Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович

— Что у нас с противотанковыми средствами? — прозвучал сакраментальный вопрос.

Первое же совещание Бользен собрал чуть ли не через час после своего утверждения в должности. Все приглашенные легко уместились в кабинете комбрига. Мало, очень мало и командиров, и бойцов, и специалистов. А задачи уже навешиваются как на полнокровную бригаду.

Ответ никого не воодушевил. Если кратко, то все очень плохо. Впрочем, пятый батальон по испанскому опыту уже заказал тыловикам бутылки с зажигательной смесью. В ближнем бою работает. Через два дня французы обещали дать еще одну батарею «Пюто». Слабенько, но лучше, чем ничего. С полковой и дивизионной артиллерией тоже очень плохо. Все что было, осталось под Буамоном.

— Хорошо. Собираем все бутылки. Ты и ты дуете по складам и оптовикам, забираете все. А ты, — взгляд Рихарда уперся в бригадного комиссара, — берешь всех нестроевых, всех кого найдешь, готовишь смесь и разливаешь. Бензин, соляр, мыло, все что нужно знаете где найти. Коменданта подключите, если нужно.

Уже поздно вечером, слегка осатаневший Рихард молча курил в кабинете. С ним остался тоже изрядно вспотевший Яков Розенберг. Обсуждение дел дня минувшего и горестей грядущих плавно перетекло на один архи-интереснейший вопрос.

— Слушай, ты же крепко связан с нашей контрразведкой?

— Разумеется. Даже не буду отвечать вопросом на вопрос, как любят в Одессе.

— Я пока пробирался в Верден думал о политике Коминтерна. Яша, мы плотно работаем во Франции, Британии, Италии. У нас база на Кубе. Можешь не спрашивать, просто знаю, — Рихард хитро прищурился. На самом деле латиноамериканские филиалы, это секрет Полишинеля, но не все задумываются, почему вдруг много корреспонденции идет через Гавану, Мехико и Медельин.

— У нас хорошо поставлена работа в США.

— Даже остались ячейки в Германии, — продолжил Розенберг.

— Почему мы еще в 20-е свернули работу в России? Репрессии, аресты, депортации мешали, понимаю, но они даже в Италии не препятствуют подпольной работе.

— Не понимаешь?

— Нет. — Рихард откинулся на спинку стула и уставил пристальный взгляд на собеседника.

Губы комиссара тронула легкая улыбка. Яков выдержал взгляд комбрига, затем потянулся за сигаретой.

— Знаешь, Алексей, ты умный человек и очень опасный. Мало кто вообще задумывается над такими вещами.

— А все же? Руководство полностью сбросило Россию со счетов?

— Можно и так сказать. Знаешь, после войны нам очень тяжело пришлось. Ты должен помнить, нас плотно вела жандармерия, большинство наших акций вдруг оборачивались на благо русских и царя, а не коммунистического движения. После наших забастовок, стачек, диверсий предприятия вдруг очень дешево продавались казне или русскому капиталу, разорялись иностранные владельцы, а вот инженера оставались в стране, принимались новые законы, расширялась пенсионная система, налаживалась работа страховых касс. Рабочие видели в этом заслугу чиновников и черносотенцев.

— Победили черносотенцы, — нахмурился Рихард. Простые в общем-то вещи, давно всем известные, но слова Якова заставили взглянуть на них под другим углом.

Розенберг кивнул и глубоко затянулся. Выпустив струю дыма, он продолжил.

— Сначала нас переиграли. А потом, ты не знаешь, ты уже уехал.

— Скорее меня вежливо выдворили. Пришли жандармы, всучили новые документы и билет до Стокгольма. Выбором была каторга по шитому делу. Они это даже не скрывали.

— Так вот, была договоренность. Ты знаешь, что еще в прошлом году треть пожертвований на Коминтерн приходили через доверенных господ из Третьего отделения царской Канцелярии?

— Мерде!

Новость несколько шокировала, хотя Рихард уже морально был готов к такому дерьму. В голове сразу выстроились цепочки, многие интересные и непонятные факты предстали совсем в другом цвете. Совершенно неожиданно вдруг вспомнилась история пятилетней давности с торжеством прогресса и справедливости в Италии. Многие тогда обрадовались, многие сочли чудом и победой интернационала, когда фашисты вдруг согласились выпустить из тюрьмы Антонио Грамши, причем уехал из страны он со всеми своими драгоценными тюремными тетрадями.

— Для революции нужны деньги. Капиталисты думают, что используют нас, а мы используем капиталистов.

— И царскую Охранку, — о Третьем отделении Рихард имел мнение сугубо непечатное. Одна из самых беспринципных и результативных спецслужб. Один из самых опасных врагов, успевший заработать жутковатую славу. Третье Отделение Николай Второй возродил заново сразу после войны. О статусе правах и возможностях организации говорили разное, но эти волкодавы подчинялись только царю, а серьезных провалов до сих пор не допускали. Корпус жандармов тоже отнюдь не ангелы, но они хоть действуют по закону, Третье отделение больше руководствовалось чувством справедливости.

— Как понимаю, русские нас больше не финансируют.

— Точно. Ручеек иссяк, как только мы начали формировать интербригады.

Глава 41

Норвежское море

17 мая 1940. Кирилл.

В рубке «Полтавы» непривычно тихо. Стоял запах кофе, под подволоком вился дым сигарет. Адмирал Макаров сидел с каменным выражением лица его взгляд был направлен на штурманский столик с картами. Контр-адмирал Милевский задумчиво курил трубку. Офицеры линкора и штабные старались зря не шуметь, даже команды отдавали тихим голосом. Хотя после заглушавшего все рева орудий давалось это нелегко.

Солнце плавно опускалось к морю. Волнение стихло. С мостика открывался фантастический вид на эскадру. Мачты и дымы до самого горизонта. В небе кружили патрульные самолеты. Грозное зрелище. Вот только Макарову было не до любования красотами и океанскими пейзажами. Адмирал переживал первое в жизни поражение.

Зазвенел телефон.

— Штаб адмирала Макарова, — Милевский первым схватил трубку.

— Хорошо. Продолжить наблюдение.

Выслушав рапорт, начальник штаба повернулся к командующему.

— Передача с гидроплана. Вторая эскадра держит курс на чистый ост. Четыре линкора, крейсера, эсминцы. Или отрезают нам путь к Фарерам и Шетландам, либо идут на соединение с быстроходной эскадрой.

— «Бородино» давно запрашивали?

— Четверть часа назад, Вадим Степанович. Без изменений. Идут на половине котлов. Шульгин обещает через два часа дать 23 узла.

— Добро. Проследите, Николай Адамович, как со всех подранков доложат готовность, увеличиваем ход и ложимся курсом на Берген. Главное, чтоб Лютьенс не отстал.

— У него эскадренный под тридцать. Придет первым все стоянки займет.

— Пусть занимает, как «Измаил» и «Бородино» до Киля проводит, так я его отпускаю.

— Так мы не идем в Ставангер? — полюбопытствовал капитан-лейтенант Кучкин.

— Берген ближе, там уже наша авиация обосновывается и ПВО организуют. Зайдем, пополним цистерны, люди отдохнут немного, а потом прямиком в Екатерининскую гавань. «Бородино» на Балтику, однозначно. Там заводы лучше. Боюсь, Шульгину котлы не латать, а менять придется. Молчит же Борис Капитонович, а у него небось люди с ног валятся и сам с мостика до Норвегии не уйдет.

Постепенно к адмиралу возвращалось настроение. Что ж, держать удар он научился еще в Морском корпусе. По очкам выигрывали русские. У англичан на два поврежденных авианосца больше. А возможно один вообще утонул. Вернувшиеся из последних налетов летчики докладывали, что видели только два авианосца. После плотного общения с «Бакланами» и «Штукас» оба дымили на полнеба.

Как все хорошо начиналось! Дерзкая атака двумя кораблями на эскадру имела все шансы на успех. К сожалению, госпожа-удача в очередной раз жеманно отвернулась и покрутила афедроном.

Авиационные специалисты Державина не смогли организовать полноценный массированный удар, да и не в их силах это было. Разрозненные налеты следовали один за другим, но через ПВО соединения к линкорам прорывались считанные единицы.