Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич

Богослужение закончилось. Солдаты стояли в строю и ждали боя. Однако варвары не торопились. С их стороны слышались какие-то крики, неясный гул, рев рогов, но атака так и не начиналась. Ожидание становилось нестерпимым. Взгляды невольно устремлялись на врага, а вот отвести их удавалось не всем. Пришлось браться за дело самому.

– Снять, чтобы быстро взять! – скомандовал я, выехав перед строем.

Начальствующе повторили мою команду. Солдаты привычно воткнули копья змеиной колючкой [12] в землю, сняли щиты и прислонили их к левому колену. Правые руки ослабили подбородные ремни и сдвинули шлемы на затылок. Я развернулся спиной к противнику.

– Смотреть на меня, парни! Не смотреть на ублюдков! Чтобы понять, что они делают, не нужны глаза, достаточно ушей. Смотреть на меня, я сказал! Кто там вцепился в щит, как в мамкину титьку? Снять, я сказал! Сдвинуть шляпы, поставить тарелочки!

Постепенно взгляды солдат сосредоточились на мне. Нужно было продолжать.

– Сейчас они уже накурились гашиша и потихоньку дуреют. Когда их мозги окончательно превратятся в навоз, они вообразят себя бессмертными и попрут на нас. Смотреть на меня! Пускай прут! Чем дурнее они будут, тем легче нам. Никакого геройства! Стоять на месте и убивать засранцев! Нам надо убить всего тысячу, и они побегут! Вы убьёте для меня эту тысячу?!

– Да, хилиарх! – раздались отдельные голоса.

– Громче, засранцы! Отвечать разучились?!

– Да, хилиарх! – дружно рявкнул уже весь строй.

– Так-то лучше! – Я кожей ощущал, как солдат отпускает напряжение, осталось немного дожать. – Продолжим, парни. Сейчас их паши и баши палками загоняют вшивых недоносков в строй. Слышите, как орут эти безмозглые бараны?! То-то! Это орёт их страх! Это их страх дурманит себя гашишем! Это их страх даёт им ложное мужество! Убейте тысячу, и страх раздавит их!

– Барра! – взревели таксиархии. Орали даже оруженосцы и лагерные рабы.

Варвары наконец построились. Беспорядочные взвизгивания турецких рогов на мгновение затихли, а потом их дружный рёв возвестил о начале атаки.

– Началось, парни! – я махнул рукой в сторону вражеского войска. – Надвинуть шляпы! Поднять тарелочки! Буксинщики, сигнал «К бою»!

Звук вибрирующей меди поплыл над полем, буксинам тяжелой пехоты отозвались фанфары кавалерии и рожки стрелков. «Наступил ныне час, когда каждый из нас должен честно свой выполнить долг! Долг! Долг!» – к этой мелодии невозможно привыкнуть, она каждый раз проводит черту под твоей жизнью, и никому не дано знать, что будет потом – ты или короткая фраза «списан по смерти»…

Как всегда, в турецких войнах спор между собой вели ярость и дисциплина. Сегодня ни одна из них не могла взять верх. Стрелы, конница, пехота, конское ржание, крики, звон оружия, кровь, боль, смерть. Дьявол хохотал и потирал руки, принимая в аду пополнение.

Конец этому положил Вурц. С оставшимися у него тремя тагмами он врезался в правый фланг турок, опрокинул спахов, вцепившихся в «Волчат», краем задел пехоту и вышел в тыл тяжёлой кавалерии на нашем правом фланге. Такого турки вынести уже не могли, их линия рухнула и в беспорядке бросилась назад. Мы не преследовали. На сегодня дело закончилось.

Темнота стремительно вступала в свои права. Скириты змеями уползали в ночь. Оставшиеся на ногах солдаты жались к редким кострам, над которыми висели котлы с немудрящим варевом. Травматы и оруженосцы несли стонущих раненых. Люди чистили доспехи, точили и правили оружие, а закончив, ложились спать. Сегодня не было разговоров у лагерного костра, мы понимали, что утро потребует всех наших сил без остатка.

Я нашёл время проститься с Фео. Судьба дала мне царский подарок – несколько минут для себя. Такая удача редко выпадает стратигам. Я молча смотрел на спокойное лицо своего погибшего друга. Мне удалось выполнить его последнюю просьбу, кентарх Феофил погиб от честной раны в грудь, сражаясь в первом ряду, а не умер от боли и лихорадки на пропитанной кровью, мочой и блевотиной соломенной подстилке в лазарете. Больше некому было назвать меня Жёлудем. Из стайки дочерна загоревших мальчишек, игравших когда-то на берегу Пропонтиды, в живых остался я один. Темнота скрыла слёзы, катившиеся по моим щекам, но мне некого было стесняться – есть моменты, когда и мужчины имеют право плакать…

Солнце медленно вставало над невысокими каменистыми холмами. Не было никаких багровых туч, кровавых сполохов и зловещих знамений, о которых так любят писать хронисты. Обычное утро. Солдат подняли до света, так что мы встречали восход, уже набив животы кашей из дроблёного ячменя, вяленым мясом, луком и сыром. Бойцы сидели на земле – незачем утомлять их раньше времени.

«Наша позиция осталась прежней, да и варвары утром обнаружились на старом месте. Только вот сегодня сельджуки будут умнее и не наступят дважды на одни грабли. За вчерашний день они убедились, что одним натиском нас не взять. Сегодня нами сначала займутся конные лучники. Мы потеряли слишком много конных и пеших стрелков, и у нас слишком мало стрел, чтобы им как следует противостоять. Так что они сначала размягчат нас, и только потом пойдут в атаку, а Вурца и Камицу до времени свяжут боем, чтобы они не смогли прийти к нам на помощь», – такие мысли бродили у меня в голове, впрочем, как выяснилось, не у меня одного.

Вурц на неизменном белом жеребце подскакал к нам.

– У меня две новости, Макарий – хорошая и плохая! – попытался спрятать беспокойство за показным весельем дука.

– Начни с хорошей, светлейший, плохую я сам вижу. Похоже, львиная доля конных лучников сегодня достанется нам.

– Верно, но мне есть чем тебя обрадовать – базилевс на подходе. Георгий Левун пробился. Час назад до меня добрался гонец от базилевса, войско будет здесь чуть позже полудня. Нам надо выстоять пять-шесть часов.

– Только это будут дерьмовые шесть часов.

– Согласен, но это лучше, чем двенадцать! Строй солдат на молитву, скоро ублюдки пронюхают о подходе базилевса, и тогда начнётся…

– Слушаюсь, светлейший!

– Макарий!

– Да, светлейший!

– Я мало что смогу сделать сегодня, чтобы помочь пехоте, у меня нет резервов, но что смогу – сделаю!

– Спасибо, светлейший!

– Береги себя и своих, хилиарх! Империи нужен будет каждый меч!

– Да, светлейший!

Служба шла торжественно и сурово. Молитва об одолении супостата была одновременно и благодарственным молебном и панихидой, и неважно, какие слова произносил при этом священник. На пороге смерти каждый сердцем обращался к Создателю. На самом деле здесь и сейчас обряд был неважен, он просто создавал настрой, волну, поймав которую человек может беседовать с Богом сам, без помощи священников, епископов и патриархов. Именно это и придавало последнему для многих и многих из нас богослужению неземное и суровое величие…

Оглядываясь на прожитую жизнь, я думаю, что долг каждого священника стремиться к тому, чтобы его паства могла открыть Господу своё сердце и всегда беседовать с Ним без слов, как дети могут разговаривать с родителями – сердце с сердцем.

Завывания муэдзинов на той стороне смолкли. Теперь и они были готовы. Рев карнаев – огромных, в рост человека рогов – возвестил, что пришел наш собственный судный день. Конные лучники турок двинулись на нас.

– В «черепаху»! Стрелкам приготовиться! – резко бросил я.

– Да, хилиарх! – отозвался декарх трубачей, и буксины повторили мой приказ.

Щитоносцы сбились тесными прямоугольниками и закрылись щитами со всех сторон. Те, кому выпало стоять в глубине строя, подняли свои «сырные тарелочки» над головой и подпёрли копьями. Никто не знал, сколько придётся стоять вот так под стрелами, каждый миг ожидая, что свистящая смерть просочится в щель между щитами и найдёт тебя. Не больно-то весело, но только так тяжёлая пехота может долго выносить такой обстрел, какой нам уготовили сегодня магометане.