Сергей Эс - Визит генералиссимуса
"Люди добрые! – грустно спрашивал "Сталин". – Ответьте мне, что у вас случилось? Как же так вышло, что могучая и великая страна, которую я вам оставил, вдруг развалилась? Почему на ее территории идут войны? Где единый народ? Где ваша дружба и сплоченность? Где гордость и боль за страну? Почему она так унижена?" Многие недоумевали в ответ, крутили головой в поисках скрытой камеры, но находились и те, кто останавливались и кивали на его вопросы. Прекрасно понимая, что перед ними актер, люди, тем не менее, пытались отвечать на его вопросы и даже начинали говорить с ним, как с настоящим генералиссимусом. Некоторые принимались исповедоваться перед ним, как перед живой иконой. Случайные прохожие делились с человеком, похожим на Сталина, своими переживаниями, жаловались на наступившие времена.
Вскоре вокруг человека в кителе генералиссимуса собралась толпа. Разговоры переросли в дебаты. Люди спорили меж собой, время от времени апеллируя к "гостю из прошлого". "Вот, кто бы нас выручил! – уже слышалось в толпе. – Нам вас не хватает! – обращались они к "Сталину". – Возвращайтесь в Кремль!"
Странный у нас народ. Кому говорили люди "Возвращайтесь!"? Ведь перед ними был артист. Однако еще более поразительным было то, что на глазах у некоторых появились слезы. Первыми не выдержали старики – ветераны войны. Оказавшиеся лицом к лицу с человеком, так сильно напоминавшим Сталина, они заплакали. Увешанные медалями, не согнувшиеся на страшной войне, покрытые сединой, они вытирали трясущимися руками глаза.
Признаюсь, весь остаток дня стояли в глазах эти стариковские руки и слезы. И непростые мысли навеяли эти сцены. Был ли во всей долгой истории государства Российского еще какой-нибудь правитель, за которым вот так плакали бы ветераны? Честно говоря, что-то не припоминается. И способно ли нынешнее руководство сделать что-либо такое, чтобы по нему плакали в будущем наши постаревшие современники?…"
V
– Проведите меня, пожалуйста, куда-нибудь присесть, – проговорил Сталин, – устал я.
Люди, окружившие его плотной толпой, засуетились.
Вскоре генералиссимус расположился на скамейке. Одна женщина протянула ему бутылочку с водой. Рядом со Сталиным сел очень старый человек, который, пока генералиссимус пил воду, неотрывно смотрел на него помутневшими глазами.
– Иосиф Виссарионович, – сказал затем старик, – давно хотел поговорить с вами.
– Деда! – послышалось из толпы. – Какой же он Иосиф Виссарионович? Это артист.
– Не знаю, – ответил старик. – Может, он и артист… Но я вижу Сталина…
– Иосиф Виссарионович! – заговорил старый человек. – Я хорошо помню двадцатый съезд.
Сталин бросил на него быстрый взгляд и едва заметно напрягся.
– Вы были на съезде? – спросил он.
– Нет. Мне посчастливилось там не быть. Но я хорошо помню, что было в стране, когда он прошел.
– А почему вы говорите, что посчастливилось?
– Не знаю…
– Я работал тогда, – продолжил старик после некоторого замешательства, – в Сибири на машиностроительном заводе. И был еще членом горкома партии… Нас там двое было от комсомола – первый секретарь и я.
Созвали как-то нас на расширенное заседание бюро горкома по итогам съезда. Был у нас тогда секретарем горкома Макаров. Он и зачитал нам доклад Хрущева.
Старик смутившимся взглядом исподлобья посмотрел на Сталина. Тот продолжал внимательно глядеть на него.
– Зачитал и молчит, на нас смотрит… – старик запнулся и тяжело вздохнул. – Пока читал, мы все с ума сходили. Сначала думал, что один я. Но потом переглянулись… У всех было ощущение: с ума сошли. Мы. Или Хрущев. Сидим, как оплеванные, – рассказчик сглотнул подкативший к горлу комок. – Тихо так сидим. Макаров говорит: голосовать надо, одобрить. Проект постановления уже подготовлен. Кто за то, чтобы одобрить решения ХХ съезда КПСС об осуждении культа личности, прошу поднять руку. А сам не поднимает. На нас смотрит.
Старик опустил голову и вновь сглотнул.
– А мы на него смотрим, – потяжелевшим голосом продолжил он. – Рука ни у кого не поднимается. Наконец поднял Макаров руку. И мы вслед за ним подняли. Как будто чан с грязью на себя вылили. Потом распределяли, кому в какую парторганизацию идти проводить решения съезда в жизнь. Членов бюро горкома мало, парторганизаций много. Провели на следующий день пленум горкома и распределили окончательно. Задействовали остальных членов горкома. Мне достался мой машиностроительный.
Старик остановился. Его взгляд остекленел.
– На партсобрании, – продолжил он едва слышно, – когда я зачитывал доклад Хрущева, коммунисты кричали мне, что я – предатель.
Старик замолчал.
Сталин тоже молчал. Он сидел, застыв в одной позе. Его лицо будто потемнело, глаза неподвижно смотрели прямо перед собой. Подбородок едва заметно подрагивал.
– Ой, боже! – вдруг воскликнула какая-то женщина. – Переживает-то… как по-настоящему…
– Господин, артист! – неожиданно почти закричал стоящий в толпе мужчина. – Что вы делаете?!
Окружающие удивленно оглянулись на него.
– Это преступление! – продолжил с надрывом в голосе мужчина. – Нельзя так играть Сталина! Это холодный расчетливый тиран! Вы что? Ни одного фильма со Сталиным не видели? Зачем вы тут давите из всех жалость? Зачем людей вводите в заблуждение? Вы талантливы! Мы все видим, как вы талантливы! Но эту роль преступно так играть!
Толпа зашумела. Сложно было понять – в поддержку или в осуждение сказанному.
Артем резко повернулся к кричавшему, пробрался к нему сквозь толпу, взял под локоть и потянул вон.
– Мы так никогда! – продолжал кричать мужчина. – Никогда не избавимся от сталинского наследия! Кто вам позволил изображать его душкой?…
Договорить он не успел. Артем силой толкнул его на тротуар. Мужчина споткнулся и упал.
– Не туда пришел! – полетели вслед ему возмущенные голоса. – Тебе к телеящику надо!
– Кретины, совки! – кричал, поднимаясь, мужчина. – Вернется такой Сталин, и сами же в Сибирь, на лесоповал…
Артем с тревогой оглянулся на Сталина. Тот продолжал сидеть неподвижно, никак не реагируя на происходящее.
Не меняя позы, сидел и его сосед.
Окружающий мир будто перестал существовать для них.
– Я предал тебя, Иосиф Виссарионович, – проговорил старый человек.
Ни один мускул не дрогнул на лице у Сталина. Лишь еще сильнее потемнел взгляд.
– Деда! – раздался из толпы голос. Молодой человек подошел к старику и стал поднимать его со скамейки.
– Деда! – недовольно проговорил он, – Пошли домой! Ты чего перед артистом распинаешься?!
– Не перед артистом… – сказал, поднимаясь, старик. Его мутные глаза блестели от слез. – Сталин это. Я хорошо его запомнил. Я всю жизнь носил в себе… Всю жизнь хотел покаяться перед ним. Будто знал, что встречу…
– Погоди, комсомолец! – вдруг сказал Сталин старику, остановив его рукой.
Все замерли в недоумении.
Однако Сталин продолжал сидеть молча. Его лицо было в растерянности. Видно было, что он хотел что-то сказать, но, казалось, не мог пошевелить онемевшими губами.
– Вы кого-нибудь видели, – вмешался в ситуацию Артем, – из тех, кто был на съезде?
Старик вполоборота повернул в его сторону голову.
– Да. Был там один знакомый моего отца.
– И что?
– Помер он… через неделю после городского пленума.
– Деда! – снова крикнул из толпы молодой человек.
– Умер? – спросил Артем. – А отчего?
Старик пожал плечом.
– Отчего люди помирают?… На сердце записали… Его тоже хотели послать на собрание, чтобы разъяснять… Не знали еще, что он в постели уже… Но он бы не пошел.
– Не пошел?
– Нет! Он рассказывал… – Старик неожиданно запнулся.
– Что рассказывал?
Старик поднял на Артема мутные глаза и продолжительно посмотрел на него.
– О Сталине что-то? – нажал Артем.
Старик вздрогнул.
– Да! – удивленно проговорил он. – Привидел… приснился он ему в Москве.
Артем перевел нахмуренный взгляд на Сталина. Тот продолжал сидеть, опустив голову.
– Многим он в те годы снился, – сказал старик. – Я сам после собрания несколько раз во сне его видел…
Артем еще раз перевел взгляд со старика на Сталина и обратно.
– Да, – подавлено повторил старик, – многим он снился… Все рассказывали об этом… тяжело рассказывали… растеряны все были… Мы ведь все предали его…
Старик снова сглотнул подкативший к горлу комок.
– Бывало в истории не раз, – продолжил он, – что правители предавали свой народ, но чтобы народ предал…
Он еще недолго промолчал и добавил:
– Вот и ниспослана нам за такое предательство божья кара… Вот тебе и ответ, товарищ Сталин, на все твои вопросы…
– Виноват я перед тобой… – едва слышно, будто самому себе, сказал старик.
Над толпой повисла тишина. Казалось, что лишилась всех своих звуков и остальная Москва. Вокруг суетливо проходили люди, на дорогах проносились машины, но будто ничего не было слышно…
