Мушкетерка - Лэйнофф Лили

— Ты сам-то себя слышишь? Замена коррупции еще большей коррупцией никак не поможет Франции. Смена власти имеет свою цену. Сколько невинных людей должны отдать свои жизни ради твоих амбиций?

— Каждая смерть — несчастье… но в данном случае это будет жертва ради великого блага. Неужели жизни попрошаек и бастардов — такая высокая цена?

Я усилием воли подавила горечь. В том, что сказала мне Арья в вечер после первого бала, была своя правда: защита короля и защита страны — это две разные цели. Но Этьену не нужна была революция ради народа. Он хотел революции ради себя самого.

— Кроме того, — он прочистил горло, — что касается первого вопроса. Моей любви к тебе. — Где-то внизу потрескивал лед на Сене. На моих ресницах застыли, превратившись в льдинки, непролитые слезы. — Я не планировал в тебя влюбляться, но это не означает, что мои чувства ненастоящие — разве надо тебе напоминать, что ты влюбилась в меня в точно такой же ситуации?

— Она вовсе не такая же! Мои действия были продиктованы не только личными интересами. Я выполняла последнюю волю отца, а кроме того… — У меня перехватило дыхание, слова застряли в горле. Я хотела сказать, что защищала свою страну, но эти слова ничего не значили. Потому что в конечном счете я ощущала свой долг перед «Мушкетерками Луны», перед мадам де Тревиль, перед Анри: они были моей семьей.

— Ты не обязана объясняться, — бархатным голосом произнес Этьен. — Это одна из черт, которые я люблю в тебе: твоя уверенность в том, что твои цели правильные. Хоть ты и не видишь других вариантов. Моих вариантов. Я в долгу перед твоим отцом: если бы он не настоял, чтобы тебя приняла мадам де Тревиль, мы бы никогда не встретились. — Этьен заговорил медленнее, потом остановился, его лицо сделалось задумчивым. — До этой самой зимы я ненавидел его. В каком-то смысле я и сейчас его ненавижу — он был чересчур умен, и это сослужило ему плохую службу. Он едва не раскрыл все, над чем мы работали. Он был так близок: ему удалось перехватить послание, которое я отправил дяде в Париж. Но твой отец совершил ошибку, решив, что мы ничего не заметим. Он не знал, что мы приняли меры, позволяющие обнаружить, если сообщения были скомпрометированы. Мы особым образом складывали листки, запечатывали конверты, размещали печати… Он даже не заподозрил, что приглашение в дом моего отца было ловушкой. Он рассчитывал, что проникнет в кабинет, выкрадет секретные документы и сам раскроет заговор, как будто он настоящий мушкетер! Наглец, каков наглец! У него, видишь ли, был план перевезти тебя и твою мать в Париж. Найти для тебя врачей получше, восстановить титул твоей матери. Это я тоже почерпнул из его писем. Но он не хотел ехать, не убедившись, что его семья не будет отвергнута. Кажется, он думал, что сумеет выслужиться, что королю и Мазарини ничего не останется, кроме как принять вас. — Этьен рассмеялся, и у меня иссякло терпение.

— Мой отец был прекрасным человеком! — крикнула я.

— Но теперь он мертв! — возразил он. Секунду спустя Этьен нежно обхватил ладонями мое лицо, хотя я пыталась его оттолкнуть. Виноватое выражение его глаз было таким знакомым, словно я перенеслась в воспоминания. — Зря я это сказал. Мне очень жаль, моя куколка, прошу, прости меня.

Перед моим внутренним взором возник образ отца, и сквозь зубы вырвался крик. Я сама не понимала, что это — рыдание или проклятие.

— Вот почему твой отец убил его. Мадам де Тревиль была права. Твой отец убил Papa, чтобы он не раскрыл заговор.

Мы стояли на мосту посреди города, и случайный наблюдатель, заметив, с каким нежным и пристальным вниманием Этьен смотрит на меня, мог бы подумать, что мы совершенно и бесповоротно предназначены друг другу. Совершенно и бесповоротно влюблены.

В этот самый момент я ненавидела его всеми фибрами души.

— Какое отношение имеет ко всему этому мой отец? — Этьен казался искренне удивленным.

— Самое прямое, — ответила я. — Он главный. Он сделал тебя таким.

— Ты думаешь, я следовал его приказам, как послушный сын? Думаешь, я опустился бы до того, чтобы прислуживать ему?

Каждый дюйм моего тела охватил холодный ужас.

— Что ты хочешь сказать?

— Я тебе не раз говорил: мы с отцом никогда не ладили. Он всегда был слабее меня. Слишком поглощен своими обязанностями перед нашим домом, нашей семьей, чтобы стремиться к чему-то большему и лучшему. Было несложно привлечь на свою сторону графа де Монлюка и остальных аристократов, преисполненных праведного гнева против короля, который ни на что не годен. Отцу ничего не оставалось, кроме как отойти в сторонку и наблюдать, как его сын готовит величайший заговор в истории страны. Он пытался повлиять на меня, даже приходил к Сорбонне, чтобы уговорить меня передумать… но он не готов был пойти на риск, что наш род прервется, просто выдав меня мушкетерам. В конце концов, я его наследник. Хотя, если бы я его послушал, все, что я получил бы после его смерти, — земли и деньги. Но чего они стоят без титула?

— Я не знаю, почему ты лжешь, но ты лжешь! — Мой голос стал резким, как взмах клинка. — Я знаю, ты лжешь! Все, что ты делаешь, — это ложь.

— Я всегда говорил тебе только правду. — Его губы продолжали шевелиться, но мою голову заполнил глухой гул, такой громкий, что я могла лишь читать по губам, пока последний смех отца эхом отдавался у меня в ушах. — Я сделал то, что должен был.

Глава тридцать третья

— Вытащи свою шпагу!

— Ты же не ждешь, что я…

— Вытаскивай! — Мои слова впивались в воздух, как змеиные клыки.

Этьен послушался, но его рука свободно повисла вдоль туловища. Он не стал принимать боевую стойку.

— Послушай, давай поговорим, — попросил он. — Давай немного остынем и попробуем порассуждать.

— Перед тем как все началась, мадам де Тревиль сказала мне кое-что. Хочешь знать, что именно? — прошептала я. Мой голос был гладким, как шелк, и твердым, как сталь.

— Я…

— Она сказала мне, — продолжила я, — не убивать Вердона. И я обещала. Таков мой долг, и я не хотела рисковать первым местом, где меня по-настоящему приняли, ради шанса перерезать горло убийце моего отца. Я уже разочаровала ее, едва не вынудила указать мне на дверь. И я не хотела рисковать снова. — Я чуть согнула колени и выставила руку так, как учил папа. — Но долг — это еще не все.

— Таня, я не хочу причинить тебе вред.

— Я обещала подчиняться приказам, — воскликнула я и почувствовала, как все внутри превращается в лед, еще более холодный, чем воздух снаружи. — Но я готова сделать исключение ради человека, который решил, что любит меня, после того как убил моего отца.

Неважно, сколько раз я пыталась отмахнуться от своего гнева, как я старалась не замечать его, давая мадам де Тревиль обещание, что не стану убивать Вердона. Раньше я никогда не жаждала крови. Но сейчас мне хотелось пролить его кровь.

Я сделала выпад. На краткий миг обе мои ноги оторвались от мостовой. Когда я приземлилась, ступни обожгла знакомая боль, раздался звон клинков. На лице Этьена отразилось изумление.

Сложная атака. Редублеман. Приз де фер. Балестра. Выпад. Голос отца в моих ушах называл каждый прием. Ритм поединка ускорялся, мои ноги топали по мостовой, сердце шумело в ушах, Этьен отвечал на все мои атаки простейшим парированием. Он только блокировал мои удары и ни разу не сделал ответного выпада.

— Дерись! — выкрикнула я. — Я вовсе не хрупкая вещица, какой ты хотел меня видеть. Я мушкетерка!

Отбив его клинок в сторону, я снова пошла в атаку, наблюдая, как меняется выражение его лица и он наконец дает отпор.

Началась настоящая схватка. Лунный свет отражался от наших клинков, холодный ветер резал кожу, пот стекал по моим щекам, как слезы. Ни один из нас больше не сдерживался.

Еще выпад. Атака уколом. Я задела его лицо, по скуле заструилась кровь.

Наши клинки со звоном столкнулись. Из металла вырвались искры, похожие на водопад сверкающих раскаленных звезд.