Андрей Архипов - Поветлужье
Когда же началась уборка хлеба, те же косцы пришли уже с просьбой приделать к косе грабли, чтобы и тут можно было работать литовкой. Дело в том, что за литовкой кошенина оставалась в перемешанном виде. Выбирать из такой мешанины стебли и вязать в снопы было очень несподручно. Пришлось вспомнить конструкцию, оставшуюся у него в сарае еще от деда, и над полотном литовки навесить деревянные грабельки с длинными зубами, через которые колосья укладывались на стерне в одну сторону. Знай иди следом, вяжи снопы да ставь их для просушки.
Подходили и с просьбой придумать что-то для молотьбы. Николай почесал в голове, нарисовал на земле прутиком что-то типа чурбана, усаженного деревянными зубьями, по концам которого торчали оглобли. Вот, мол, запряжете лошадь, попробуете такую молотягу в деле. А коли хотите что дельное, дайте время и договаривайтесь с плотниками, попробую их озадачить. А как сделают, подцепим это приспособление к водяному колесу. Только вот как вы снопы сюда довезете? Дороги торной нет, тропку натоптали и все, даже отяков на руках перетаскивали, а телеги их разбирали. Так-то вот. А на будущее вам надо что-то вроде конной жатки и молотилки одновременно. Попали вы, ребята, по адресу, всю жизнь этим занимался, но сам, увы, не могу сейчас — зимой разве что. Посмотрите на печь доменную, сможете за меня продолжить сие творение, пока я вашими делами заниматься буду? Вот именно...
Однако вечером неожиданно для Николая пришел Никифор, позвавший с собой плотников. Староста и объяснил удивленному кузнецу, почему в разгар страды отвлекает мастеровых. Дело в том, что с грабками уборка ускорилась почти в три раза. А с учетом того, что сломалась вторая пила и Любим отковал из нее и остатков первой еще четыре литовки, жатва стала даваться меньшей кровью. Как у переяславцев, так и отяков с нижнего гурта, которым передали две из семи литовок. Так что любое приспособление для молотьбы, которое мог бы измыслить Николай, по мнению Никифора, оправдывало отвлечение людей от уборки хлеба, не говоря уже о стройке.
Молотилку им Николай нарисовал, и делать ее начали, однако до ума довести не успели, потому что именно в этот день большинство отяцких отроков на работу и в школу не вышли. Что повлекло за собой проблемы, которые пришлось решать в более срочном порядке. Да что там говорить, даже некоторых из не ушедших в поход к черемисам новых дружинников Свара перехватил уже на дороге, жестами показав, что отпустит их за реку только после того, как те сдадут свои доспехи. Все вернулись обратно, однако нападали в учебных боях на своего учителя с таким остервенением, что тот под конец дня совсем измотался.
— А с Петром советовались? — вмешался в спор старост Николай.
— А як же, — кивнул Никифор, отмахиваясь от дыма костра, прянувшего в его сторону. — За старшего его воевода оставил. Токмо он одно ответил... Мол, силой принудить могу, коли желание есть, но воевода этого не одобрит. А измыслить нечто, абы распрю не вызвать, как Иван али Трофим могли бы сподобиться, не сумею. Голова не так устроена...
— Наблюдал я, как работаете вы... — задумчиво начал Николай. — И какая-то несуразность вылезает. Что-то не так вы делаете, а что... не уловлю. Вроде все почти как в моей деревне, но что-то глаз колет...
— Так общиной мы живем, и работаем также, — гулко отозвалась Фрося.
— Вот! Точно, — откликнулся кузнец. — Поля у вас не разбиты по участкам, межей нет. Так же, как у нас раньше было. А ведь должны быть?
— Ну да, должны, — кивнул Никифор. — Но мы поначалу решили пашню да огороды совместно обрабатывать, а урожай по едокам да рукам работным делить. Скотина же у каждого своя осталась. Иначе не выжить было, особенно тем, кто без мужей остался. Дома поднимали всем скопом, всем скопом и землицу обрабатывали. А соседи наши новые... у них как у всех, разве токмо распри свои общиной решают. И детишек своих забрали они, потому как каждый из них сам по себе выживает. Нам-то полегче работать совместно в общине...
— Так и работаете, небось, в полсилы, если на всех, а не на себя? — озадачился Николай.
— С чего бы это? — не понял староста. — Все на виду, людишек немного и друг друга зрят. А те, кто другим промыслом занимается, так и они своим прибытком али работой делятся. Мыслю, во веки вечные так не будет, но покамест народишко не ропщет. Да и живем в домах общих, как семьей одной. Как отделяться будет кто, так и надел выделим. В Сосновке вот каждому свой кусок земли дадим, потому что дома там помельче будут, на семью большую токмо. Однако выделим лишь тогда, егда такой желающий на себя возьмет вспоможение вдове какой-нибудь оказывать. К примеру, детишек ее на ноги поднимать согласится.
— Хм... с одной стороны, легче от урожая десятину ту же брать от таких да меж обездоленных делить, с другой — человеческое участие дорогого стоит. Да... В общем, коли жатку конную соорудим на следующий год, так и неча делить. Общинное поле гораздо легче проходить... Хотя добром такое совместное хозяйство может и не кончиться. Поначалу, когда свои все, да на виду, оно, может, и хорошо, а потом... А как поступаете, коли отлынивать кто начнет?
— Ха! За полями я была поставлена следить в прошлом годе, — усмехнулась Фрося, вынимая из углей котелок с какой-то заваренной травкой. — А у меня не забалуешь. Однако слышала, что на охотничка одного лень напала, было дело по первой зиме... Как ты его усовестил, Никифор?
— Да что уж там... урезали мы с Трофимом ему зерна к выдаче да обсказали всем из-за чего. Жинка его быстро в разум ввела, да и сам он опамятовал в тот же миг. А вот как с отяками быть... Не то что усовестить — объясниться толком не получается. Один Юсь борзо языком треплет со всеми, так его по молодости из них и не слушает никто. А ныне ни воеводы, ни Ивана, ни Пычея нет, чтобы в разум словами их ввести.
— А может, и не стоит словом-то? — протягивая Фросе первую попавшуюся глиняную емкость как пиалу для заваренной травы, высказал совет Николай.
— Это как же? — раздался хор голосов старост и Фомы, не вмешивающегося прежде в разговор.
— На стремлении к выгоде можно сыграть. Нижние за нами тянутся из благодарности за спасение свое. А верхние пойти-то под нас пошли, да живут каждый умом своим. Выдели пару литовок на вечер тем пацанам переяславским с Сосновки, что на работы ходят, — шумно втягивая горячий взвар, с чувством произнес кузнец. — А вечерком пусти их с полными возами сена — мол, днями накосили, а к дождям под навес свозим. А сена, мол, возить да возить, слушок такой через Юся пусти. Пусть расскажет всем, что пацаны эти накосили столько, сколь общинники впятером горбушами да серпами делают. И грабками, мол, хлеб с такой же скоростью убирают. Найдется столько сена и возов?
— Э... да найдутся, переяславские с новой веси скопом косили на дальнем лугу, — шумно выдохнул Никифор. — Не знают отяцкие о луге том. Так... вскроется потом. Да и пятерым не ровня тот, кто с литовкой.
— И пусть не ровня... А вскроется когда? Через полгода? Бабы ваши проболтаться не могут, языка не знают... — крякнул Николай, допивая взвар и стряхивая капли из посудины. — А через день-два тот слушок дойдет в нужные уши. Добавьте еще только, что литовки в следующем годе получат те, кто без перерыва на работах в Болотном был. Коли воевода осерчает, так и будет, кстати. И наблюдайте, как очередь выстраивается из тех, кто вернуться хочет.
— А коли не захотят отроков возвернуть? — с сомнением протянул Никифор.
— Дружинные-то остались, хоть и покобенились, значит, не все так плохо, — пожал Николай плечами. — А коли не вернут детишек, значит, совсем их прижало, помогать надобно... Хоть тех же воев отпустить в помощь.
— Юся беру на себя, — сказала, как отрезала, Фрося. — Хороший хлопчик, понятливый, лишнего не сболтнет. И ребяток выберу. А с тебя, Никифор, возы и сено. А ты, Николай, со Сварой потолкуй. Лучшие вои все как один к черемисам ушли, а оставшиеся все... ни рыба, ни мясо. Однако в помощь, глядишь, и сгодятся. А сам пусть вновь набранных готовит.
* * *
— Сподобились разрешения моего спросить, так? Коли память не изменяет мне, надысь вы не такие смирные да послушные были. — Свара оттолкнулся спиной от сруба, к которому перед этим прислонился, ожидая подходящую делегацию, и засунул пальцы рук за пояс. Перед ним, пряча взгляды и опустив головы, мялись дружинные, которым не терпелось отправиться за реку, чтобы помочь семьям с уборкой урожая. Оружные вои кряхтели, поглаживали бороды, но стоически молчали, явно готовясь не одну минуту выслушивать острого на язык Свару. Однако тот не стал на этот раз долго их высмеивать, придираясь к кривым рукам, неуклюжим телам и старым, но сопливым носам, а почти сразу свел свою речь к неожиданному предложению: — С уходом давешним вашим воевода разбираться будет, я же выскажу ему мнение свое, что таким косоруким не стоит меч доверять, а уж поступков, кои воинам под стать, ждать от вас вовсе не приходится. Кхм-м... Просили, однако, за вас... Ну, что же, для смердов самое то в землице копаться. Отпущу вас, токмо, абы меня скука не заела, принесите вы мне перед тем... Как у вас говорилось, отрок, про земли дальние? — обратился Свара к Тимке, который что-то обсуждал с Мстиславом внутри сруба.
