Елена Горелик - Закат империи
- Да, - на удивление спокойно ответила Галка, ласково проведя ладонью по его щеке. - Мы погибнем. Если у Франции не будет куда более серьёзных проблем, чем мы.
- Это нелёгкий выбор, любимая, - Джеймс обнял её. - Ты знаешь, чего я боюсь больше всего на свете. Без Сен-Доменга не сможешь жить ты. А я не смогу жить без тебя.
- Всем нам рано или поздно приходится делать нелёгкий выбор, мой милый. - Галка, несмотря ни на что, обожала эти моменты - когда, казалось, никто и ничто не может их разделить. Шутка ли - столько лет вместе. - Всем. Даже Жано в свои неполные восемь этого не избежал…
Женщина в мужской одежде и мальчик лет семи или восьми шли по городу. По красивому французскому городу, построенному в тысячах миль от Франции. Такое зрелище могло бы удивить жителей Фор-де-Франс, но не удивляло. Может быть, потому, что эту женщину видят здесь далеко не в первый раз?
Так же, как и в памятном семьдесят четвёртом, эта женщина навестила резиденцию губернатора. Распоряжался здесь уже не хорошо знакомый ей Жан-Шарль де Баас, а Шарль-Франсуа д'Анжен. Тоже очень хорошо знакомый ей персонаж. Шевалье д'Анжен, которому губернаторский пост достался в качестве компенсации за титул маркиза де Ментенон, отнятый королём и подаренный своей фаворитке мадам Скаррон, даже не пытался скрыть холодное недовольство неофициальным визитом генерала Сен-Доменга. Потому-то этот самый визит и не затянулся. А женщина, которую Фор-де-Франс в семьдесят четвёртом году видел победительницей знаменитого Рюйтера, невесело усмехнувшись, подозвала мальчика и отправилась на кладбище…
- "Франсуа Требютор, контр-адмирал Антильской эскадры. Погиб, защищая город", - громко прочитал Жано. - Ты рассказывала мне о нём. Он был героем?
- И героем, и пиратом, - грустно усмехнулась Галка, присаживаясь на нагретый солнцем камень. - И моим другом.
- Мам, а зачем ты привела меня сюда? - Жано прекрасно знал, что мама ничего просто так не делает, и задал неизбежный вопрос.
- Потому что ты должен знать… - у Галки от волнения перехватило горло. - Когда Франсуа погиб, я дала слово, что воспитаю его ребёнка как своего собственного… Ты и есть этот ребёнок, сынок.
Жано настолько не ожидал услышать это, что не удержался на ногах, сел на камень рядом с Галкой.
- А… кто моя мама? - едва слышно спросил он. - Она тоже умерла?
- Нет. - Самое трудное в таком деле - решиться. Галка же миновала эту черту. - Она жива. По крайней мере, была жива, когда передавала тебя мне.
- Но почему она меня оставила? - мальчик, справившись с первым потрясением, дрожал от непонятной, до сих пор неведомой ему обиды.
- Твои родители не были женаты, сынок. Она… наверное, испугалась, что если вернётся домой невенчанная, с ребёнком на руках, будет плохо и ей, и тебе. - Сейчас Галка погрешила против истины. Аннеке Бонт весьма недвусмысленно высказывалась, что хотела бы смерти своему сыну. В секретной шкатулке у неё лежал её письменный отказ. Но не вываливать же на голову восьмилетнего мальчишки ещё и такое? Он и так чуть не плачет. - Бюрократы, будь они неладны, тогда упёрлись рогом: или записывайте под фамилией матери, или под фамилией усыновителей. Поэтому ты Джон Френсис Эшби, а не Жан-Франсуа Требютор… И вот что, малыш… Я знаю, как тебе сейчас тяжело. Тебе решать, как нам всем быть дальше. Но что бы ты ни решил, знай: мы с отцом тебя любим, и ты навсегда останешься нашим сыном.
Жано, судорожно сглотнув, только молча кивнул.
"Весь в отца. Обеими ногами прочно стоит на земле, - подумала Галка. Без страха ходившая на абордажи, сейчас она до смерти боялась, что приёмный сын её оттолкнёт. Бывало ведь и такое, пусть и не с ней. - Но пусть он лучше узнает это от меня, чем от постороннего человека. И лучше сейчас…"
- Жано - истинный сын своего отца, Эли, - негромко проговорил Джеймс. - А Франсуа, насколько я помню, всегда отличался редкостным здравомыслием, когда речь шла о людях. Мне за него не страшно.
- А я боюсь, - призналась жёнушка. - В моей семье был похожий случай. У маминой двоюродной сестры с мужем не было детей. Хотели взять ребёнка из детского дома. А тут с их другом произошёл несчастный случай, он погиб. Его жена умерла в роддоме. Ну, тётушка с дядюшкой и решили удочерить девочку. Удочерили. До семнадцати лет всё было нормально, у девчонки разве только птичьего молока не было. А потом одна милая соседушка взяла и рассказала Вальке, что она приёмная. Да под таким соусом всё подала, будто у этой Вальки что-то украли… Ты не представляешь, что тут началось! - Галка с язвительной, но невесёлой усмешкой села за стол и, глядя в окно, продолжала: - В чём она родителей своих не обвиняла! "Вы мне никто, вы не имели права мне указывать, как жить!" Ну, и так далее… Знаешь, чем всё кончилось? Эта коза ушла из дому, связалась с какой-то развесёлой компанией, села на иглу…
- Куда она села? - не понял Джеймс.
- На наркотики. Потом попала в тюрьму. Вышла. О родителях тут же вспомнила: за деньгами явилась. Не одна, с приятелями. Эту душераздирающую сцену я наблюдала своими глазами. Мне самой уже восемнадцатый год шёл, и к таким вот…гм…красоткам я относилась крайне отрицательно. Да и сейчас отношение не лучше. А мы ведь тогда к тётушке в гости всем семейством заявились - отец, мать и я… Ага, милый, ты уже понял, что случилось дальше. Картина маслом: выдворение блудной дочери и её великолепной компании. Батя первый пошёл на конфликт. Ещё и я до кучи подпряглась. Короче, скандал был ещё тот… Нет, Джек. Я боюсь, но уверена, что поступила правильно. Жано должен был всё узнать от меня, а не от кого-то чужого.
- Не рановато ли? Ему ещё восьми нет.
- Жано умный парень. В отличие от моей, мягко выражаясь, кузинки он думает не только о себе.
- Это результат воспитания, Эли, - мягко улыбнулся Джеймс. - Джону повезло с матерью.
- И с отцом тоже, не надо прибедняться, милый.
- Эли, прошу, не изводи себя, - во взгляде и в голосе Эшби чувствовался укор. - С тех пор, как мы отправились в Европу, ты только об этом и думаешь.
- Да, ты прав. Так недолго с ума сойти. Всё равно пока домой не вернёмся…
- Лучше скажи, пришло ли письмо от Николаса?
- Ещё нет. Потому мы тут до сих пор и торчим, - вздохнула Галка.
- Зачем ты отправила его в Москву? Прости, Эли, я не верю в то, что ты сделала это без некоего умысла. - Джеймс хорошо изучил свою драгоценную и нисколько не сомневался в положительном ответе. - Знаешь, что я об этом думаю? Ты вознамерилась изменить историю своей родины. Убрать некое лицо или наоборот - вывести на первые роли человека, по неким причинам устранённого от власти в твоём мире. Я не берусь судить, насколько хороша или плоха была история России, которую ты учила в школе, но как ты можешь быть уверена, что внесенные не без твоей помощи изменения дадут лучший результат?
- Я не уверена, Джек, - слабо, почти беспомощно улыбнулась Галка. - Может, станет лучше. А может, я так всё напорчу, что останется только застрелиться от стыда. Одно я знаю точно: так, как раньше, уже не будет. Если, конечно, Николас сумеет довести эту операцию до конца.
- Эли, ты невыносима, - Джеймс рассмеялся, и его смех был полон горечи. - Почему ты никогда не довольна окружающим тебя миром?
- Как ты однажды сам сказал, милый - я самый неудобный человек на свете, - Галка откинулась на спинку стула. - Такие, как я, всё время идут по лезвию ножа, и не могут выжить иначе, кроме как изменяя мир… Кстати, Жано не из таких. Он, как и Франсуа, всегда будет встречать любое изменение в штыки.
- Но так же, как и Франсуа, всё равно пойдёт по новому пути…
4
"Задуманное исполнено, - думал господин посол. - По крайней мере, первая часть. Но стоит ли этому радоваться - не знаю".
Здешние жители не зря называют свою столицу "белокаменной". В этом Николас убедился ещё пятнадцать лет назад, когда приехал сюда впервые. И всюду церкви, церкви, церкви… Это почему-то напоминало Николасу Испанию. Насколько несхожи были между собой русские и испанцы, но две общие черты у этих народов предприимчивый голландец всё же подметил. И те, и другие были, на его взгляд, слишком набожны. И те, и другие верили, что они призваны совершать великие дела. Что ж, испанцы в своё время владели половиной мира. Сейчас их огромная империя рушится. Полномасштабной катастрофы - быстрого обрушения этой колоссальной постройки - испанцам удалось избежать, но Николас был уверен, что жить этой империи осталось недолго. Какие-то колонии отделятся сами, какие-то будут присвоены Францией, Голландией, Англией. Даже Сен-Доменгом. Мадам Эшби не откажется прирастить свою державу за счёт бесхозных испанских земель на континенте. Словом, демонтаж Испании и её возвращение в границы Пиренейского полуострова - дело времени. Русским же, по его мнению, ещё только предстояло создать свою империю. Но они явно к этому готовы. Царь Алексей и его сын Фёдор последовательно проводили политику присоединения пограничных земель и наращивания экономической мощи государства. В одной из последних бесед с умиравшим от чахотки Фёдором Алексеевичем Николас имел возможность убедиться: планы у молодого царя были вполне достойны империи. Выход к Балтийскому морю. Захват шведских прибрежных крепостей, постройка собственных портов, верфей, флота. Реорганизация и перевооружение армии. И, как явная необходимость для осуществления всего этого - изменение структуры государственного аппарата. Династия, опиравшаяся на "родовитых" - это не империя. Это именно царство с замашками внезапно разбогатевших провинциалов, и не более того. Наивысшим проявлением такого вот воинствующего захолустья по мнению Николаса была соседняя Польша. Месяцы переговоров в сейме, с огромным трудом собранные альянсы, десятки тысяч золотых, потраченных ради достижения нужного решения, могли разбиться о "Не позвалям!" какого-нибудь полуграмотного деревенского шляхтича, не успевшего пропить только саблю. И всё приходилось начинать сначала…
