Андрей Валентинов - Ола
– Та-а! Вижу! – бодро откликнулся шкипер. – Это не есть гууде. Это есть королевский галер «Санта-Клара»…
Санта-Клара!
Закрыл я глаза. Судьба, Начо! Сказано ведь – от святой Клары смерть мне приключится. И сон был – с кораблем под флагом кастильским. От Супремы ушел, от Эрмандады ушел – а от этого не уйти.
Поздно.
И нечего глаза закрывать!
Грохнула бомбарда, окутался густым дымом черный борт, заплескались над мачтами флажки цветные.
– Нет-нет! – воскликнул ван дер Грааф. – Мы не будем есть стоять на место, мы будем идти вперьед! Та-а!
– Вперед! – крикнул Дон Саладо, кинжал-страдиот из-за пояса выхватывая. – Вперед!
Ударил ветер в паруса, зашумел, стяг с именем Иисусовым развернул.
– Все будет хорошо, Игнасио, – тихо-тихо проговорила Инесса.
…Не своим голосом словно – Ее голосом, Той, что меня не оставить обещала. Или снова чудится мне?
Улыбнулся я, на лобастую поглядел. Ничего, Начо, ничего, Белый Идальго! И хуже умирают!
А черная галера все ближе, ветер флаг королевский колышет, а у борта шлемы блещут, острия пик сверкают. Да только не понадобятся им пики. Вон, бомбарды наводят, фитилями дымят…
Посмотрел я Смерти прямо в рожу, в черные жерла-глаза…
…И словно иные глаза увидел. Глядела мне в лицо Тень Ночная – фра Томазо Торквемада кривил белые губы.
Не уйдешь, Гевара!
И другие глаза – совиные, круглые. Качал головой дон Хуан де Фонсека, о своем лучшем шпионе сожалея.
Не уйдешь, Начо!
И адским пламенем горел взгляд его сиятельства Федерико де Кордова. Горел-смеялся хохотом бесовским. Или ты от С-силы Букв уйти думал, Игнас-сио?
Не уйдешь, не спас-сешься! И других не с-спас-сешь! Ты – Ола! Вс-сесожжение, горелые кос-сти на углях, кровь на алтаре…
Ола! Ола! Ола!
Не уйдешь, Начо. Не уйдешь!!!
– Отчего же идем мы столь медленно, сеньоры? – вопросил Дон Саладо. – Что мешает нам? Что не пускает?
– О, та-а! – подхватил шкипер. – Идем мы медленно, потому как велик груз. Очень велик есть! Та-а!
Хоть и не до того мне было, а все же удивился. Какой еще груз? И куда идти быстрее? Под ядра?
А сам прямо смотрю – на «Санта-Клару», на смерть мою. Уже прицелились канониры – ждут. Чтобы наверняка, чтобы сразу – в щепки, в кровавые клочья!
…ОЛА!!!
– Но что это за груз такой? – недоуменно покрутил головою рыцарь. – Не вижу я…
– А я вижу, сеньоры! – внезапно проговорила Инесса Новерадо. – Наши грехи! Они вниз тянут. А потому пред ликом Господа и Девы Пресвятой каюсь – грешна. И да простится мне!
– Грешен я, Господи! – подхватил Дон Саладо, руку вверх поднимая. – Прости меня, недостойного!
– Грешен! – проревел ван дер Грааф. – Грешен я, майне Гот, майне либер Гот! Прости меня, та-а!
– Грешен! Грешен! Грешен! Грешен! – прокатилось по кораблю.
А у меня губы льдом подернуло. Как сказать? Всех прочих я грешнее, и не семь узлов на платке шелковом тому виной, а я сам, крови чужой не боявшийся, трусивший, предававший…
И ненавидевший! Ненавидевший, смерти другим желавший. Врагам, убийцам, людоедам – но желавший. Мне тоже нужна была Ола – кровь на алтаре, плоть на красных углях…
Не желай смерти, Начо!
НЕ ВОЗЖЕЛАЙ ОЛЫ!
Сжала рука Инессы мои пальцы – и словно отпустило что-то.
– Грешен я, Господи, – прошептал. – Прости, если сможешь…
И ударили бомбарды – прямо в лицо, прямо в глаза!
– Отчего же так море далеко, Дон Саладо?
– Оттого, что летим мы, Начо. Ибо сброшен груз, свободны мы отныне от грехов, и пустил Господь нас в небо Свое!
– Но ведь мы живы?
Улыбается рыцарь, улыбается Инесса, смеется ван дер Грааф, старый волк морской, весело скалятся матросы. Конечно, живы, а как же иначе?
Потер я лицо, за волосы свои белые дернул. Никак и вправду – жив?
Поглядел я на Инессу – усмехнулась мне лобастая. Вперед посмотрел…
– А что там вдали, сеньоры? Никак земля? Переглянулись идальго со шкипером, переглянулись, кивнули.
– Это она, Терра Граале, Начо! – молвил Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада. – Земля Чаши Святой. Взгляни внимательнее, увидишь!
Протер я глаза, всмотрелся…
…И она была прекрасна!
4 января – 14 февраля 2000 г.
День святого Валентина
ИСТОЧНИКИ, ИНТЕРВЬЮ, ОТКЛИКИ
Х.А.Льоренте ИСТОРИЯ ИСПАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ (фрагменты)
Книга Льоренте давно уже считается классикой – и одновременно важнейшим источником по истории испанской инквизиции. Она ценна тем, что автор не только современник, но и участник событий. Вначале – деятельный сотрудник Супремы, а позже – приговоренный к тюремному заключению инквизиционным трибуналом, он после освобождения сумел собрать уникальный исторический материал и издать его в короткий период относительной свободы, наступивший в ходе Испанской революции. Печальный парадокс истории в том, что Льоренте был уверен: инквизиция – это уже прошлое. Но восстановленная в начале 1820-х годов Супрема продолжала сжигать еретиков и после смерти автора. Последний костер погас только в 1826 году.
Глава V. УЧРЕЖДЕНИЕ ТЕПЕРЕШНЕЙ ИНКВИЗИЦИИ В ИСПАНИИ
I. В главе III мы видели, каково было положение инквизиции в королевстве Арагонском, когда эта страна была соединена с Кастилией через брак Фердинанда с Изабеллой, по смерти Энрико IV. Трибунал инквизиции был тогда введен в эту монархию, подвергшись предварительно реформе посредством статутов и регламентов столь суровых, что арагонцы сильно воспротивились новому ярму, которое хотели на них наложить, хотя они давно привыкли переносить старое иго.
II. Это была та самая инквизиция, которая господствовала в Испании с 1481 года до нашего века; та самая, уничтожение которой во удовлетворение всей Европы мы видели; та самая, наконец, которая только что восстановлена, к великому сожалению всех испанцев, друзей просвещения, и историю которой я предпринял писать на основании документов, доставленных мне ее собственными архивами и переданными в мое распоряжение правительственным приказом.
III. Война с альбигойцами была предлогом, послужившим папам для учреждения прежней инквизиции. Что касается теперешней, то для введения ее послужила якобы необходимость наказать отступничество новообращенных испанских евреев.
IV. Важно заметить, что огромная торговля, которую вели испанские евреи, передала в течение XIV века в их руки наибольшую часть богатств полуострова и что они приобрели благодаря этому большую сипу и влияние на управление в Кастилии в царствование Альфонса XI [291], Педро I [292] и Генриха II [293] и в Арагоне при Педро II [294] и Хуане I [295].
V. Христиане, которые не могли с ними соперничать в промышленности, почти все стали их должниками, и зависть не замедлила сделать их врагами своих заимодавцев. Такое настроение было подстрекаемо и старательно поддерживаемо людьми, проникнутыми плохими, своекорыстными намерениями; в результате часто происходили ожесточенные споры, перебранки и народные волнения почти во всех городах двух королевств вплоть до Наварры.
VI. В 1391 году народная ярость умертвила в городах более пяти тысяч евреев. Было известно, что некоторые из них избегли смерти, сделавшись христианами. Другие в большом количестве искали спасения, подражая им, и церкви наполнились евреями обоего пола, всякого возраста и положения, которые спешили принять крещение. В короткое время более ста тысяч семейств, то есть, быть может, миллион человек, отказались от закона Моисеева, чтобы принять веру Иисуса Христа.
VII. Число обращений значительно возросло в течение первого десятилетия XV века благодаря рвению св. Висенте Ферреры и некоторых других миссионеров, которые в момент вышеупомянутого возмущения начали произносить проповеди против иудейского закона, чтобы побудить следовавших ему оставить его.
VIII. Им помогли происходившие в 1413 году знаменитые диспуты между некоторыми раввинами и обращенным евреем Иеронимо де Санта-Фе [296], врачом антипапы Педро де Луны, называвшего себя Бенедиктом XIII, в присутствии этого первосвященника, приехавшего в Тортосу.
IX. Все эти новообращенные евреи обозначались названием новых христиан, или новохристиан, потому что они лишь недавно приняли христианство. Народ звал их также обращенными, как переменивших веру, и исповедниками, потому что, делаясь христианами, они исповедали упразднение закона Моисеева.
X. Евреи между собою как бранное слово употребляли еврейское выражение мараны (marranos), происходящее от искажения слов маран-афа (maran-atha), что значит Господь наш пришел [297]. Вследствие этого не новохристиане (коренные христиане) из презрения называли новых христиан поколением маранов или проклятой расой.
XI. Наконец, им давали также имя евреев, потому что их смешивали еще с теми, которые не переставали быть евреями, и это обыкновение сделалось тем более всеобщим, чем число крещеных евреев, возвращавшихся к иудаизму, было более значительным.
