Японская война 1904. Книга шестая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— Останемся тут одни?

— Точно.

— А кто будет гражданским губернатором?

— Петр Аркадьевич Столыпин, — я улыбнулся.

Помня, какие реформы этот человек продвигал в мое время, я был уверен, что мы обязательно сможем договориться.

— А что именно мы будем делать, пока ждем нападения? — снова подала голос Гагарина. — Например, у нас — пара месяцев, и раненые встанут на ноги. И что дальше?

— Общие планы у нас простые, — немного соврал я. — Медицину загрузят гражданские — тут можете не волноваться. А все остальные будут копировать опыт Первой Римской Республики: изучать все, что у нас выходит недостаточно хорошо, и дорабатывать!

— А при чем тут Рим? — удивился Мелехов. — Какой у них опыт, что мог бы пригодиться сейчас?

— Самое прогрессивное использование рабского труда, — хмыкнул Шереметев, первым догадавшись, о чем я. — Они ходили на войны, приводили с них рабов и за их счет разгоняли экономику. У нас так же: 18 тысяч уже сдались, а будет еще раза в три больше!

— Но пленные японцы же не рабы! — возмутилась Татьяна.

— Формально нет, а по сути… — ответил я. — Мы ведь с их помощью решаем самую главную проблему, которая стопорит сейчас не только Санкт-Петербург, но и Лондон с Парижем и Берлином. Нехватка рабочих рук! Всем приходится ждать, пока идет процесс разорения деревни. Старая жизнь рушится, люди бегут в город, и на этом тонком ручейке держатся все наши и не наши заводы. А здесь мы разом получили целую прорву возможных рабочих, и теперь так просто их обратно не вернем.

— Силой удержите? — нахмурился Лосьев, в котором неожиданно проснулся юношеский максимализм.

— Это вызвало бы слишком много противодействия, — я покачал головой. — В нашем случае гораздо проще предложить пленникам честную сделку. Три года работы на заводе, шахте или стройке за нормальные деньги, а потом возможность выкупить себе квартиру в городе или же землю за его пределами. То, что они никогда не получат у себя в Японии… Так что, хочется верить, когда придет время обмена всех на всех, большая часть тех, кого мы сейчас увозим в Ляоян и Инкоу, сами решат остаться у нас.

— Ну, тогда это не рабство.

— Или рабство и военная хитрость, — я не стал смягчать ситуацию. Да, жалеть людей — это неплохо, но жалеть врага — это все-таки другое.

— Подождите, — Огинский вспомнил о еще одной важной вещи. — Но как мы им будем давать землю? Квартиры и рабочие места — ладно. Деньги есть, дома строятся, но земля… Она же царская, и вряд ли Столыпин, о котором вы говорили, будет готов так просто ее раздавать.

— Вообще, именно раздавать землю в личное пользование он и хотел. По крайней мере, у себя в Саратове, — я подстроил знание из своего времени под местные реалии.

— Все-таки подобное лучше согласовать с ним заранее.

— А если нет, — я решительно закрыл вопрос, — сам выкуплю землю и сам выдам. Обмануть никого не позволим, но эти тысячи рабочих рук нам нужны кровь из носу.

Я несколько секунд внимательно всех оглядывал, а потом, убедившись, что никто не спорит, перешел к следующему не менее важному вопросу. Тому, а что именно мы будем строить, развивать и улучшать, пользуясь этой небольшой паузой и огромными возможностями, что нам так удачно достались.

Татьяна Гагарина вышла из дома, где Макаров обустроил свой штаб, только под вечер. Рядом горели фонари мастерской, где, несмотря на время суток, продолжали стучать молотки и зубила. В низине, чуть южнее, шумело людское море: солдаты радовались победе, солдаты праздновали, солдаты собирались домой. Ветер короткими рывками порой доносил оттуда обрывки чужих разговоров, и Татьяна невольно слушала, а что же волнует простых людей.

— Дома жена, наверно, уже забыла, как выгляжу.

— Ничего, приедешь — сразу вспомнит. Самый видный мужик будешь на селе.

— А я не поеду домой. Наоборот, жену выпишу, чтобы сюда прислали.

— В смысле, выпишешь?

— Через телеграф. Генерал Макаров объявил, что можно послать сообщение в те города, куда были отправлены ветераны из 2-го Сибирского. Они помогут собраться семьям, купить билеты на поезд и приехать сюда.

— Ну, если генерал Макаров обещает, то так и будет.

— Подожди! — удивился новый голос. — А зачем семью-то сюда везти?

— Так ты посмотри, какая тут земля. А генерал обещал по 45 десятин на каждого члена семьи. А у меня жена приедет, старший сын, и тут мы без дела сидеть не станем. Смекаешь, какой у меня будет надел уже через 10 лет?

— Если будет. А ну как японцы обратно придут? Или китайцы? Или еще кто, завистников-то хватает.

— Так 2-й Сибирский тут стоит, пусть приходят.

— А местные… Я же слышал, что эти земли нам не навсегда отдали, а только в аренду. Закончится она, и что, снова все терять?

— Аренда раньше была. Сейчас царь, говорят, навсегда Маньчжурию для России забрал. И кто нам что скажет? Бояре местные побоятся, а простые люди — так они нормальные и уже поняли, что с нами жить оно гораздо лучше, чем без нас.

— Храбрый ты… И вроде все правильно говоришь, а все равно решиться на такое сложно.

— Ну, ты сам смотри. А я пуль не боялся, броневых машин вражеских — тоже, так чего теперь трусить земли, когда ее предлагают?..

В этот момент ветер изменился, и продолжения разговора Татьяна уже не услышала. Не передумает ли тот храбрый солдат, решатся ли остаться с ним его товарищи — было совершенно непонятно. Но само то, что такие мысли начали бродить у простых людей, казалось девушке очень важным. И ведь это не макаровцы даже, просто те, кто смотрел на них в бою и мечтал о том же… А на что окажутся способны те, кто лично прошел через 2-й Сибирский?

Татьяна представила, какой уже скоро может стать Россия, и улыбнулась.

Глава 4

Большая война закончилась, в газетах писали, что Япония каждый день вывозит по десять тысяч солдат обратно на материк, а дел почему-то меньше не стало. Семен усмехнулся, проверил еще раз подготовленные за ночь записки и уверенно заглянул в помещение штаба. Позавчера они собрались полным составом, генерал рассказал новости и дал каждому задание продумать, что хуже всего работало во время войны, что лучше, и как первого сделать поменьше, а второго побольше.

— Проходите… — стоящий у входа Дроздовский посторонился, пропуская Буденного поближе к столу.

До назначенного Макаровым времени оставалось еще двадцать минут — они пришли заранее — и вот все броневые командиры поглядывали друг на друга, словно сомневаясь, подождать или прямо сейчас узнать, кто и что придумал.

— А это правда, что вы с двадцатью броневиками подбили почти сорок вражеских, и это не считая орудий? — Буденный первым не выдержал и повернулся к Дроздовскому, которому немного завидовал.

— Вы же знаете наставление по расчету секторов обстрела? — спокойно отозвался тот. — Так вот мы делали примерно то же самое, но для врага. Искали мертвый сектор и врывались туда. На месте доезжали до точки, откуда можно было достать японцев, там до пяти минут на то, чтобы кого-то зацепить, и назад. Каждый этап рассчитан заранее, от нас требовалось просто сделать то, что должны, не больше и не меньше. Сплошная математика.

— Удивительно. Никогда не смотрел на управление броневиками именно так.

— А вы другой, — ответил Дроздовский. — Я вот, если честно, пытался рассчитать вашу атаку на Йончон по-своему, и не вышло. Я бы работал от укреплений, сериями небольших атак, растянув дело дня на три. А вы справились за сутки, полностью сломив атакующий потенциал 1-й армии. Навалились, подавили, и, что интересно, потери в итоге даже меньше, чем если бы кто-то на вашем месте действовал осторожно.

— Удача? — спросил Буденный.

— Чутье. У вас настоящее чутье. Как и у генерала, который послал вперед именно ваш броневой полк.

На лице Буденного тут же поселилась широкая улыбка. Он гордо посмотрел на Врангеля и подмигнул, напоминая об их споре. Увы, говорить о том, что кто-то из них уже сейчас обошел Славского, пока было рано. Все-таки устроенный тем прорыв основной линии укреплений — это нечто.