастливый конец. А жизнь, как оказалось, тут лишь начинается!
Мне и раньше приходилось ухаживать за детьми, так что Петя (названный так в честь собора, где я и мой рыцарь венчались) и Анечка (в честь моей лучшей подруги и наставницы) не были для меня обузой. Особенно когда я могла при необходимости рассчитывать на помощь Марьи Степановны (компаньонки Анны Лазаревой), а также тети Паши и тети Даши (наших домработниц), и в квартире было множество приспособлений, облегчающих домашний труд (включая такое чудо, как стиральная и посудомоечная машины). Так что мне не приходилось скучать, утонув в болоте быта — а это сказал уже какой‑то русский писатель, я очень много здесь читала, совершенствуя свой русский язык, говорю теперь, как уверяют, без акцента, хотя некоторые выражения остаются для меня не совсем понятны. Вполне приличные, не то что вы подумали — в Италии я была вовсе не «барышней», в Гарибальдийских бригадах народ был самый простой, и крестьяне, и матросы, так что меня трудно было смутить. Но как перевести русское «ничего» или «да нет», могущее иметь самый разный смысл? Итальянский язык в этом отношении определеннее — Анна Лазарева после нашего долгого общения говорит почти как римлянка; впрочем, она еще перед войной в университете училась, немецкий и английский знает отлично — ну а мне достаточно и русского, в дополнении к моему родному.
Мы занимались в свободные часы даже физическими упражнениями — помня, как в Киеве год назад это спасло жизни Анне и мне. Правда, из объяснений моего мужа, натаскивавшего меня еще в Италии, я так и не поняла, «русский бой», «каратэ», «айкидо», это разные искусства, или разделы одного и того же? Когда же мой рыцарь вернулся, и посмотрел на наши тренировки, то сказал:
— Мне тоже надо форму восстанавливать. Не возражаете, девчата, если я к вам присоединюсь?
И даже как‑то уговорил четвертым, мужа Анны, адмирала! В одной из комнат нашей большой квартиры, оборудованной под спортзал. Заявив нам всем:
— На ринге никому из вас не выступать. Но если, не дай бог, будет как в Киеве — а на вас, Анна Петровна, от бандеровцев приговор так и висит ведь! — это даст вам лишний шанс на жизнь. Не убивать голыми руками, меньше надо верить кинобоевикам — а успеть выхватить оружие, да и вообще, клювом не щелкать, если что. Ну и вам, девочки, просто для стройности фигуры полезно! Особенно тебе, Галчонок (это он меня отчего‑то так называет), вдруг и в самом деле станешь кинозвездой?
Это он намекает на сценарий фильма по нашим военным приключениям — и Рим, и остров Санто — Стефания, и в завершение, захват самого главного злодея, которого сейчас в Штутгарде судят! За что мой рыцарь вторую Звезду Героя получил (прим. — см. Врата Победы — В. С.). Или как я и Анна на «Мосфильм» ездили, по поручению Пономаренко, и я там чуть в другом фильме не снялась — но это история отдельная. Вот не могу изображать влюбленность в кого‑то, кроме моего рыцаря, а тем более, целоваться с кем‑то, даже не по — настоящему, а для кино!
В тот вечер был праздник. Адмирал был на награждении у самого Сталина. А вечером мы все были приглашены на торжество в эту честь, в лучший московский ресторан! Я и Анна нарядились как в том русском фильме, где героиня со сцены про пять минут поет — а всего лишь, под обычное платье для прогулки с юбкой солнцеклеш, еще и нижнюю юбку надеть, накрахмаленную до твердости, чтобы пышность создавала, вот и вечерний туалет! Как назло, погода была ужасная — за нами машину прислали, так мы от подъезда бежали со шляпками в руках и еще плащи держали, пригнувшись, чтобы полы не распахивало и платья дождем не намочить, зонтики в такой ветер были бесполезны. Приехали с прическами, растрепанными до полного безобразия, пришлось нам в дамской комнате волосы в порядок приводить — но все это совершенно нас не расстроило, ведь радость какая, что наши мужчины с войны вернулись, с победой и наградами! В зале играла музыка, было много офицеров в полном параде, я и Анна были самыми красивыми и нарядными из всех присутствующих дам, нас наперебой приглашали на танец — но я была лишь со своим рыцарем, а вот Анна, конечно же с дозволения своего Адмирала, пару раз кружилась в вальсе с кем‑то из знакомых. На стол подавали блюдо «шашлык», которым, как мне любезно разъяснили, в Москве славится именно этот ресторан. Нам было очень весело и хорошо. Но я помню, как уже тогда Адмирал о чем‑то говорил с моим мужем, и оба они имели очень озабоченный вид. А за окном в темноте лил дождь и завывал ветер.
Назавтра с утра приехал Пономаренко. Адмирал скоро уехал к себе на службу, а мы все вчетвером заперлись в кабинете в квартире Лазаревых, оставив детей на попечение Марии Степановны и домработниц. Тогда я и увидела волшебный прибор, извлеченный из сейфа, и как по экрану бегают картинки (я знала уже, что такое телевизор, но это было совершенно не похоже!).
— Советская наука, самая передовая в мире — сказал Пономаренко — но, товарищ Смоленцева, до поры никто лишний о наших возможностях знать не должен! Сейчас нам придется форсированно поработать — так может сообразите нам чай?
О, мадонна — лишь сейчас я поняла, что такое Орден «Рассвета»! Те, кто каким‑то образом могут видеть будущее в волшебном зеркале (или с помощью гениального изобретения — какая разница?) и давать советы даже русскому Вождю! Это будущее пока еще не свершилось — и потому, видя что‑то плохое, можно его избежать. И в этом нет зла — вопреки тому, что прорицатели и предсказатели помещены Господом в восьмой круг ада — если жизнь, это наше испытание, то что плохого в том, если мы будем видеть чуть дальше, уже последствия наших поступков?
А будущее могло быть ужасным! Если эта война превзошла по жестокости все, что знал прежде подлунный мир, то какой должна стать война следующая? Я видела и слышала то, от чего стынет кровь — как на месте городов остаются выжженные пустоши, как невидимая отрава разносится на сотни и тысячи километров, убивая и калеча даже нерожденных младенцев в чреве матерей, как огромные волны от искусственных взрывов смывают целые страны, как сходятся в битве тысячи плавающих, ныряющих, летающих и ползающих боевых машин невиданной мощи. О, мадонна — я считала Страшный Суд делом бесконечно далеким, мне до того и в голову не приходило, что Армагеддон может быть вполне реальным, рукотворным, и таким близким, лет через двадцать, тридцать — мои дети не успеют еще состарится, да и я сама этот ужас увижу!
— Не увидишь, Галчонок! — ответил мне мой рыцарь — затем мы и здесь. Будущее не безмятежно — и первая из преград, вот эта. Можно сделать так, чтобы это все осталось за гранью реальности — и мы это сумеем!
И мне сразу стало спокойно. Если мой муж говорит так. С которым я готова идти хоть в рай, хоть в ад, сражаться со всеми вылезшими оттуда чертями — не то что с теми, за океаном, кто ради своего богатства мечтает о следующей войне. Мы сумеем, у нас все получится — разве может быть иначе?
Мадонна, неужели и здесь ты услышала мои молитвы? Что жизнь без преодоления препятствий становится слишком пресной? Я тогда сказала это, совершенно не подумав, что мне откроется такое!
