Алексей Борисов - Смоленское направление. Книга 2
– Не буду я ничего писать. С этими весами и гирями торговал ещё мой дед, и дед его деда. Городишка этого не было, а гири были.
– Ну, если твой предок, стоял здесь, с римским лагерем тысячи лет назад, и гирьки настолько стары, то они, наверное, поистёрлись от времени. Трюггви! Иудея с гирьками и весами на лошадь, скачи в город, обязательно разыщи Беньямина, объясни суть проблемы, а если серебро не отдадут, то к старшине купцов. Похоже, нас хотят обворовать.
Ицхак позеленел от злости. Всё складывалось настолько удачно, что он уже обдумывал, куда вложить серебро. В соседней Венгрии шла война, а значит, пленников будут продавать по две марки за десяток. Он-то и серебро выменял на руднике, как раз за рабов, удачно приобретённых по дороге в Ратисбон. В далёкий Смоленск он ехать больше не собирался.
– Не надо тревожить Беньямина. Меня обвесили. Иудей всегда крайний. Я напишу письмо своему брату, в Краков. Он доложит необходимую сумму.
– Ты предлагаешь мне, рыскать по сгоревшему Кракову в поисках твоего брата, которого я в глаза не видел?
– Нет у меня с собой столько серебра! Клянусь!
Трюггви принял мешок с весами и гирьками, схватил Ицхака за шкирку, приподнял и усадил купца перед седлом. После этого пришпорил лошадь и галопом помчался в Оломоуц. Спустя час датчанин вернулся с мешком, но вместо Ицхака привёз недостающие деньги. Приказчики купца так и остались стоять с горшками, не зная, что делать.
В самом же купеческом доме шли разборки. Беньямин, как только увидел гирьки, которые привёз Трюггви, сразу всё понял, но сор из избы выносить не стал.
– Как ты мог? – Спросил купец у Ицхака, когда Трюггви покинул город.
– А что? Ты бы поступил иначе? Что толку от тех доспехов, когда их невозможно повторить? Кузнец даже дырку не сумел в пластине пробить. Пробойник затупился. А ровную толщину железа? Знаешь, что мне сказали?
– Что?
– Проще из свинца сделать золото, чем выковать такие латы.
– Значит, надо делать фальшивое золото. Но так примитивно, как сделал ты, я бы никогда, слышишь, никогда! Ты со своей необъятной жадностью поставил под угрозу весь наш план. Если торговый путь через Смоленск лопнет, то Венеция станет править в торговом мире. – Беньямин выпил воды, – а мы, пойдём к ним на поклон.
– Твоя ошибка, Беньямин, в том, что ты до сих пор мечтаешь о Земле обетованной. Тешишь себя иллюзиями, думаешь, что евреи смогут купить себе землю и жить как в давние времена.
– Да ты и вовсе дурак. Евреи тем и сильны, что у них есть мечта. О чём с тобой говорить? Вспомни, что сказал пророк Исайя: – 'И случится так в тот день, что раздастся трубный звук из большого рога. И они придут, те, что затерялись в землях Ассирии, и те, что были разбросаны по земле Египта. И они восславят Бога и святую гору в Иерусалиме'.[80]
– И ты думаешь, – с насмешкой спросил Ицхак, – что звук рога раздастся из Руси?
– Да. Я так думаю. Из всех неевреев, которых я знал, только Алексий подарил мне свитки Торы. Только в Смоленске я увидел, как уважают моих соплеменников. Пошёл вон, Ицхак. Проведи остаток дня в молитвах, ибо ты, чуть не зарезал курицу, несущую золотые яйца.
Ицхак вышел из комнатки, где с ним проводили беседу. Следовать советам Беньямина он не собирался. Наоборот, план, созревший у него ещё под Борисовым, жаждал исполнения. В Кракове жил его младший брат Цахи. Его лавка по обмену валюты, была ещё и своеобразным ломбардом. К нему и намеревался отправиться вороватый купец, дабы совместными усилиями уговорить Конрада напасть на посольский караван Гюнтера Штауфена. Серебро, перевозимое путниками, было великолепной приманкой для князя.
О притягательном металле думал и Беньямин. Карта района Кутна-Горы лежала перед ним с обозначенными красными точками предполагаемых шахт. В Йихлаву соваться уже было незачем, там всё поделено и кроме заброшенного рудника, приносящего больше расходов, чем прибыли, купить было нечего. Гюнтер заключил с ним договор, исходя из которого, иудей мог стать богатейшим купцом маркграфства Моравия. А право безпошлинной торговли для двадцати русских, давало лазейку, сопоставимую с шириной Дуная. Десятая часть добытого серебра, в виде налога, по 'горному праву'[81] отдавалась Вацлаву. Но это же Право предоставляло участки размером с город, а за всем уследить на такой территории, просто невозможно.
– Сделаем так: пакет в Италию повезёт Михаэль. Если уж хочет жениться на моей ненаглядной Лее, то пора и делом заняться. Глядишь, вымутит что-нибудь у Фридриха. А я, сегодня же пойду к Бруно, ах …, как десятину отдавать не хочется. – Беньямин свернул карту, поддел ножичком доску в стене и спрятал 'сокровище' в тайнике.
Шауенберг принял иудея в замке, в комнате, где всего несколько часов назад жили Гюнтер и Нюра. В воздухе ещё витал аромат духов, а на столе, перед окном, стоял забытый Павлом фонарь.
– Мне сказали, что ты искал со мной встречи, Беньямин. – Начал разговор Бруно.
Иудей кивнул в ответ, переминаясь с ноги на ногу. Присесть ему не предложили.
– У меня мало времени, говори.
– На Габерской тропе, что ведёт к Праге, есть маленькая деревенька, Градек. Хочу попытать счастья в поисках серебра.
– Хмм …, продолжай. – Епископ попытался вспомнить о деревне, в памяти ничего не всплывало, однако близкое расположение населённого пункта к Праге, давало ясно понять, что селение находится вне его юрисдикции.
– Это всё.
– Правда? А то, что иудеям не позволено иметь землю и копать руду? Это как?
Беньямин молчал. Епископ слыл умным человеком, должен был догадаться сам, что просил у него иудей. Пауза, наступившая в разговоре, продлилась недолго.
– Допустим, я найду нужного человека, который напишет прошение пражскому епископу. Допустим, при удачном стечении обстоятельств, этому человеку разрешат вырыть шахты, а Вацлав назначит своего урбурара.[82] Но, какой мне от этого прок, если даже пятая часть добываемого серебра не пойдёт на нужды церкви?
– Двадцатая часть будет в самый раз. – Вставил своё слово в монолог епископа Беньямин.
– Вот я и говорю, десятина, столь необходимая для строительства храмов, привозимая в Оломоуц, очень существенно поможет продвижению нашего вопроса. Присаживайся на лавку, в ногах правды нет.
Купец присел на краешек и решил обозначить один из самых щекотливых вопросов, от которого и зависила его будущая прибыль.
– Всё зависит от урбурара, он один из немногих, будет знать истинный размер …
– Ап-чхи! – Бруно чихнул, – суть просьбы понятна. Сколько потребуется времени на разведку шахт?
– Неделя, может две. Нужны горняки и охрана.
– Это понятно. А теперь, скажи мне, кого ты представляешь? На моей памяти, иудеи никогда не занимались добычей серебра, вернее, добывали, но немного другим путём.
– Гюнтер Штауфен.
– Я так и знал! Дьявол, – Бруно подпрыгнул, – Везде свой нос всунул. Походив вокруг стола, рассматривая стекло фонаря, епископ остановился.
– Я так понимаю, что вопрос финансирования мероприятия уже решён? Беньямин кивнул головой.
Разговор закончился через два часа. Гостислав, по приказу епископа, передал в распоряжение Беньямина своего кума Гануша, с лёгким сердцем избавившись от доносчика. Сам же иудей, с пергаментом снабжённым печатью отправился в купеческий дом, откуда спустя некоторое время выехал на телеге прикрытой рогожей. Будущий зятёк Михаэль управлял возжами, пытаясь выяснить у купца, куда тот так торопится, учитывая, что добраться до заката в Опаву, куда вела дорога – нереально[83].
Проехавши пяток вёрст, телега свернула к опушке и остановилась. Из-за дерева показался Павел, махнул рукой иудеям, призывая их подъехать поближе. Едва телега тронулась, как на опушку вышли пятеро датчан, контролируя дорогу в обе стороны. Их командир подошёл к возку.
– Лексей просил передать, что в Берестье, у хозяина постоялого двора, где вы жили, будет ждать всё необходимое для шахт оборудование. Серебро для первого этапа здесь, – Трюггви показал на зелённые сундуки, прикрытые лапником елей.
Михаэль только рот раскрыл, когда тяжёлые ящики погрузились на телегу. Будущий тесть отщёлкнул запоры, проверил груз и пожал руку рыцарю на прощанье. Увидеть подобный жест дружбы рыцаря и еврея, ему не удастся больше никогда в жизни. Посему и не расслышал, как на ухо, шёпотом, Трюггви сказал Беньямину: – Бруно слишком громко чихает при упоминании урбурара, а Гануша перекупи.
Датчане догнали нас уже к закату, в двадцати верстах от Опавы, где мы решили заночевать. Павлика сняли с лошади, и отрок еле сумел доковылять до палатки, а ведь ещё предстояло напоить скакуна. Урок верховой езды болью отдавался во всём теле. Признаться в том, что без стона и присесть невозможно, он постеснялся. Два раза Трюггви ловил его коня, когда оруженосец, не сумев справиться с управлением, оказывался на земле. Заметив его страданья, к отроку подошёл Свиртил, протягивая флягу с горьковатым настоем.
