Александр Белый - Рождение державы
– А я? – недоуменно спросил Лигачев.
– А ты берешь наш десяток из обозного сопровождения, собираешь весь этот шумный, недисциплинированный кагал и формируешь более-менее управляемое подразделение. Назначишь шестерых временных сотников, утвердишь десятников и с рассветом отправишься в Соколец.
Воистину, в Украине на булаву гетмана есть в каждом хуторе по два-три претендента. Не стоит удивляться абсолютной раздробленности и взаимной неприязни партий единой политической и идеологической направленности в той будущей жизни Украины двадцать первого века. Так и здесь получилось. Дай только казакам возможность самостоятельно определить и выделить из своей среды властных функционеров, получится пшик, если не подерутся, то разругаются точно. Пришлось к вечеру самому выезжать за город на выгон, где собралась вся моя банда, и все назначения проводить собственным решением. Однако очень хорошо, что приехал, у людей было много вопросов, отвечая на которые чуть не охрип. И, по-моему, всяческое их любопытство было удовлетворено полностью.
А рано утром мы попрощались, лейтенант Лигачев повел на юг, считай, целый казачий полк. Черкеса к нему назначил главным обозным, выделил ему три тысячи талеров и наказал вручить по пять сотен каждому из атаманов, в селах которых мы прошлый раз останавливались. Пять сотен татарских лошадок, на которых к нам прискакали казачки, так же приговорили продать, а на новых землях заводить только испанские да арабские породы. Из вырученных денег наказал две тысячи серебра передать пану куренному атаману, а также купить по две дюжины возов муки, разного зерна и соли.
Как и ранее договаривались, я со своим отрядом и, надеюсь, немаленьким обозом возвращаться в Соколец не буду. Написал Ивану записку, пусть сразу же выступает со всеми людьми на Хаджибей. А мне предстоит прорываться в Дикие земли, но уже через территорию Речи Посполитой.
По этой дороге чуть больше двух лет назад мы с отцом, дедом и десятком ближних казаков возвращались домой, в Каширы. За это время, казалось бы, ничего не изменилось: все тот же пыльный шлях, те же деревья по обочинам, разве что немного подросли. Встречные торговцы и крестьяне нашей процессии почтительно кланялись, а проезжавшие мимо казаки выкрикивали веселые приветствия. Некоторые попутчики, в том числе два казака из моих родных Кашир, составили нам компанию и поведали самые последние новости.
Слухи о моем неожиданном появлении в Украине с богатым и представительным сопровождением долетели даже в эти места еще неделю назад. Пани Анна (мачеха) и сестра Танюшка, когда мы исчезли, все глаза выплакали, особенно когда пан Иван Заремба донес слух обо мне и обо всем, что случилось. Поверили, что вернусь, когда из полона стали возвращаться выкупленные казаки, но пани Анна в трауре ходила по сегодняшний день. А сейчас они узнали, что молодой хозяин уже в Украине, и ожидали с нетерпением.
– А еще, – сказал старый седоусый казак дядька Павло, – был я третьего дня в Чернышах, так там о тебе, пан Михайло, только и разговору, заедешь к пану сотнику по пути домой или нет. Говорят, его домашние уже глаза выглядели, особенно самая малая, хе-хе, ждет тебя.
– Как ты думаешь, дядька Павло, имею я право порушить слово покойного отца родного или нет?
– Сын достойного родителя такого права не имеет.
– То-то и оно. Сейчас мы завернем в гости к пану Чернышевскому, а ты передай моим, что буду через три дня. И пусть к свадьбе готовятся.
Вскоре мы распрощались с попутчиками, но на повороте к Чернышам увидели новых двух соглядатаев, которые спешно подтягивали подпруги лошадей. Сначала оба направились к нам, затем, наверное, опознали меня, один из них развернулся и с места в карьер погнал свою лохматую «татарочку» в сторону села.
– Здрав будь, пан Михайло, здравии будьте, братья-товарищи. – Казак снял островерхую баранью шапку и, поклонившись, взмахнул оселедцем.
– И тебе здравствовать, пан Мыкита, – узнал молодого казака. – А то кто поскакал?
– А то Васька, брат мий, побежал упредить пана сотника, что вы завернули.
– Да как это мы могли не завернуть? Здесь невеста моя живет, или что-то не так?
– Так-то оно так, – почесал он затылок. – Да прошло больше двух лет…
– Что ты мелешь, Мыкита? Или, может быть, панночка меня уже не ждет?
– Ой! Ждет! Еще как ждет!
Расстояние от шляха в шесть верст лошади неспешным шагом одолели за какой-то час, и мы вступили на центральную улицу. Эта часть села была вся казацкой. За тын высыпали старые и молодые казаки, тетки и молодицы. Встречали нас доброжелательно, говорили приветливые слова, парубки смотрели на бойцов с завистью, а многие девчонки – с надеждой. Малые пацаны, размахивая деревянными саблями, бежали рядом, взбивая сапожками пыль, и кричали что-то несуразное. Особенно много народу собралось у широко распахнутых ворот усадьбы пана сотника.
На большом, высоком крыльце еще издали заметил хозяев, пана Степана и пани Марию Чернышевских. Рядом стоял их сын Иван, воин тоже знатный, его супруга Варвара с грудничком на руках и какие-то две молоденькие, стройные, симпатичные казачки, которые могли сорвать глаза любого живого мужчины. Обе были одеты в красиво вышитые разноцветными крестиками и свастиками[36] сорочки, корсетки и запаски[37]. На ногах черненькой были обуты красные сапожки, а светленькой – зеленые. Длинные косы обеих заплетены четверным батожком вместе с желтыми, белыми и синими лентами. А их украшения – мониста, сережки и перстни – были совсем даже не из кораллов, а сияли гранями настоящих драгоценных камней.
Только что-то моей миленькой, конопатенькой «лягушонки» не видно. А она мне так часто снилась…
Голова нашей колонны остановилась у ворот, а я заехал на широкий двор и спешился. Тут же подбежал казачок и выхватил из рук поводья, а моя берберийка по узаконенной привычке, оголив огромные зубы, вознамерилась немедленно его цапнуть. Но я был начеку.
– Но-но, Чайка! – легонько хлопнул по широко раздутым ноздрям. Затем снял с головы хвостатый шлем, прижал его к кирасе левой рукой, сделал шаг вперед, перекрестился и поклонился хозяевам: – Здравствуйте, тато! Здравствуйте, мамо! Нет у меня больше родителей, ими отныне прошу стать вас.
Как они среагировали, не заметил, ибо с крыльца сорвался и налетел на меня чернявый «вихрь»:
– Мишка-а-а! Это ты?! – Девчонка повисла на шее, чуть не задушила и стала осыпать поцелуями. – Как мы ждали тебя! Целых восемьсот дней!
– Танька. Танюшка! А ты как здесь оказалась? – Сестричка с самого детства носила европейские наряды, даже с пани Анной несколько раз ездила в Краков заказывать и шить, поэтому-то я ее и не узнал.
– А я знала! Я знала, что прежде, чем отправиться домой, ты сюда приедешь! Я уже здесь третий день, у-у-у-у, – зарыдала она, брызнув слезами.
– И-и-и-и, – рядом со мной, укрыв кулачками лицо, стояла и взахлеб плакала вторая, светленькая девчонка.
– Таня, – толкнул ее, – а это кто?
– Кто-кто, – она оглянулась и шмыгнула носом, – Любка!
– Это какая Любка? – с удивлением уставился на светленькую зеленоглазку с черными бровями-разлетайками и пушистыми ресницами, которые, правда, сейчас слиплись сосульками от слез. Это была совсем не та маленькая, нахальная и приставучая пиявка, которая от меня всегда чего-то требовала и при этом повторяла: «Ты мой зених». И не та, которую я потихоньку мутузил, давал подзатыльники, толкал в бок и трескал по попе. И снилась мне совсем другая девочка. Сейчас это была вполне сформировавшаяся юная девушка с тонкой, стройной фигурой, но со всеми необходимыми округлостями и выпуклостями в нужных местах. Оказалось, что лягушка обыкновенная превратилась в царевну.
– Любка, а где твои веснушки? – Она опустила на грудь кулачки, улыбнулась сквозь слезы и пожала плечами. Я ее аккуратно взял за талию, притянул к себе и поцеловал во влажные глаза. – Любушка, выходи за меня замуж, я из тебя сделаю царицу.
– Господи! – тихо сказала и уткнулась лбом в мою стальную черненую кирасу. – Я слышала о слове «счастье». Но только теперь знаю, что это такое.
– Кхе-кхе! – громко кашлянул пан сотник.
– Батько! Мамо! Благословите! – Я при всем народе упал на колени и потянул за собой Любку.
Затем мы целовали образы Спасителя и Матери Божьей, вязали с Любкой друг другу рушники (будущая теща сунула один в руки Татьяне, а та передала мне). Несмотря на недоумение и утверждение родителей о необходимости каких-то многодневных церемоний, затребовал свадьбу немедленно. Без смотрин, сговора и «спотыкания» невесты обошлись, а сватовство, как сказал будущий тесть, у нас состоялось почти шестнадцать лет назад. Но от выкупа за невесту никуда не делись, приказал пуд серебра высыпать казачьим семьям на расстеленную на площади скатерть, а пуд отправил к более стеснительной, но более многочисленной части селян – на крестьянский околоток. Обычно выкупные деньги являли собой мелкие медные гроши, но сейчас люди получили по полновесному серебряному талеру, а то и по два. Пусть помнят князя и его княжеский выкуп.
