Феникс. Начало (СИ) - Путилов Роман Феликсович
Потихоньку выйдя из квартиры, придержав дверь, чтобы не услышали родители, пошли смотреть вход на крышу. Замок на чердачной двери продержался чуть дольше, чем замок в учительскую. Решетчатая дверь раскрыла проход в камере лифтового хозяйства и выход на плоскую крышу, там даже замка не было. Поднялись на крышу, прошли в соседний подъезд, там все было устроено аналогично, не для преграды пытливому уму и очумелым ручкам. там на первом этаже есть другая видеокамера. Понятно, будем думать. В торце дома нашли пожарную лестницу, хотя спуститься по ней до земли было нельзя, она заканчивалась за два с половиной метра до уровня асфальта, но как вариант срочной эвакуации подойдет.
— Саша, а как бы достать девчачью одежду?
— Зачем?
— Ну ты одеваешься как девочка и через крышу выходишь из дома в другом подъезде. Видеокамеры видят девочку, которая ушла из дома, а ты по их информации никуда не выходил. Я так понимаю, ваша полиция в основном на камеры надеется.
— Я девочкой одеваться не буду, я не пидор. Их итак тут полно, потом не отмоешься…
— Ты хочешь сказать?
— Да, свобода выбора и самоидентификации. Пойдем гулять, я тебе покажу.
— Ладно, не хочешь в платье одеваться, не будешь, хотя девкой было бы легче. Есть другой вариант. Вон, в лифте в ехали, ты сказал, что это Яна с верхнего этажа. А я бы в жизни не догадался, что это девка.
— Ну это сейчас стиль в одежде — унисекс. Худи, джинсы, кепки — очень модно и удобно, и пацаны и девчонки могут одинаково одеваться.
— Хорошо. И вот что я думаю, если ты будешь уходить из дома через подъезд, в котором живет девочка, так одевающаяся, и сможешь достать такую же, как у нее одежду, что увидят по камерам наблюдения?
— Ну… что из дома ушла девочка.
— Отлично, давай, надо понаблюдать за такими девчонками и попросить родителей купить такую же одежду. И выходить в другом подъезде, в одежде, которой ты ходишь только на акции и с накинутым капюшоном, кто же тебя опознает?
Согласно спискам из школьного журнала, в классе внука училось пять беженцев: три из Алжистана и двое из Каразии. Каразийцев утром я перехватил по дороге в школу.
— Здорово.
— Что хотел? — вдвоем каразийцы вели себя не так нагло, как впятером, постоянно оглядывались, зыркая глазами по сторонам, опасаясь подляны.
— Извиниться хотел — ткнул я пальцем в распухшую губу одного из них.
— Что испугался мы? Мы тебя всё равно ушатаем! Ты у нас будешь… — приободрились парни.
— Нет позора склонить голову перед сильным воином. Каразийцы воины. Алжистанцы — дехкане, которые кроме мотыги ничего не видели, ни они сами, ни их деды. Почему я должен склоняться перед крестьянами? А вот моё извинение — я протянул купюру, выданные мне на обеды на всю неделю. «Грозные» каразийские воины повеселели:
— Хорошо, ты умный парень, потом еще принесешь.
— Ну что, мир?
— Пока не знаем.
— Согласен, жизнь покажет. Извинения приняты?
— Приняты, мы тебя трогать не будем.
На первом уроке алжистанцы делали в мою сторону страшные рожи и угрожающие жесты, один, самый мелкий все время показывал из-под парты небольшой кривой нож. Когда прозвенел звонок, и учитель вышел из класса, я догнал последнего из выходивших в коридор алжистанца и со всей силы толкнул его в спину. Не ожидавший такой пакости со стороны усмиренного класса, парень налетел головой на косяк двери и, тоненько заверещав, опустился на пол, зажимая лицо ладонями. Его земляки, уже вышедшие в коридор, развернулись на крик, и с перекошенными от ярости лицами бросились на меня, улыбающегося им в лицо в узком дверном проеме. Первого я встретил прямым толчком ноги в сплетение, от которого он откинулся на второго бойца, и они оба покатились на пол. Под смех присутствующих ребят, вскочив, и уже ничего не соображая от гнева, парни снова бросились на меня. Стоя в проёме двери и пользуясь тем, что мои руки длиннее чему у бегущего впереди невысокого Махмуда, я схватил его за отвороты пиджака, и мотнул сначала влево, а потом вправо. Сначала Махмуд стукнулся головой о косяк, затем о створку двери, и мгновенно выбыл из боя. Третий алжистанец растерянно остановился, оглядываясь вокруг. Прикормленные каразийцы технично исчезли с горизонта, очевидно пошли в буфет, проедать мою дань. Кроме моих одноклассников, которые вопя от восторга, окружили кольцом место событий, никакой поддержки алжистанец не увидел, поэтому в схватку вступать не торопился. Отбежав метров на десять, и видя, что я его не преследую, он остановился и стал орать угрозы, что он сделает со мной, с моей матерью и всеми моими родственниками. Из дверного проема мне было нельзя выходить, поэтому свою злость я выместил на его приятелях, которые как раз стали приходить в себя и попытались встать. После нескольких моих ударов, до моего оппонента в коридоре стало доходить, что чем больше он мне угрожает, тем больше достается его друзьям. Парень озадаченно замолчал, обдумывая открывшуюся ему истину. Через пару минут в конце коридора появились две женщины и охранник, очевидно, или привлеченные или громкими криками, или видом безобразия через камеру, установленную в коридоре. Ослабших в борьбе бойцов под руки потащили в медпункт, а меня отвели в учительскую, где я недавно уже побывал. Полная женщина с дурацкими мелкими кудряшками на голове («заместитель директора по воспитательной работе, Алла Вячеславовна» — проинформировал меня правнук), зажала меня в углу, брызгая слюной и обдавая тяжелым запахом смеси пота и одеколона.
— Иванов, что ты творишь, за что ты избил ребят?
— Каких ребят? Я никого не бил!
— Что значит «никого не бил», вон они все в крови, сейчас «скорая» приедет.
— Я не бил. Они, наверное, между собой подрались.
— Что ты такое говоришь? Саид говорит, что это ты их избил. Ты понимаешь, что если ты не признаешься сейчас, все будет намного серьезнее.
— Я не знаю, кто там что говорит. Они, наверное, из-за денег подрались, которые они у ребят отбирают. А на меня наговаривают, потому что я им деньги не даю.
— Иванов, я последний раз тебя предупреждаю — рассказывай, как всё было, иначе я вызову полицию. Пока ещё есть шанс, что ты со своими родителями извинишься перед избитыми ребятами, оплатишь их лечение, и тогда, может быть, дело не возбудят.
— Вы что такое говорите? Какие деньги? Я пальцем никого не тронул. А почему вы сразу про деньги речь завели? Это вообще-то вымогательство. Вы, наверное, долю с денег имеете?
— Что ты говоришь, мерзавец! Через две минуты я позвоню в полицию, и тогда поздно будет плакать. Не даром говорят, что яблочко от яблоньки недалеко катится. Отец преступник, и сын такой же растет. — Я кое как удержал потомка от смачного удара в белую морду перед собой.
— Я вам, Алла Вячеславовна, очень не советую высказываться о моем отце, плохо может все закончится, в первую очередь для вас.
Полная женщина аж задохнулась от возмущения, не зная, что ответить. С трудом отдышавшись, она завыла сиреной: — Нет, вы слышали? Все слышали. Этой мерзавец посмел мне угрожать. Девочки, дайте мне телефон, я вызываю правоохранительные органы!
Через две минуты заместитель директора в полицию не позвонила, и через пять минут не позвонила. Устав орать и не добившись от меня больше не слова, она позвонила моей маме, которая от звонившись папе, через десять минут прибежала в школу. Тем временем пришли родители алжистанцев. Отец Саида, по виду, очень важные бай, сказал, что триста тысяч рублей позволят исправить ситуацию. Мама начало плакать:
— У нас нет таких денег!
Перебирая чётки толстыми пальцами, папа Саида, Рувим-ака, важно покивал головой:
— Да-да, сейчас у всех трудные времена. Но я вам помогу! Вам позвонит мой родственник и поможет взять кредит в банке. Мы же все люди, мы должны помогать друг другу.
Дверь хлопнула, в учительскую вошел отец. Громко поздоровавшись со всеми, он взял маму под руку, отвел в сторонку, о чем-то с ней поговорил, затем, в наступившей тишине, подступил ко мне:
