Владимир Свержин - Внутренняя линия
— Злая судьба. Выходит, и по христианскому обычаю его не схоронили.
— Куда там… И останков найти не удалось. А зазноба его из тамошних, как люди говорят, руки на себя наложила — в озере утопилась.
Федор Згурский молча утер слезу.
— За что так Бог карает? Сыновей Елчанинов еще в смуту лишился, а теперь вот… Эх. — Федор махнул рукой. — А ведь он мне, почитай, как второй крестный отец. Может, от невенчанной любови у боярина Елчанинова родился кто — то?
Сын пожал плечами:
— По ту пору рыбари за судаками на озеро ходили, нашли у берега в корзинке дитя. Но его ли, нет… сие неведомо.
— Ты уж, Митюшка, разузнай. Если вдруг его, не оставь заботой.
— Все сделаю, как велишь. Да только что ж ты себя — то хоронишь, бока на перинах пролеживаешь? Встрепенись! Глянь, как бывало, чтоб аж пламенем обожгло! Возьми саблю харалужную. Ворог побит, да не изжит. Того и гляди — вновь отдышится, да и нагрянет. Кому как не тебе войско тогда вести?
— Царь велит — ты поведешь, а может, еще кто. Я уж стар для того. Верно меня пойми — не телом стар, душою. И друзья мои, и вороги уже в сырой земле лежат. Лишь матушка твоя да я из прежней жизни — то остались. Нынче все другое, все новое. Пора и мне уходить. За дядькой твоим Варравой, за князем Дмитрием Михайловичем, чье имя ты носишь. К другу моему, боярину Елчанинову… Мир праху праведных. А ты не тужи, Димитрий. Все своим чередом. Я и тебя, и сестер твоих взрастил, и деток ваших увидал. Теперь ваш срок жить, мой же — уходить. Так всем на роду написано.
— Всем? — переспросил Дмитрий, оглядываясь, плотно ли закрыта дверь. — А что это ты, батюшка, писцу сейчас сказывал, будто ты и не человек вовсе, а драконьего роду? И будто смерти ты неподвластен и вновь в сей мир вернешься?
— В сей, да не в сей. — В голосе Федора Згурского зазвучала сталь. — То, Димитрий, не твоего ума дело и не для тебя писано. А речи, которые ты сейчас урывком слышал, мне в дальнем краю еще до твоего рождения старец один говаривал. Может, колдун. А может, и демон. А может, — Федор замолчал и пожевал губами, — может, и впрямь дед мой, ежели не врет. Только вот оно какая закавыка: все прочее, о чем мне тот человек в стране Катай рассказал, сбылось один в один. Как по — писаному.
— Стало быть, и я драконьего племени? — В глазах молодого воеводы блеснул огонь.
— Тебе о том и думать негоже, — резко оборвал его отец. — Когда хочешь, иное послушай: тот же вещун толковал, что род наш к святому Георгию восходит. Вот об этом и думай.
— Как же так, батюшка? Как такое случиться может, чтоб единым разом и дракон, и драконоборец?
— Может. Ты верь слову моему. А ежели суждено тебе будет — и сам обо всем проведаешь.
А сейчас выслушай, сынок, волю мою. Когда помру, тело в землю не кладите. Положите в крипте — в святой земле под церковью, а в руки мне дайте те писания, что Мефодий со слов моих на бумагу перекладывает.
— К чему это, батюшка?
— Не спорь, раз говорю — значит, надо!
— А тело? Долго ли оно без погребения надлежащего пролежит?
— Верно глаголешь — недолго. Но чует мое сердце — едва я преставлюсь, придет сюда человек из чужой земли. Один или четверо их будет — того не ведаю. И в каком обличье — тоже знать не могу. Только захотят они схоронить меня.
— Не волнуйся отец, — рука Дмитрия крепко сжала эфес сабли, — не выдам.
— Клинком против них не отмашешься. Все одно, что солнцу метлой грозить. То не простые люди. И потому как скажут они, так и делай. Обещаешь мне?
— Перед святыми образами клянусь! На книге Божьей и на булате ратном!
— Вот и славно. Теперь и уходить можно. Доведу повесть мою до конца — и в путь.
Конец мая 1924Виконт сидел за столом в ампирном будуаре, ставшем вчера его кабинетом, и внимательно разглядывал арматюру — старинный щит, украшенный лавровым венком, изящно обвивавшим живописно сложенные за щитом мечи, копья, боевые трубы. После великой победы над императором Наполеоном обычай украшать стены, двери, мебель подобными образчиками военно — декоративного искусства был в моде у европейской аристократии.
Мастер — краснодеревщик, из — под резца которого вышел этот резной оружейный склад, потрудился на славу: утонченный вкус и четкость линий радовали взор. Но мысли доктора Деладоннеля были далеко, очень далеко.
— Джокер–3, прошу вас обратить внимание, — звучал в голове оперативника приятный, но требовательный женский голос, — профессор Дехтерев — настоящий фанат своего дела. Он вышел из небогатой семьи, проложил себе путь в науку собственным умом и огромным трудолюбием, и потому искренне считает, что всякий пролетарий, благодаря свершившейся в России социальной революции, готов завтра же идти той же дорогой, что и он. Профессора не стоит пробовать вербовать, взывая к ностальгическим чувствам по старым временам. Он человек науки и уверен, что будущее всегда лучше прошлого, а настоящее имеет невеликую цену.
— Может, какие — то слабости? Увлечения?
— У него довольно много увлечений. Любит кошек, собирает почтовые марки. Но он — русский интеллигент, порода нигде больше в мире не встречающаяся. Для профессора Дехтерева нет ничего выше того, что он считает истинным. Богатство, слава, власть, даже сама жизнь имеют цену лишь тогда, когда они совместимы с этим его пониманием истины. Так что нет смысла ни пытаться его подкупить, ни пробовать запугать.
— Тяжелый случай.
Высокая дверь с закрашенной белой краской летящей Никой приоткрылась, и в будуар мягкой неслышной походкой вошел Фен Бо.
— Вас хочет видеть товарищ Орлинский.
Виконт поднялся из — за стола:
— Передайте ему, что я сейчас занят. Мне надо повидаться с профессором по известному делу. Часа примерно через два я буду рад увидеться…
Фен Бо продолжал улыбаться, но, кажется, пропустил мимо ушей все, сказанное подопечным.
— Товарищ Орлинский велел не задерживаться.
— Я и не буду задерживаться. Как только окончу дела…
Виконт почувствовал, как железные пальцы ординарца
смыкаются чуть повыше локтя. Раньше, чем успел понять, что происходит, Нильс Кристенсен перехватил запястье противника, и с разворотом перешел на болевой прием. Не тут — то было! Моментально Фен Бо осел, крутанулся на месте, подхватывая доктора под колени. Джокер–3, не сопротивляясь, отпустил захваченную руку и обрушил удар на плечи у основания шеи китайца. Неуловимым движением тот повернулся, сбрасывая удар, и отскочил в сторону.
— Это школа Чжоу И, — обескураженно произнес Фен Бо. — Никто в Европе не знает об этой школе.
Красноармеец ощупал подопечного взглядом, точно сканируя.
— Вам кое — что известно о нашей медицине, но вы никогда не были в Китае. И вообще, — не спуская с доктора настороженных глаз, проговорил Фен Бо, — вы здесь чужой. Совсем чужой.
— Я приехал из Дании, — как — то невпопад ответил Виконт, понимая, что для собеседника весь его камуфляж шит белыми нитками.
— Нет, — продолжая изучать странного лекаря, тихо произнес «ординарец». — Вы знаете, о чем я.
С полминуты они смотрели друг на друга, не столько пытаясь одержать победу в битве взглядов, сколько гадая: что теперь делать, как выйти из сложившейся нелепой ситуации.
— В многознании много печали. Умножающий знание — умножает скорбь, — процитировал Экклесиаста Виконт.
— Капли делают чашу из камня, но всякая чрезмерная капля не утоляет жажду, а таит горечь. — Фен Бо поклонился. — Хорошо, я дам немного времени завершить ваше дело.
— Что у вас там происходит, Джокер–3?
— У меня здесь о — о–чень странный китаец.
— Что в нем странного?
— Ну, к примеру, он безошибочно опознает школу Чжоу И, до создания которой еще лет двадцать.
— Действительно, странно. Погодите, я сейчас сообщу лорду Баренсу.
Виконт поклонился в ответ, и в этот момент в голове его зазвучал мягкий, почти ласковый голос лукавого царедворца, которым Джордж Баренс умел сообщать самые неприятные известия.
— Здравствуй, мой мальчик. Мне доложили, что у тебя контакт со Встречными?[33]
— Похоже на то, милорд.
— И, как я понял, в самый неподходящий момент.
— Да, я только — только смог нормально подойти к Дехтереву, и тут, на тебе…
— Я так и думал. А скажи мне, Крис. Знаешь ли ты, почему я рекомендовал отправить на поиски лаборатории именно тебя?
— Потому что я похож на доктора Деладоннеля?
— Да, это тоже. Но главное другое. У тебя есть замечательный дар — вряд ли ты сам его осознаешь, но он присущ тебе так же, как ум и железная логика — Камдилу, а виртуозная находчивость — Лису.
— О чем вы, лорд Джордж?
— Ты попадаешь в волну, и тебя всегда несет в правильном направлении. Не берусь объяснить это с точки зрения здравого смысла, но я специально просматривал все отчеты о твоих выездах, и заявляю с полной уверенностью: это факт. Следовательно, мой дорогой, оставим до поры до времени выяснение природы Встречного. Действуй так, как получается. Главное, что лаборатория обнаружена. Если пожелаешь, можно возвращаться —
