Гарри Тертлдав - Агент Византии
– Помоги, Богородица!
Картинка по-прежнему оставалась туманной, но она стала яснее, так что уже можно было различить отдельные ветви и листья деревьев на той стороне реки казалось, они теперь так приблизились, что до них можно дотронуться рукой. Аргирос несколько сократил длину трубы, и картинка стала менее четкой. Затем он опять немного вытянул прибор.
Дальние листья выглядели, точно лезвия ножей, и изображение оставалось далеким от совершенства. Оно было слегка искажено, с одной стороны все казалось синим, а с другой – красным. Но Аргирос ухитрился пересчитать перья коноплянки, различить которую на фоне густой листвы невооруженным глазом он просто не смог бы.
Он с благоговением опустил трубу. Аристофан и Сенека писали, что круглый стеклянный кувшин с водой можно использовать как увеличительный прибор, но на близком расстоянии. Ни один из древних мудрецов не упоминал об увеличении далеко расположенных предметов.
Воспоминания о древних авторах-классиках натолкнули римлянина на другие мысли. Заполненный водой кувшин должен быть тонким по краям и толстым в середине, как и кристаллы Орды. Если так, можно проделывать любопытные опыты со светом, используя свойства прозрачных предметов, и без всякого участия заключенного в них духа огня.
Аргирос вздохнул с облегчением. Ведь он пришел в ужас, когда его молитвы не остановили Орду и шаман получил огонь с помощью кристалла. Но если тогда Василий молился о ниспровержении естественного закона, пусть даже пока непонятного, значит, неудача вполне объяснима. Бог творит чудеса только по просьбе святого, каковым римлянин отнюдь не являлся. Он так давно скитался по полям сражений, что не отказался бы даже от женщины-чжурчженки в кожаной одежде и с жирными волосами, пусть от нее и пахло прогорклым маслом.
Он сложил трубу и сунул ее в седельную суму. Теперь пора возвращаться в римскую армию. Римские ремесленники, разумеется, смогут воспроизвести изобретение, на которое наткнулся шаман кочевников.
– Христос, Богородица и все святые, какой же я дурак! – сокрушался Аргирос двумя днями позже.
Лошадь навострила уши от неожиданности. Он не обратил на это внимания и продолжал говорить вслух:
– Если глаза Аргуса позволят Текмаяию видеть врагов на расстоянии, они могут сослужить ту же службу для меня. Я один, и невесть сколько степняков рыщут по моему следу, а потому я должен видеть больше, чем Текманий.
По здравом размышлении Василий прекратил упрекать себя в глупости. Глаза Аргуса – нечто новое; как он мог сразу оценить всю их полезность? Проще со старыми и давно знакомыми вещами. Но сейчас новый прибор оказывался полезнее любых известных вещей.
Аргирос привязал лошадь к кусту у основания пологого склона и пешком поднялся на пригорок. Наверху он лег в траву на живот. Даже без глаз Аргуса вдали на фоне неба различался силуэт человека.
Теперь Василия уже не смущало, что мир в трубе выглядел перевернутым вверх ногами. Он осмотрел весь горизонт по кругу, особенно приглядываясь к местам, где замечалось какое-либо движение. Без трубы он бы решил, что надо удаляться от облака пыли, поднимавшегося на юге. С трубой же он смог разглядеть: пыль поднимали не всадники, а скот. Можно продолжать двигаться в том же направлении, избегая столкновения с кочевниками, чтобы догнать римскую армию, пока Текманий не вернул ее на заселенные земли к югу от Дуная.
Тоссук и Орда, конечно, знали, куда он направляется. Но степь столь обширна, и Аргирос не думал, что чжурчжени могли поймать его, выслав заставы по следу. Они могли напасть на его след, но это, theou thelontos – по воле Божьей – не должно случиться. Разумеется, нет, если его молитвы возымеют силу.
Прошло еще четыре дня, и он уверился, что Бог внял его мольбам. Он уже продвинулся на юг дальше линии, где его могли достать кочевники. И наткнулся на следы римлян – их оставили копыта подкованных лошадей.
– Не теряй бдительности, – произнес он вслух.
Аргирос заметил, что среди безмолвной и пустынной равнины часто разговаривает сам с собой вслух. Он напомнил себе слова Солона, обращенные к лидийскому царю Крезу: «Не называйте счастливым человека до его смерти»[9].
Из предосторожности Аргирос вновь воспользовался глазами Аргуса, вглядываясь назад, туда, откуда бежал.
Чжурчжени, как казалось из-за увеличительного эффекта трубы, были готовы вот-вот догнать его. Хотя он видел всадников вниз головами, суровая решительность, с которой они двигались, внушала страх. Пока чжурчжени еще не заметили его; они склонялись над гривами лошадей и присматривались к следам на земле. Если им удалось покрыть такое расстояние, скоро они должны его увидеть – и тогда начнется последняя стадия охоты.
Аргирос пришпорил бока лошади, но та была способна лишь на усталую, неторопливую рысь – и у степной лошадки есть свой предел выносливости.
Римлянин снова оглянулся. Теперь и без трубы он мог видеть своих преследователей. Они тоже его заметили. Их лошади, которым не пришлось скакать столько дней подряд, были свежее и двигались вперед галопом. Еще немного – и дистанция сократится до одного полета стрелы. Василий мог бы вывести из строя одного-двух кочевников, но их отряд многочислен.
Надежда улетучилась, когда впереди показалась другая группа всадников. Если впереди, как и сзади, тоже чжурчжени, никакое чудо не поможет спастись. Всадники второго отряда тоже заметили его и помчались вперед так же быстро, как и степняки за спиной. Интересно, кто же убьет его первым, подумал он, а пока вставил стрелу в краденый лук и по мере сил приготовился дать бой.
Всадники, скакавшие навстречу, поравнялись с ним первыми. Аргирос поднял лук, чтобы выстрелить в ближайшего из них, но отраженные от кольчуги солнечные блики помешали рассчитать дистанцию.
Кольчуга… В первую секунду он не оценил значения этого обстоятельства. Затем опустил лук и закричал что было мочи:
– Ко мне, римляне, ко мне! На помощь!
Удивленные встречные всадники приблизились, а потом мимо Аргироса устремились к чжурчженям. Он развернул свою усталую лошадь, чтобы помочь им. Оба отряда обменялись выстрелами из луков с большого расстояния. Как обычно, кочевники были лучшими лучниками, чем римляне, но последние превосходили степняков в числе. Две попытки кочевников атаковать были отбиты.
Аргирос издал ликующий возглас, когда помрачневшие чжурчжени поскакали прочь, еще продолжая стрелять через плечо по-парфянски. Тут его лошадь издала жалобное ржание и повалилась со стрелой в горле. Он не успел выскочить из седла. Своим весом животное придавило Василия к земле. Он сильно ударился головой. В глазах покраснело, а затем стало черным-черно.
Когда он пришел в себя, страшно болела голова; все тело превратилось в сплошной синяк. Тем не менее он испытывал облегчение оттого, что уже не был придавлен убитой лошадью. Он попробовал по очереди пошевелить конечностями. К счастью, руки и ноги слушались. Сжав зубы, он сел.
С полдюжины римских разведчиков заключили его в тесный кружок. Аргирос поднял голову и взглянул на товарищей: больно. Среди солдат были Бардан, Александр и Юстин из Тарса.
– Итак, ты обнаружил, что варвары тебе не по душе, – с улыбкой молвил Александр, когда Аргирос встретился с ним взглядом. Улыбка была неприветливой: так мог бы улыбаться сокол, готовый схватить полевую мышь.
– Боюсь, Василий, что за дезертирство тебе не будет прощения, – сказал Юстин. Его голос звучал печально; хотя и солдат, но он не был жестоким человеком. Но и мягкосердечным его назвать было нельзя. – За бегство к врагу предусмотрено только одно наказание.
Бардан, стоявший справа от Аргироса, ничего не сказал. Он просто ударил вернувшегося римлянина ногой по ребрам. Кто-то сзади – Аргирос не видел, кто именно, – нанес удар в спину.
Александр рассмеялся:
– За то, что ты сбежал от нас, ты получишь по заслугам.
И он тоже пнул Василия ногой.
Аргирос понял: они собираются забить его насмерть прямо на месте. Свернувшись калачиком и пытаясь прикрыть руками лицо и голову, он истошно крикнул:
– Доставьте меня к Гермониаку!
– С какой стати мы будем беспокоить генерал-лейтенанта, если можем сами с тобой разобраться? – усмехнулся Александр.
Аргирос вскрикнул, когда новый удар сапога угодил ему в бедро.
– Подождите, – сказал Юстин.
– А что? – впервые подал голос Бардан.
Однако его ноги были более красноречивы. Ни Бардан, ни Александр не могли простить Аргиросу, что он бросил их в патруле и подставил под подозрение в пособничестве его дезертирству.
– Потому что я ваш командир, и таков мой приказ! – бросил Юстин.
Но этого оказалось недостаточно; озлобление его подчиненных росло, судя по их лицам.
– Если Аргирос, – добавил Юстин, – так уж хочет видеть генерал-лейтенанта, мы должны ему позволить это. Помимо избиения Гермониак знает множество способов казни, и нрав у него крутой.
