Павел Алексеев - Просто Богиня
— Отомстила? Что вы, только начинаю. И не скрываю этого, я буду её травить так, как она травила меня. Вы старались не замечать, как эта сука…
— Филатова! Прекрати выражаться, — оборвала меня завуч.
— Нет уж, я буду называть вещи своими именами — сука! Именно — сука! — снова повысила я голос, — Сколотила вокруг себя кружок подхалимов и устроила откровенную травлю и преследование тех, кто не мог ей противостоять. Чем хуже её Юля Сулимова или Надя Перепёлкина? Вы знаете, зарплату родителей Надюши? Тихой, не заметной, доброй девочки? А эта крыса опрокинула ей на форму кислоту. Прожгла фартук, платье и сильно обожгла ноги и то, что между ними! Представляете мучения молодой девушки, когда ссать приходится сквозь ожёг?!
Я уже почти орала, подойдя вплотную к заучу и, сжав побелевшие кулаки, в какой-то момент почувствовала, что ещё немного, и я её ударю. На мне повисли Юля с ревущей в голос Надей, обхватив за плечи. Следом, между мной и завучем вклинилась Маргарита Львовна. А я продолжала давить голосом, гладя в испуганные глаза побледневшей Ларисы Викторовны:
— Я из-за этой суки и уксус пила и в окно выбрасывалась, так мне жить не хотелось. А вы мне тут про своё сраное ЧП рассказываете? Да пусть сдохнет, шалава трипперная! Что смотрите? Да, трипперная! Не знали? Так теперь знаете! Такая вот доченька у вашего, горячо любимого секретаря горкома партии. Сука и шалава! А вы её тут в жопу целуете — ЧП у них. Да пошла ты! Ничего вы мне не сделаете. А попытаетесь, проблем получат все!
Повернувшись к ней спиной, я дала увести себя на место. Класс потрясённо молчал. Маргарита Львовна с шумом выдохнула, видимо долго сдерживаемый воздух и тоже прошла на место. Наконец, отмерла завуч:
— Ну, Филатова… Ну, не ожидала от тебя такого, — она покачала головой, — На перемене, зайди к директору.
Резко повернувшись, вышла из класса. Пару минут все молчали, потом начали перешёптываться. Маргарита Львовна, некоторое время стояла у окна, глядя на улицу, потом повернувшись, спросила у меня:
— Как ты? В порядке?
— Да, я в порядке, — кивнула в ответ, прислушиваясь к своему состоянию. Гормональный фон в норме, пульс, давление — норма. Паразит бдит, хотя надо что-то делать с такими срывами. Видимо, подростковый возраст даёт о себе знать — гормональный всплеск. Ведь едва не сорвалась на завуча, страшно представить, чтобы потом было, если бы я её ударила. Паразит, тебе на заметку.
Принято.
— Будем надеяться, что всё будет без последствий. Хотя, кто знает, как среагирует отец Ромашовой. В любом случае, твои слова дойдут до него.
— На то и был расчёт, — усмехнулась я.
— Так ты — это специально?! — удивилась Маргарита Львовна и глядя на мою — ставшую ещё более загадочную улыбку, покачала головой, — И это в четырнадцать лет. Ну, артистка… Будь осторожней.
— Буду.
Через какое-то время прозвенел звонок, я отправилась к директору. Надя и Юля не отходили от меня, пристроившись сбоку и держа меня за руки, а я им ободряюще улыбалась и успокаивала, как могла. В кабинете директора, ничего страшного не было. Сам директор, мужик немного за шестьдесят лет, ничем выдающимся не выделялся. Какое-то время нудел про дисциплину, про комсомольскую сознательность, прочитал лекцию о политической ситуации в стране, о борьбе с капитализмом. Потом спохватился, что не на партсобрании, и настрого запретил обижать учеников. Я согласилась со всеми доводами, пообещала соблюдать и не нарушать и на этом мы распрощались. Как я и предполагала, директор был не рыба и не мясо. Всем в школе крутила завуч. Значит, хоть я и сорвалась, но сорвалась в нужное время и на нужного человека. Уффф. Аж от души отлегло. Так, подруги, что у нас сейчас? Английский?
На английском повторилась почти та же ситуация, как и на русском. Преподаватель, Ксения Сергеевна, была шокирована сильнее Маргариты Львовны. Да и все одноклассники сидели, как пыльным мешком пришибленные, слушая наше кваканье на британском языке. Пообещав подумать об экстерне, 'англичанка' поставила мне пятёрку и вытащила следующую 'жертву' к доске. Честно сказать, знание английского у Ксении Сергеевны, по сравнению со мной, оставляет желать лучшего. Чувствовалось отсутствие языковой практики. Да и само произношение… Не знаю, где так учат, но на классический английский язык он не тянет. Она это поняла сразу и слегка смущалась, но было заметно, что она получала удовольствие от общения.
Почти незаметно пролетели остальные уроки, физика, алгебра, черчение. Там меня никуда не дёргали, поэтому, повыпендриваться не удалось. После уроков, мы с подругами дошли до перекрёстка, попрощались и разошлись в разные стороны. Когда я шла уже по своей улице, со мной поравнялся автомобиль, чёрного цвета с опущенными стёклами.
— Девочка не спеши, поговорить надо, — раздался мужской голос, с легко определяемым акцентом уроженца солнечного Кавказа. Какие же вы предсказуемые, подумала я.
— С незнакомыми дяденьками не разговариваю, — ответила я, как можно глупее помахивая портфелем, глядя на то, как слегка обогнав меня, из остановившегося автомобиля вылез горный орёл и загородил мне дорогу.
— Слышишь, с тобой уважаемый человек хочет поговорить, — настойчиво проговорил, гордый покоритель вершин, поглядывая по сторонам. Ух, ты! Неужели сейчас меня похитят?! Ну, или попытаются хотя бы. Страха вообще не было.
— А ему с тобой разговаривать не интересно? — спросила я, моргая на него взглядом глупой маленькой девочки. Ой, он задумался! Какая прелесть… Головой трясёт, наверное, мысли разбегаются.
— Пойдём, говорю, — наконец решил он, пытаясь схватить меня за руку, за что сразу получил пинок под колено и толчок в грудь. Вскрикнув, он опрокинулся на асфальт, схватившись за пострадавшую ногу. А я пошла дальше, небрежно помахивая портфелем. Настроение становилось всё лучше и лучше. Когда вслед раздалась гортанная речь на диалекте одного из племён пожирателей баранов, не удержалась и на том же наречии ответила:
— Когда вернёшься домой, предложи это своей матери. Твоему отцу должно быть стыдно, за такого глупого сына как ты. Если ещё раз скажешь такие слова в мой адрес, я вырву твой поганый язык, — и не глядя на его раскрытый от изумления рот, пошла дальше. Но, не успев пройти и десятка шагов, как услышала хлопок двери, и кто-то снова окликнул:
— Диана, извини, мы можем поговорить?
Глава 4
Мы сидели с Олегом Фёдоровичем в его машине и разговаривали 'за жизнь'. Как я и предполагала, это оказался отец Ленки Ромашовой. Дядечка оказался интересный, сначала попытался давить авторитетом, поняв, что номер не прокатил, попытался надавить на свой возраст, затем на мою сознательность, но потом отступил. И разговор состоялся. Я ему вывалила всё, что думаю о его дочери, о нём лично и слегка просветила о своих планах на её дальнейшее 'существование', и вот тут он меня удивил. Не стал мне угрожать последствиями или последствиями для моих родителей, а просто стал рассказывать…
— Понимаешь, Диана, — грустно говорил он, — Думаешь, я сам ничего не замечаю? Всё я вижу, но ничего не могу сделать. Я теряю её. Теряю как дочь, как… как человека. Она у нас единственная дочка, поздний ребёнок. Нам с женой уже немало лет, детей больше у нас не будет. Как мы радовались её рождению. Игрушки, одежда — всё самое дорогое, самое лучшее. На отдых — только Крым, только элитные санатории для партаппарата. Два раза за границу возил, хоть и нелегко было выбить возможность поездки для семьи. Хотел доченьку порадовать, удивить. Удивил… Ей всего четырнадцать лет, а она уже — женщина. Мне страшно, Диана.
— Не страшно то, что она уже не девочка, — пожала я плечами, — Ну, случилось и случилось. Молодая, сформировавшаяся, яркая. Страшно то, что ей наплевать на людей. И знаете, что? Она испытывает удовольствие, глядя на чужие муки. У неё душа садиста. Вот это действительно страшно для окружающих. И я вам ничем не смогу помочь, вы не сможете меня переубедить и не сможете помешать. Человека в моём положении, невозможно переубедить или испугать. Как только я почувствую давление на себя или на мою семью… Впрочем, не буду повторяться, уже говорила об этом. Меня можно только убить, но это тоже будет нелегко. Я не прощу её. Во всяком случае, пока я не готова её простить.
— Знаешь, что сказал Аслан, когда я вышел из машины?
— Ваш охранник? Нет, я не слышала. Что?
— Он не охранник, у нас специфические взаимоотношения. Но не суть. Он сказал, что ты — демон. А его слова многое значат. Он… очень не простой человек. Многое повидал.
— Он не прав, я Богиня. Я просто Богиня.
Некоторое время помолчали, Олег Фёдорович посмотрел мне в глаза и проговорил:
— Я понимаю, она причинила тебе много горя. Я не прошу тебя простить её, я прошу простить меня. Знал бы я о том, что она вытворяет в школе, я бы её остановил. Или попытался, хотя бы. Но я узнал об этом только сегодня. Мне далеко не всё рассказывают, вроде как опасаются последствий. И никогда не думал, что буду просить прощения у девушки… девочки, ровесницы моей дочери. С завтрашнего дня, Елена не появится больше в этой школе. Если вы с ней больше не увидитесь, это сможет тебя удержать от мести?
