Виктор Каменев - Абы не в пекло (СИ)
— Молодой, не с того службу начинаешь, — заметил он. — А тебе, Герцог, не мешает быть умнее. Ты вообще чего сюда припёрся?
— Вызвали с группой, — ответил тот, осторожно ощупывая лицо.
— Ну так отправляйся по вызову!
— Вперёд! — распорядился Герцог, и группа двинулась за ним.
* * *Когда они вернулись, я уже готов был выть от тоски. Все разошлись по комнатам, а Герцог подрулил ко мне.
— Слышь, — сказал он. — Нас с тобой придётся объяснительную писать Старшине.
— Вместе?
— По отдельности. Чего напишем?
— Правду, — ответил я. — А как же иначе? Напишем, что я прохожу стажировку, а ты демонстрировал мне приёмы рукопашного боя.
Герцог взглянул на меня искоса.
— Что ж, правду, так правду.
С тем он и ушёл к себе.
Зазвонил телефон.
— Дежурный по Отделу, — сказал я в трубку.
— Это апостол Пётр. Молодой человек, вы ведь ещё не отстажировались, не сдали зачёты. По какому праву вас поставили в наряд?
Насчёт прав Старшина меня не просветил. Я решил помалкивать.
На том конце провода послышался вздох, после чего апостол сказал:
— Позовите Старшину. И поскорее, пожалуйста.
Я положил трубку на стол, вышел в коридор и заорал:
— Старшина!!!
Поскольку тот сразу не вышел, зов пришлось повторить ещё раз. Старшина появился из своего номера ужасно недовольный.
— Чего верещишь? — спросил он.
— Апостол Пётр на проводе.
Недовольство Старшины словно рукой сняло. Он помчался к моему посту и схватил трубку.
Разговор получился, как бы это выразиться… скажем так, несколько односторонним. Продолжался он довольно долго, причём со стороны Старшины прозвучало только две предельно лаконичные фразы:
— Да я ж ничего такого…
И:
— Понял.
Положив трубку на рычаг, Старшина сказал:
— Иди отсюда. Стажируйся, сдавай зачёты.
Я пожал плечами, собрал свои бумаги и отправился к Философу.
* * *Наша беседа выглядела следующим образом: Философ выдавал длинные монологи, а я вставлял короткие замечания. На огонёк заглянул Герцог.
— Молодой, так ты не имеешь ко мне претензий? — уточнил он.
— Нет, я же сказал.
— Тогда мой тебе совет: не пиши никаких объяснительных. Это совершенно ни к чему.
— Объяснительная — суть документ, — вмешался Философ. — А документ надо отработать, сделать выводы, провести мероприятия и доложить начальству о том, что все уже наказаны. Могу ли я узнать, в чём дело?
— А этот не говорил? — спросил Герцог, кивнув на меня.
— Нет.
Герцог как-то странно глянул на меня и ответил:
— Пошли к Старшине. Там разберёмся.
Старшина занимал самую большую комнату во всём Отделе, впрочем, добрую её половину загромождал шкаф со стеклянными дверцами, за которыми виднелись горы картонных папок.
— С прибытием, — ядовито сказал он. — Полюбуйся на своего стажёра, Философ. Он уже с Герцогом подрался.
— Странно, — заметил мой наставник. — Так быстро. Я, прибыв в Отдел, подрался с Герцогом только на третий день.
— Ты мне тут демагогию не разводи! Имей в виду, Философ, это твой прокол. А вы, двое, объяснительные мне на стол!
Мы с Герцогом переглянулись.
— Ну чего гляделками хлопаете?! — рассердился Старшина. — Берите листы, ручки и пишите!
— Ничего мы писать не будем, — ответил я.
— Что?! Ты сколько прослужил, молодой?!
— Сколько бы не прослужил, а объясняться мне не в чем.
Старшина обалдело уставился на меня. Морщины на его лбу говорили об усиленной работе мысли.
— Слушай, а тебя Герцог не запугивал? — поинтересовался он.
— Этого запугаешь, как же, — хмыкнул Герцог.
— Пишите объяснительные, — потребовал Старшина.
Мы промолчали. Старшина посмотрел на нас и принялся орать, визжать, верещать, рычать, шипеть и вообще, всячески выражать своё недовольство. Никаких объяснительных мы так и не написали и в итоге были отпущены со страшными угрозами и проклятиями.
— Дать бы ему разок промеж рогов, — мечтательно сказал Герцог, выйдя в коридор.
— Дай, — предложил Философ.
— Субординация не позволяет.
— Люди добрые, это определённо нужно спрыснуть, — вмешался я.
— Дельная мысль, — воодушевился Герцог. — Я и сам об этом подумывал.
— Давайте без меня, — предложил Философ. — Я, в конце концов, хочу книгу дочитать. Герцог, покажи ему всё, что надо.
— Это можно. Пошли, молодой.
Философ удалился к себе, а мы вышли из общежития Отдела. По дороге Герцог объяснил мне, что черти умеют улавливать спиртовые пары и сигаретный дым, а потом продают. Он как раз искал такого чёрта; вскоре его поиски увенчались успехом.
Мы спрятались за каким-то облупленным зданием, там торговец показал нам свой товар. Его было много: на сигаретных пачках маркером были выведены единички, на пол-литровых бутылках с самогоном — тройки, а на водочных пятёрки.
— В какой валюте он всё это продаёт? — тихо спросил я Герцога.
— В богохульствах, — ответил тот.
— Да? А нам ничего за это не будет?
— В Чёрный Список занесут, — равнодушно ответил Герцог.
— Понятно. Знаешь, Герцог, я не то, чтобы боялся, но начинать службу подобным образом… Небось, Священник и Философ в этом самом Чёрном Списке не фигурируют.
— Совершенно верно, — подтвердил Герцог. — Зато они фигурируют в Чёрном Списке Чёрного Списка под номером один и два, не помню точно, кто под каким. Уже оттуда самых отличившихся волокут на какую-то там комиссию. Ты не беспокойся, Чёрный Список фактически дублирует списки Отде-ла, тебя только и не хватает.
После этого я уже не колебался. Мы с Герцогом взяли ящик водки, десять литров самогона и блок сигарет. Впрочем, насчёт последнего мой провожатый советовал не обольщаться: пачки, как он сказал, все от «Марльборо», а сигареты в них самые разные, даже без фильтра попадаются.
Мне приглянулась ещё бутылка коньяка «Наполеон». Чёрт клялся, будто напиток настоящий и изготовлен чуть ли не самим покойным императором. Смущало меня то, что стоил он безумно дорого — сто богохульств. Я решил пока повременить.
Мы с Герцогом пришли в общежитие.
— Старшине бы на глаза не попасться, — высказал я своё пожелание.
— Да ладно тебе, он первый на запах прибежит. Ты хочешь кого-нибудь пригласить?
— А что, мы вот это всё вдвоём выдуем? Конечно, хочу. Желательно побольше народу, весь Отдел, например.
— За добавкой придётся бежать, — предупредил Герцог.
— И сбегаю.
— Тогда я сейчас всех пригоню, — пообещал Герцог.
* * *В Отделе насчитывалось ровно тридцать душ: четыре группы по шесть человек, Старшина, стажёр (это я) и ещё четверо одиночек, к которым принадлежали Священник и Философ. Еще двое, не имеющих группы, прозывались Берсерком и Ирокезом. Первый был единственным, кто пришёл с оружием. На его плече красовался двуручный меч, с одного бедра свисал здоровенный нож, с другого — небольшой топорик, спереди за поясом торчала шипастая булава, сзади на цепочке висел кистень.
Вошедшие рассаживались преимущественно на полу. Когда все прибыли, Старшина представил меня всему личному составу, а Герцог с Философом принялись раскупоривать бутылки.
Всё происходившее потом припоминается мне весьма смутно. Мы пили, я бегал за добавкой (кажется, при этом чёрт меня обсчитал), затем отправляли кого-то ещё за ней же. Помню, Священник говорил:
— Мы все здесь по разным причинам. Берсерк с Ирокезом — от скуки, Герцог от пекла спасается. Старшина — бумажная душа, бюрократ, он просто создан для своей должности. У Философа крыша едет на смысле жизни, непонятно только почему он ищет его именно здесь. А тебя что к нам привело?
Не помню, что я там ему ответил, но он исчез. А затем и вовсе никого не осталось.
* * *Придя в себя, я собрал пустые бутылки, валявшиеся по комнате, вытряхнул из последней пачки единственную сигарету, сел и закурил.
Отдел жил обычной жизнью: в спортзале кто-то колотил по боксёрской груше, в душевой лилась вода, Старшина переругивался с кем-то по телефону. Я посидел-посидел да и пошёл к тётке.
По дороге мне попался чёрт-торговец. Я вытряхнул его наизнанку и среди спиртного, табачного и наркотического обнаружил ещё много полезного, вроде холодного кефира.
После него мною была приобретена баночка кофе и пачка печенья, а вслед за тем чёрт, льстиво улыбаясь, проводил меня до отдела кадров и очень агитировал при необходимости обращаться только к нему, объяснив это тем, что постоянным клиентам он делает скидки.
Тётка сидела в своей конторе, печатая какой-то документ.
— Здравствуй, зайка! — поприветствовала она меня.
Мы обнялись, после чего я выставил на стол свои трофеи.
— Господи! — воскликнула тётка. — Кофе! Печенье! Где ты это всё взял?
