Анатолий Дроздов - Витязи в шкурах
Зверь, настороженно вытянув морду, несколько мгновений стоял, словно размышляя: доверять позвавшему его человеку или нет. Затем, настороженно ступая, подошел. Улеб протянул ему мясо на ладони. Зверь аккуратно взял его зубами.
— Ух ты! — выдохнул Якуб.
— Отощал, бока подвело, — сказал Улеб, разглядывая животное. — Давно человеческой еды не видел. И рана на голове. Поджила уже. Похоже — от стрелы. Досталось. Хочешь обернуться? — вдруг спросил Улеб зверя.
Тот, неловко подогнув передние лапы, склонил голову. Сдавленный стон раздался на той стороне потухшего костра.
— Пойдешь с нами! — решительно сказал Улеб и, набрав полные руки печеного мяса, бросил его зверям. — Ешьте!
— Самим оставь! — не выдержал Якуб. — Позавтракать.
— Оставил, — успокоил Улеб.
— Жизнь прожил, а хорта не видел, — тихо сказал Якуб, наблюдая, как звери жадно подбирают с травы еду. — Слышал только. А тут сразу двое. И как ты, княже, разглядел?
— Когда мы при монастыре жили, пустынник один в пещере обретался неподалеку. Братия его не любила, считала, что с нечистым знается. Он и вправду ведун. Меня учил. К нему отведу, — кивнул Улеб в сторону зверей.
— А почему жил при монастыре?
— Отец в Гомии княжил, умер, когда я отроком был. Стрый приехал, говорит: пустите с братом проститься. Долго просил. Они с отцом при жизни постоянно собачились, не раз ходили с дружинами друг на друга. Говорили бояре матери: не открывай ворота! Поверила она стрыю, открыла…
— Выгнал?
— Выгнал. Все имение забрал и еще смеялся вслед. Монастырь нас пригрел, отец при жизни много ему жертвовал. Мнихи учили меня, даже летописи вел. Как шестнадцать сровнялось, поехал в Киев, Гомий тогда в Киевской земле был, просить великого князя вернуть отчину.
— Не вернул?
— Сказал: молод еще я княжить. Сказал: послужи мне! Я и служил. В гриднях, потом в дружине. Даже вирником был.
— Хорошая служба! — причмокнул Якуб. — Приехал за вирой в вервь — ссадная тебе, уехал — стременная. На неделю барана вервь дает или две ногаты серебряных вместо мяса, каждый день — по две курицы. Хлеба и пшена — сколько съешь, да еще ведро пива каждый день. Денег тебе — пятнадцать кун за неделю! Сиди, собирай виру.
— Поди, собери! — возразил Улеб. — Смерды плачут за воротами, бабы их, дети. Не их вина, что мертвого купца на земле верви нашли. Где им сорок гривен взять? Откуда?
— Плетьми постегать — найдут! Плакать они умеют. А у каждого прикопано в кубышке… Смотреть надо, чтобы лихие люди по твоей земле не шастали! А, может, сами того купца прирезали, пограбили, да не вышло — вскрылось дело. Нельзя им верить!
— Не смог я вирником, — вздохнул Улеб. — Князь озлися и скажи: поди от меня!.. Я и пошел. У многих служил. А как услыхал, что Гомий опять в северской земле, пришел к Игорю.
— Помог?
— Обещал. Игоря сам беду пережил. Когда отец его умер, двоюродный брат выгнал Игоря из Чернигова. С матерью и братьями. Сказал мне Игорь: вот вернемся из похода…
— Ворочаемся… — вздохнул Якуб.
Оба замолчали, и в наступившей тишине было слышно, как жадно лакают воду в ручье наевшиеся звери.
— Завтра встаем с рассветом, — сказал Якуб. — Сымай, княже, седло с коня и ложись. Я покараулю. Потом Василько.
— Они покараулят! — кивнул Улеб в сторону шедших от ручья зверей. — Лучше тебя. Конного за версту услышат, а то и далее.
— Зря, что ли, мясом кормили?.. — проворчал Якуб, шагая к лошади за седлом…
Глава третья
Из вечернего обхода Мумит вернулся уже в сумерках. Маленькая иголочка, знакомо покалывавшая левый висок, даже заставила его взбираться на склон. Это было небезопасно — на склоне его могли заметить, но только сверху можно было целиком рассмотреть поросшее деревьями и кустарником плато, уловить движение врага, пробирающегося сквозь заросли.
Движения не было. Но иголочка не унималась и, подчиняясь ей, Мумит прочесал дальний край леса. Он доверял своему чувству опасности — никогда не подводило. Однажды они шли вечером по притихшему селу — ночевать, и Мумиту вдруг расхотелось шагать по пустынной улице. Свернул в переулок. Назавтра испуганный хозяин рассказал: на той улице в одном из домов спецназ устроил засаду, в нее угодили двое связников из отряда Абдуллы. В другой раз он вдруг изменил первоначальный план наведаться к схрону ночью, отправился днем. И уже на подходе заметил тоненькую проволочку, натянутую поперек тропы — схрон обнаружили и заминировали. Иголочка трижды помогла ему избежать рейдов спецназа, и одной воздушной зачистки. Тогда он с группой остался в лесу, передумав спускаться в долину, хотя все было спокойно. Они отдыхали на опушке, как вдруг из-за соседнего склона выскочили два «крокодила» — боевых вертолета Ми-24, и на бреющем полете прошлись над их маршрутом. Не задержись они в лесу — хватило бы одного залпа…
Все было, как и вчера, и Мумит устало пошел к пещере. Иголочка в левом виске не унималась. «Мы здесь слишком долго, — понял он, — целых семь дней. Надо уходить. Завтра же. С рассветом».
Решение было принято, и Мумит успокоился. И уже улыбкой встретил двух волков, сидевших у входа в расщелину. При виде его, они встали, будто бы ждали.
— Хотели в пещеру заходить, — сердито сказал стоявший на посту Ахмад. — Я прогнал.
— Пусть идут, — разрешил Мумит, — они ручные, не кусаются.
Звери, словно поняв, затрусили за Мумитом. В пещере их появление встретили смехом.
— Командир волков на службу взял! — оскалился Юсеф. — Какие воины, а? Оружия только нет. Может дать?
— Куда они его повесят? Между ног? — заулыбался Алу.
— Свой ремень с кобурой отдашь! — смеялся Азад. — Тебе все равно не на чем его застегивать — одни кости…
Мумит смеялся вместе со всеми. Он был рад этому приступу веселья. Неделя в пещере в постоянной настороженности выматывает больше, чем беганье по горам. Пусть…
Волки, ничуть не обращая внимания на веселящихся людей, затрусили вдоль стены и улеглись в дальнем углу. Уложили головы на лапы.
— Сначала один пришел — на разведку, — не унимался Юсеф. — Затем женщину свою привел.
— Какая женщина? — возразил остроглазый Азад. — Оба мужики!
— Значит, у него женщина такая, — улыбнулся Алу. — Давно по горам ходят. Совсем как мы…
Захохотали все.
— Зачем они пришли, командир? — тихо спросил Юсеф, когда смех утих. — Может, буря завтра? Прячутся?
— Жилье занимают, — спокойно отозвался Мумит. — Освобождается — на рассвете уходим.
Моджахеды замолчали и переглянулись. Затем, не сговариваясь, встали и разошлись по местам. Завтра предстоит долго и далеко идти. Надо хорошо отдохнуть. Мумит улыбнулся про себя — понимают с полуслова…
* * *Владелец столичного ресторана «Кавказский стол» с любопытством разглядывал посетителя — за него попросили уважаемые люди. Гостю на вид было лет тридцать — тридцать пять, среднего роста, худощавый. На выдубленном солнцем смуглом лице ярко выделялись глаза: серо-стальные, как клинок дедовского кинжала. Незнакомец спокойно позволил себя рассмотреть, и в его ответном взгляде владелец уловил насмешку. Обиделся.
— Что нужно? — спросил грубо, нарушая обычай.
— Хочу работать официантом.
Незнакомец говорил тихо и почти без акцента, но слова произносил твердо, как приказ.
— У меня полно официантов!
— Но я буду работать бесплатно.
Владелец «Кавказского стола» смотрел с любопытством. Гость по-своему понял его взгляд.
— Чаевые тоже буду отдавать вам. До копейки. Каждый день
Владелец указал на кресло напротив. Гость сел.
— Как зовут?
— Валид, но можно Валерой, — гость достал из кармана документы и положил на стол. — Паспорт в порядке, регистрация есть.
— Меня тоже все зовут Захаром, — буркнул владелец, листая документ. — А на самом деле я Заза.
Валера вежливо улыбнулся.
— Зачем тебе бесплатно работать? — спросил Заза, возвращая паспорт. — Только не ври.
— Хочу открыть ресторан в Баку. Решил изучить дело. Друзья сказали, что ваш «Кавказский стол» — лучший в Москве. Хорошие повара у меня есть, а с официантами — беда. Буду сам учить.
— Хорошо, что не соврал, — удовлетворенно кивнул Заза. — Договорились. Только помни: каждый день…
Через месяц он вызвал метрдотеля.
— Дело освоил мгновенно, — доложил тот. — Даже удивительно: других месяцами учить надо. А этот… Ни разу не перепутал рыбный нож с десертным.
— Джигит ножи не путает, — хмыкнул Заза.
— Есть еще вилки, ложечки… Работает без лишних слов и очень любит порядок. Когда на кухне потек кран, починил его сам, хотя никто не просил. Починил печь для выпечки. Он инженер по образованию, я узнал.
— Значит, все хорошо?
